Гиви, боясь, что он неправильно понимает, посмотрел на сосредоточенную Дунико, убедился, что все понимает правильно, и, счастливо улыбнувшись, пошел прогонять вертолет…
Дуня проснулась первой. Прикрыв глаза, она прислушивалась к своему счастью и постигала его. И дело тут было, конечно, не в том, что эту ночь она провела не под Дамокловым мечом очередного букета. Она повернулась к Гиви, скинувшему одеяло.
Что такое осязание по сравнению со зрением! Если ночью Дуня лишь ощущала всем телом ласковую шерсть, то теперь, в первых свежих лучах солнца, на Гиви разгоралось все буйство осеннего леса: земля с подпалинами опавших листьев и первыми островками снега. И, глядя на своего черного с рыжинкой, тронутого сединой мужчину, Дуня вспомнила народную примету о приносящих счастье трехцветных кошках. С этой минуты ямочки надолго утвердились на щеках Евдокии.
Дуне захотелось созорничать. Из дальнего угла на грудь Гиви полетела цветочная булава. Гиви выругался и полез было под подушку за пистолетом, но услышав «Миллион, миллион, миллион алых роз…», заулыбался и радостно раскинул руки, чтобы принять летевшую вслед за букетом Дунико.
Именно в этот счастливый миг в Назарьино въехала сестра Лидия. Пыльное такси притормозило у дома Еремихи. Ошарашенная вопросом: «Где дом Пелагиады: Арбатовой», — Анжелика долго соображала:
— Так она ж в Казахстане…
— Я про дом спрашиваю.
Анжелика ткнула пальцем и спросила:
— А зачем?!
И потом долго глядела вслед машине, словно надеясь получить ответ.
— Черти чего! — доложила она бабке Еремихе. — Это почище вчерашнего Пиночета на вертолете.
— Чего? — спросила бабка.
- Да к Арбатовым гости на такси. Ну, дела!
Тем временем такси еще дважды останавливалось уточнять дорогу у людей, поживших поболе Анжелики. И они, прежде чем ответить, строго спрашивали:
— А где сама Пелагиада?
И сестра Лидия на всякий случай отвечала:
— По имеющимся у меня сведениям — она в Казахстане.
В это же утро генерал Гиви, не покидая постели, сделал Дуне предложение.
— То-то я видела, что ты дом прям как себе строишь, — довольно промурлыкала Дуня.
— Да? — удивился Гиви. — Черт его знает, а я думал, что только решился. Ну, тем лучше. Пойдем смотреть, как наш дом растет.
Лишь к полудню возлюбленные вступили на назарьинские улицы. Они шли, нежно взявшись за руки, и скромно здоровались с сельчанами. Вокруг Дуниных ямочек блуждал румянец, Гиви же смотрел с затаенным вызовом и втягивал живот, как в курсантские времена.
Все было по-людски и только сидевший на завалинке дед Степан решился покуражиться — послал внука за гармонью и сопроводил шествие:
Как боится седина моятвоего локона…
А потом отшвырнул в сердцах гармонь и подговорил внука бежать за «молодыми» и дразнить:
Пиночет, Пиночет,что ты слопал на обед?
Но Гиви подарил пацану надраенную пуговицу со звездой, и тот отвязался.
Их дом был заметен уже издалека. Солдатики доводили кровлю.
— Зачем нам такой большой дом? — вздохнула бездетная Дуня. — Только и знай, что убирай.
Бездетный генерал вздохнул и отшутился:
— Курортников пустим…
Перед портиком, у восточной колонны, на вытертом коврике сидела немолодая женщина в глубоком оцепенении.
— Кто это? — спросил Гиви удивленную Дуню.
— Не знаю. Не наша…
Гиви обошел ковер:
— Простите, уважаемая… Не могу я вам чем-нибудь помочь?
В ответ женщина только так же махнула рукой, как махал вчера Гиви, отправляя вертолет восвояси.
— Что вы делаете на моем дворе?! — поинтересовалась Евдокия, уперев кулаки в бока, а каблук в угол ковра.
— Капитан, почему посторонние на объекте? — в тон невесте спросил Гиви.
— Сектантка, товарищ генерал-майор! У их секты тут, вроде, алтарь, — капитан кивнул на портик.
Гиви побагровел:
— Та-ак… Это выходит, я для секты храм возвожу?!
— Я ж тебя просила снести этот портик к чертовой матери! — Дуня закусила губу, а все военнослужащие потупили глаза от такой фамильярности.
Гиви вздрогнул, как от удара.
— Старший сержант Приходько! — приказал он единственному известному ему по фамилии младшему командиру, — проводите гражданку домой.
— Есть. А которую?
— Обеих! — отрезал Курашвили. — Эту, — он указал на Дуню, — проводите. А ту отведите.
