заднему окну. Там кусты растут особенно густо – нас не заметят, – предложил Теодор. – Я вас подсажу, вы аккуратно раздвинете ветки и заглянете внутрь. Только грабли оставьте здесь.
Так они и сделали. Уже через минуту Николетт стояла почти вплотную к кустам. Крепкие руки обхватили её за талию и чуть приподняли. Уже второй раз за сегодня она оказалась плотно прижатой к крепкому мужскому телу. Первый раз Николетт почувствовала только испуг. Но теперь страха не было, зато ею завладел незнакомый трепет.
– Видно? – прошептал Теодор.
Видно ничего не было – сильно мешала растительность. Николетт подалась вперёд и раздвинула ветки.
– Там два человека, – наконец, разглядела она.
– Кто?
Хороший вопрос. Лицо одного не было видно – он стоял спиной. А вот второго, сидящего на софе, Николетт узнала и опешила:
– Папенька???
– Ваш отец? – не меньше удивился Теодор. – С кем он разговаривает?
– Не вижу.
Теодор обхватил её ещё плотнее, чтобы приподнять повыше. Трепет, который и без того сильно мешал делу, усилился. Там, где руки Теодора касались тела, было нестерпимо горячо. Николетт заёрзала, не в силах справиться с пугающими ощущениями, и Теодору пришлось балансировать, чтобы удержать её. Его нога вдруг начала скользить – видимо, угодила на мокрый после дождя участок земли. И не успела Николетт глазом моргнуть, как они оба оказались на траве.
Падение было стремительным, а приземление волнующим. Николетт снова ощутила упругость мужского тела, потому что оказалась сверху на Теодоре. Горячее дыхание, искрящиеся глаза, улыбающиеся губы. Вот уж где трепет разгулялся.
– Ой! – вырвалось у неё непроизвольно, хоть умом она и понимала, что надо молчать, чтобы не выдать себя тем, кто находится внутри беседки.
Но сложно молчать, когда вот так вот внезапно теряешь почву под ногами в прямом и переносном смысле. Возможно это её «ой» разрослось бы в настоящий визг, но ей не дали. Лишили возможность не только визжать, а и дышать. Губы Теодора, те, что только что улыбались, мягко шепнули:
– Тише, – и накрыли её губы…
– Мымумыммм… – попыталась промычать она, – …мммм… – получился только тихий стон.
Трепет с новой силой охватил всё существо.
Чуть позже Николетт поняла, что эта самоотверженная попытка Теодора заглушить её визг, была запоздалой. Те, кто находились внутри беседки (а один из них, между прочим, папенька) всё-таки услышали и сбежались на шум. К огромному изумлению Николетт вторым участником беседы оказался генерал Дидье.
Ой, что будет! Страшно было представить, какой гневной нравоучительной тирадой разразиться папенька, увидевший дочь в таком возмутительно пикантном положении. Теодор аккуратно поднял Николетт и как ни в чём не бывало объяснил отцу:
– Вот вышли с невестой на вечернюю прогулку, а потом… э… поскользнулись и упали.
Николетт с опаской подняла на папеньку взгляд, ожидая увидеть в его глазах громы и молнии. Но тот выглядел на удивление довольным, хоть для вида и чуть хмурил брови:
– Ох, молодость! – беззлобно погрозил он пальцем. – Ох, эти пылкие чувства!
Потом развернулся лицом к генералу Дидье и повторил, вкладывая в слова какой-то особый смысл:
– Ох, эти пылкие чувства, говорю.
Тот раздражённо втянул воздух и сверкнул разъярённым взглядом.
– Потрудитесь забыть дорогу в замок Рош-ди-Вуар, господин Дидье, – бросил ему Теодор.
Генерал развернулся и направился прочь. Правда, успел сделать лишь несколько шагов. Затем раздался глухой звук удара и отборные ругательства в адрес садовника, который разбрасывает, где попало грабли. Дальнейший путь генерал продолжил уже не так быстро и прихрамывая.
Но вскоре ему пришлось ещё раз изменить походку.
– Стой, кто идёт!? – зловещим басом поинтересовались из темноты ночи, заставив генерала сначала вздрогнуть, а затем припустить совсем не генеральским шагом.
Глава 43. Ранняя осень в лесу
Глава 43. Ранняя осень в лесу
Родители Теодора приехали в замок Рош-ди-Вуар за несколько часов до начала приёма. Инесс сразу нашла себе работу – проверить всё ли готово в бальной зале к танцевальному вечеру. И чтобы Доминик тем временем не заскучал, Теодор попросил Николетт провести для отца экскурсию по новоявленной галерее. Николетт ухватилась за это задание с превеликим энтузиазмом. По двум причинам: во-первых, ей нравился Доминик, и общение с ним доставляло удовольствие, а во-вторых, ей хотелось быть пока как можно дальше от Теодора.
А почему Николетт вдруг вздумала избегать хозяина замка? Потому что сегодняшней бессонной ночью она кое-что поняла для себя. Она лежала в постели и вспоминала свои вечерние шпионские похождения, которые неожиданно закончились поцелуем с Теодором. В тот трепетный момент она даже не осознала до конца, что произошло. События наслаивались одно на другое – слежка за «лазутчиком», неожиданно обнаруженный в беседке папенька, падение в траву с визгом, который Теодору пришлось заглушать необычным способом. Но ночью, в тишине своих покоев, Николетт осознала, что это был поцелуй. Её первый поцелуй с мужчиной. Такой волнительный, такой головокружительный, несмотря на то, что голове тем вечером и без поцелуя, конечно, было от чего пойти кругом.
Николетт считала себя реалисткой и не любила прятать голову в песок, а потому смело продолжила анализ своих чувств и впечатлений, и пришла к неутешительному выводу – она увлеклась Теодором. А если быть ещё честнее с самой собой – влюбилась. Как такая оказия могла приключиться с бдительной и осторожной Николетт, она не понимала. Но какое же это волшебное чувство – ощущать, как сильнее начинает биться сердце при одной мысли о сероглазом лорде. Хотя, сказать по правде, радоваться-то тут особо было нечему. Этот сероглазый лорд, каким бы не казался Николетт привлекательным, на самом деле тот ещё прохвост, не желающий даже думать о женитьбе. А от таких лордов благовоспитанным юным леди нужно держаться подальше, а не влюбляться в них. Но Николетт трудно будет держаться от него подальше, учитывая, что она работает писарем в его замке и, более того, должна изображать его невесту.
Противоречивые мысли мешали заснуть всю ночь. Снова и снова накатывала трепетная волна, при воспоминании, как губы Теодора касались её губ. Итогом ночных метаний стало решение – взять паузу всё обдумать. Попытаться пока держаться от хозяина замка подальше и посмотреть, что будет. Сможет ли Николетт подавить чувства и остаться беспристрастным работником или обречена на страдания от неразделённой любви? Страдания в планы не входили. И, хоть логика подсказывала, что к этому всё и идёт, никакой подавленности
