— Я ничего такого не заметил.
— А тебе и замечать особенно не надо. Нас интересует он не как картёжник, а как враг… как предатель. К ремесленнику присмотрись. Это жертва. Надо узнать, где он такие деньги достал.
— Ворует.
— Ну, конечно, не заработанные приносит… Ну, ты ещё об этом завтра поговоришь с Бураковым. Он утром зайдёт. Значит, помни: главное впереди, и будь все время осторожен. Малейшая ошибка, промах, лишнее слово — и все сорвётся.
— Сволочи они, товарищ майор. Иван Васильевич серьёзно сказал:
— Опасные сволочи, Миша. Враги…
— Противно быть около них…
— Понимаю, Миша. Может быть, посылать тебя к ним больше не стоит?
— Что вы, что вы, товарищ майор! Я не боюсь.
— Верно, Миша… Но будь осторожен А теперь иди спать. Утро вечера мудрёнее, как пословица говорит. Миша попрощался и ушёл к себе в кубрик. Как только за ним закрылась дверь, вошёл механик.
— Беспокоит меня эта история, Ваня, — сказал он.
— Какая история?
— Да с Мишей…
— А что?
— Даёшь ему поручения какие-то, наверно опасные. Не попал бы он в беду… Хорошего парня — и вдруг в опасные истории…
— Именно хорошего. Плохого нельзя… Мы ещё не все распутали. В это дело оказались втянутыми воры, мальчишки. Их используют немцы. Со взрослыми они не будут водиться. Поэтому я и послал к ним Мишу.
— Но почему Мишу?
— Потому что он надёжный и умный парень. Сознательно к делу относится. Наблюдательный. С хорошей памятью и со смекалкой. У него есть два приятеля; ребята неплохие, но слишком увлекающиеся, — обязательно перестараются, пересолят… А здесь, Коля, игра идёт оч-чень серьёзная…
— Я все понимаю, но неужели у тебя нет людей?
— Люди есть, и люди работают. Алексеев делает маленькое дело. Только один узелок развязывает, но этот узелок важный и ответственный. Не беспокойся, Коля, мы с него глаз не спускаем. В обиду не дадим.
14. Тайна противогаза
Иван Васильевич вернулся к себе в кабинет около пяти часов утра и сразу позвонил Буракову.
— Трифонов не вернулся? — спросил он, когда вошёл заспанный помощник.
— Никак нет, товарищ майор. Звонил он часа три тому назад. Сообщил, что последнюю поездку за хлебом делает.
— Больше новостей у вас нет?
— Алексеев благополучно вернулся на судно.
— Алексеева я видел. Надо будет выписать пару часов и завтра утром под расписку передать ему. Пускай он продаст их Брюнету. Ворьё будет думать, что часы краденые. Нужно проинструктировать его основательно.
— Есть!
Бураков вышел. Иван Васильевич сед за стол и начал просматривать документы. За эти несколько дней много было сделано.
Теперь он был уверен, что находится на верном пути и главные нити немецкой провокации с газовой атакой у него в руках. Почти все предатели уже известны, но это все второстепенные лица — исполнители. Где-то за ними скрывается обер-бандит, и даже установлена его кличка — Тарантул, но кто он и где скрывается, — неизвестно. Ивана Васильевича беспокоило одно: вдруг немцы назначат час штурма, и тогда придётся поторопиться, захватить мелочь, чтобы сорвать немецкую операцию с аммиаком, а Тарантул может ускользнуть.
Иван Васильевич ещё раз перечитал рапорт Трифонова о противогазе. Это был вторичный сигнал. Противогаз играл какую-то роль у банды, но не как противогаз. Трифонов был опытный, способный и наблюдательный разведчик и не мог ошибиться, придавая такое значение обыкновенному противогазу. Если противогаз или сумка его использовались немцами для хранения, переноса документов, оружия или чего-нибудь вроде этого, то это была удачная мысль. Почти все ленинградцы носили противогазы.
