— Ты мне потом обязательно всё на бумаге изложишь, Серёжа! Без суеты и спешки. А пока говори, как сочтёшь нужным! — подбодрил меня генерал подковёрных войск, — Своими словами и в той последовательности, как тебе видится здешняя ситуация!
Я сосредоточенно кивнул и чтобы как-то структурировать в голове нужную информацию, взялся за чашку с принесённым чаем. Вроде бы дед не настроен употребить меня на полдник, значит, торопить и подстёгивать не будет. Не давал я ему раньше никаких поводов, чтобы не доверять моим словам и оценкам. И острой нужды вводить меня в нервную духоту для потрошения хаотичными вопросами, у него тоже пока нет.
— Как скажете, товарищ генерал! — поставил я на журнальный столик пустую чашку, — Сейчас я изложу вам по памяти материалы двух уголовных дел, которые были в моём производстве. И некоторые свои соображения, которые остались за рамками этих дел. А развернутую справку-меморандум я буду готов предоставить вам через трое суток!
Я умолк и вопросительно глядя на генерал-лейтенанта Севостьянова, ждал его реакции. Больше всего опасаясь, что затребованные мною трое суток он урежет до двух. Или даже до одних.
Биться за указанные сроки я был готов до талого. Не брезгуя вульгарной симуляцией и ссылками на пострадавшую на недавних колчаковских фронтах со штабс-капитаном Губановым свою голову.
Из-за собственной обеспокоенности на данную шкурную тему, я поначалу не обратил внимания на пристально изучающий меня взгляд гэбиста. А заметив, не стал скрывать этого и отзеркалил деду уже своё лейтенантское недоумение.
— А скажи-ка мне, Серёжа! — уже не притворяясь добрым дедушкой, удавьим взглядом давил меня Григорий Трофимович, — Ты, случаем, не засланный к нам со стороны Антанты? Ты откуда такие мудрёные слова и обороты знаешь? Ведь насколько я в курсе твоей биографии, в «лесной школе» у нас ты не учился? И на курсах «Выстрела», тебя вроде бы, тоже никогда не было? Да и по твоему малому возрасту тебе там места не нашлось бы! А между тем, друг ты мой любезный, я уже не первый раз от тебя слышу то, о чем ты и понятия иметь не должен! Итак, еще раз, Серёжа, ты откуда такие мудрёные слова знаешь? И ты же их, дружок, не просто знаешь, ты ими оперируешь со всем сопутствующим пониманием! Кто ты, сынок, скажи мне?
Сука!!! Ему, этому мамонту и не надо изощряться, и извращаться. Колет, как дышит! Легко и, в самом прямом смысле, непринужденно. Всё правильно, на шелухе почти вся агентура и сыпется. Не на котлетах и даже не на гарнире. А именно на шелухе обычных семок, которые по пятнадцати копеек за стакан! Потому что невозможно ежесекундно семь на двадцать четыре быть Штирлицем. Хотя это совсем не тот случай. С дедом-то как раз можно было бы и поаккуратнее!
Все эти мысли пролетели в голове быстрее пули. Жевать сопли времени не было. Любую чушь нужно молоть, только не бздеть и не задумываться долго. Не верю я, что дедушка всерьёз меня жучит. Скорее всего, это он так развлекается. Тыкает электрическим током лягушонка в промежность и ждет, какие коленца тот станет выделывать. А, может, и не шутит он. Может, совмещает таким образом приятное с еще более приятным. Зверь, он и есть зверь! Матёрый и хищный. Живущий больше своими звериными рефлексами и инстинктами, нежели нормальными человеческими чувствами.
Пришлось в аварийном режиме изображать всамоделишнюю удивлённость услышанной несуразностью. Для этого я собрал губы в композицию «куриная жопа» и, насколько смог, приподнял плечи. Получилось это сделать почти до ушей.
— Если честно, товарищ генерал-лейтенант, я даже и не догадывался, что так мудрёно разговариваю. — Я, если что-то и знаю, то только то, что слышал от старших товарищей по службе, да еще от Паны Борисовны. Она же в прошлом разведчица! Может, от неё нахватался? Как вы считаете? Или от Эльвиры Юрьевны? — тупо таращась на Севостьянова преданными глазами, выдавал я вслух свои рассуждения, — Товарищ Клюйко всё-таки при Генеральном прокуроре работает! Точно, это я, наверное, от неё нахватался! — решительно кивнул я головой, останавливаясь на этой, как мне показалось, самой удобной версии. В любом случае, на поиск другой еще было надобно время.