— Пойдемте, — объявил сержант Дуне.
И, осознавшая свою ошибку, полная раскаянья Евдокия, смиренно опустив голову, но раздувая ноздри, проделала в обратном направлении на глазах тех же людей весь пройденный с генералом путь, но уже в паре со стройбатовским сержантом. Собственное унижение смешивалось в ее душе с гордостью за Гиви.
Вознагражденный этим зрелищем дед Степан рванул меха и хриплым стариковским фальцетом задребезжал:
По своим штабам сиди,старенький, игровенький!Провожать-то не ходи,меня проводит новенький!
О-па, о-па, с колоннами хата.Заходите, парни, к нам, —Мы живем богато!
В эту ночь Осип Осинов долго не брался за перо. Он томился, слонялся по комнате, смотрел в окно, выходил на крыльцо, грыз ногти и думал о смерти. И наконец написал:
«Как птице в вакууме, так духу в бездуховности. Не может парить — не на что опереться.
Верх бескрылости птицы — яйцо. Святой Иоанн не дошел до предела — до железных птиц, бескрылых. До летающих железных яиц. Все это означает, во-первых: появление Антиназариев началось значительно ранее, чем я предполагал, еще с Острополера, на что насмешливо намекнул мне своим прилетом Пиночет.
Во-вторых: вылупление Пиночета из летающего железного яйца в Дунином дворе было мне шифрованным, сигналом о принятии Антиназарием новой роли. Безжалостное же утро этого дня бесстыдно указало, какой! Как же раньше, в лености своей, я недоумозаключил, что продолжение Пиночетом Мишкиного неназарьинского дома есть принятие от него не только антиназарьинской эстафетной палочки, но и цепи Гименея!
Сжав зубы, умозаключаю: минувший день был днем заполнения экологических ниш! Пиночет дозаполнил и расширил Мишкину нишу, а повторившее маршрут легендарной арбатовской арбы старое такси, сакраментально проколовшее на выезде баллон, привнесло первую особь в пустующую нишу Арбатовых.
Вывожу: еще до весны арбатовские скворечники заполнят бескрылые птицы! И будут они настолько чужероднее Арбатовых, насколько Пиночет демоничнее Мишки».
Глава 23
Четвертьрабы
А тем временем сильно прибавивший демоничности Мишель настолько устал от нее, что отменил вечерний прием и только тут обнаружил, что Осоавиахим заважничал. А важничал Осоавиахим уже несколько дней, с той самой минуты, когда обратил деньги за Пелагиадин дом в золотой массивный перстень-печатку с бриллиантами.
Выйдя из ювелирного магазина, Осоавиахим минут сорок ловил такси, за пятнадцать минут доехал до Санькиного общежития, приказал шоферу: «Чтоб ждал!» и важно прошел мимо вахтера, принявшего его за начальника сантехнического участка. Осоавиахим шел выправить себе родословную.
Перед Санькиной дверью Осоавиахим сунул в карман перстень и приготовил трешку. Студенты восприняли явление солидного Осоавиахима фатально:
— Кто не запер дверь?! — прошипел белобрысый, пока чернявый прятал бутылку. Бутылка никак не хотела стоять ровно.
— А, это ко мне, — успокоил Санька, отобрал бутылку у чернявого и поставил на стол: — Может, хватит на сегодня?
— Ты что? — хором возразили ему.
— И вправду! — подтвердил Осоавиахим, подсаживаясь. — Давай, Санька, выпьем, а то я по делу.
— Ну?
— Да тут такое дело, — вздохнул Осоавиахим. — Упущения у тебя имеются. Ты, видать, торопился, про Назаровых, Дерибасовых и Гуровых это у тебя, конечно, хорошо… А вот о появлении в селе фамилии Арбатовых ничего не объяснил, обидно мне… Сочини на троячок!
— О, хорошо! — белобрысый перехватил денежку. — У кого сколько?
— Так закрыто!
— У таксиста возьмем.
— Правильно, у циклопа!
— Ага! — поддержал Осоавиахим. — Правильно, парни. Вам это тут недалеко будет — меня как раз такси внизу ждет.
Тут Осоавиахим встретил оценивающий взгляд белобрысого и забеспокоился, что зря проболтался.
— Не хватает на циклопа, — белобрысый помахал трешкой и пачечкой рублей, — Санька, напрягись рублей на тринадцать! Давай, давай, тем более что этимология фамилий — это вообще мое! Ну?!
Загадочная «этимология фамилий» польстила Осоавиахиму — его здесь приняли не только за обеспеченного, но и за образованного. Он медленно надел перстень и сделал облагороженной рукой самый широкий (на 10 руб. 00 коп.) жест в своей жизни.