— Ну фрукт же ты, Корнеев Сергей! — скривился цэковец, — Во-первых, даже в Центральном аппарате Генпрокуратуры не оперируют такими категориями и терминами, которые периодически из тебя вылетают! У них, лейтенант, другая специализация! И прекрати ты уже держать меня за болвана из старого еврейского преферанса, мой мальчик! «Товарищ Клюйко»! «Эльвира Юрьевна»! — зло передразнил меня ветеран-гэбэшник, не поленившись при этом погримасничать. Ты думаешь, я не знаю, кто Эльвиру пузом наградил⁈ Или думаешь, что о других твоих пассиях я ничего не знаю⁈ Я, лейтенант, имею привычку сначала крепко изучать людей, с которыми мне предстоит работать! И уж, если так случилось, что ты в моей команде, то будь уверен, что о тебе я знаю многое. Допускаю, что не всё, но многое! Усвоил?
— Так точно, товарищ генерал-лейтенант, очень хорошо усвоил! — сообразно текущему моменту подскочил я из своего кресла и стойкой «смирно» выразил раздраженному деду своё глубокое почтение.
— Ну я же просил тебя, Сергей! — недовольно поморщился генерал, — Ты думаешь, что я уже из ума выжил и, что меня можно так легко дурить? Спорить с тобой я не буду, пусть это на совести у тебя останется! — хмыкнул он и я понял, что дед решил меня пожалеть, — Но с бабами ты всё-таки будь поосторожнее! Поверь мне, лейтенант, на бабах, нашего брата сгорело больше, чем от водки! Пойми, Сергей, я многое готов понять, сам монахом в твои годы не был, но ты же целый табун баб развёл! Не мне, заслуженному коммунисту это говорить, но это же грех! Не боишься? — православный работник ЦК КПСС ткнул указательным пальцем в люстру, очевидно полагая, что где-то там же находится и иудейский бродяжка из Иерусалима.
Чтобы закрепить эффект увода деда со скользкой темы относительно некоторых моих специфических познаний, я решил резче качнуть маятник в противоположную сторону.
— Для меня, уважаемый Григорий Трофимович, женское тело, это прежде всего инструмент познания Божьего промысла! — тихо изрёк я, изобразив смирение на постном лице. — И блуд здесь вовсе не при чем! Я же комсомолец, товарищ генерал!
И тут же с удовлетворением отметил, что нужного результата я достиг. Лицо Севостьянова начало покрываться гневным румянцем.
А вот то, что он, как и Дорохов циклится на одном и том же, это очень плохо! Оба они почему-то, практически одинаковыми словами убеждают меня, что я для них слишком простоват и прозрачен, как пустая стеклотара. Надо осмыслить это дело на досуге. И сделать это следует, не откладывая в долгий ящик! Н-да…
— Так вот, что я хотел вам рассказать о пидарасах из нашего обкома, товарищ генерал-лейтенант! — решил я не допускать излишнего расстройства Григория Трофимовича…
Глава 21
Какие еще пидарасы? — с запинкой на самом стыдном из трёх слове, недовольно пророкотал Севостьянов, — И при чем здесь обком партии⁈ Ты в своём уме, Корнеев? Опять за старое⁈
Его добродушная расслабленность сменилась злой напряженностью на лице и сам он угрожающе подался вперёд.
— Ты, лейтенант, не забывайся! Ты изволь выбирать слова, когда речь идёт о нашей партии! Запомни раз и навсегда, Корнеев, мазать дерьмом коммунистическую партию тебе никто не позволит! С волчьим билетом вылетишь не только из комсомола, но и из МВД! — голос представителя Центрального Комитета уже звучал зловеще и никаких словесных манёвров с моей стороны не подразумевал. — Я думал, ты, как человек здравый, от своих побасенок уже отказался! И о своих грязных инсинуациях о секретаре обкома уже забыл!
В его глазах я увидел классовую обиду коммуниста, которая выглядела вполне настоящей.
Если бы я не был уверен в обратном, я бы ему поверил. Поверил бы в то, что этот мудрый дед и вправду не в курсе некого прискорбного, так сказать, факта. А именно того, что Второй секретарь обкома скрашивает свой досуг в обществе театральных содомитов. Более того, я также был уверен, что не будь этой пикантной детали, вряд ли московский генерал со Старой Площади был бы сейчас в этом доме. Не поехал бы он к тётке в глушь и почти что в Саратов. Еще я был убеждён, что никакая не уголовщина, связанная с водкой и спиртом, является причиной его здесь присутствия. У него в столице полно других забот, гораздо большего калибра, чем левый «самопляс» на периферийных землях страны советов. Пусть даже и в особо крупных размерах.