* * *После третьего оползня у ребят пропала всякая надежда своими силами выбраться из подвала. Куча мусора под окном значительно выросла. Мальчики, стоя на битых кирпичах, которые они выгребли, уже свободно доставали до окна, но силы таяли, и работать становилось все труднее и труднее. Главное — они не знали, сколько же там за окном навалено этого мусора.
— Хорошо все-таки, когда люди вокруг, — сказал Стёпа после долгого молчания. — В прошлом году, помнишь, я тоже в подвале сидел, когда нас бомбой завалило. Воды по колено, думали — утонем; мертвецы кругом, а все-таки много живых людей было… И ничего. Я нисколько не боялся. Николай Васильевич тогда все подбадривал нас. Говорил, что не надо робеть, что потом, когда на свет вылезем из могилы, лучше жить станем.
— Никто не знает, что мы здесь, — глухо сказал Вася.
— Пускай не знают. Придёт же он за противогазами? Не бросит их совсем. Как только услышим, что он идёт, мы сразу в угол спрячемся. А когда пройдёт к ящику, мы сразу дверь цоп… закроем.
— Зачем?
— Майору позвоним, — продолжал Стёпа. — И пускай он его, голубчика, тут накроет.
— А может, и не надо накрывать?
— Ну, тогда просто уйдём, — согласился Стёпа.
— А когда он придёт? Может, через неделю.
— Ну так что?
— Ого! Неделю здесь сидеть? С голоду сдохнем.
— Человек может двадцать дней не есть и не пить.
— Кто тебе сказал?
— Я читал. Так, разговаривая, они сидели на куче мусора.
— А вдруг нас Миша выручит?
— Откуда он узнает?
— Мы же сегодня сюда собирались. Узнает, что мы домой не вернулись, и придёт.
— Когда узнает-то? Я замёрз, Стёпа.
— Побегай. Или давай покопаем ещё…
— У меня пальцы болят… Пощупай, как распухли.
— Ничего. До свадьбы заживут.
Надежда выбраться на свободу вспыхнула снова. Ребята залезли на кучу и с остервенением принялись за работу. Подвал наполнился шорохом, ударами падающих обломков кирпича, и за этим шумом мальчики не услышали приближающихся шагов.
— Руки вверх! Ребята оглянулись. Луч фонаря ослепил, но дуло пистолета, направленное на них, они разглядели.
— Ну, живо! Руки вверх! Руки сами потянулись вверх.
— Три шага вперёд!
Ребята сошли с кучи.
— Ложитесь лицом вниз.
Ребята, как подкошенные, шлёпнулись на пол и замерли. Луч скользнул в сторону, обшарил все углы подвала и вновь остановился на мальчиках, уткнувшихся носами в пол. Затем Стела, а за ним и Вася почувствовали, как рука обшарила их карманы, сняла и надела фуражки.
— Оружие есть?
— Нету… ничего нету.
Ребята, стараясь не опускать рук, поднялись. Луч светил прямо в лицо, и они ничего не видели.
— Что вы тут делаете?
— Дяденька, мы тут только играли… Мы играли в фашистов и коммунистов…
— начал придумывать Стёпа. — Ну вот, мы играли, и нас ребята заперли здесь. Мы хотели выбраться. Нет, правда. Посмотрите сами, сколько мусору выкопали… Вон там…
Стёпа хотел показать рукой на кучу мусора, но вспомнил про пистолет и сейчас же поднял руку.
— Руки можно опустить.
Фонарик приблизился к самому носу сначала Стёпы, затем Васи.
— Как тебя зовут?
— Меня или его? — переспросил Стёпа, выгадывая время, чтобы успеть придумать себе имя.
— Тебя.
— Меня зовут Шурка, а его Петька.
— Врёшь.
— Нет, я не вру. Спросите хоть его… Вася молчал. От неожиданности и страха он до сих пор не мог прийти в себя.
— Где ты живёшь?
— Мы живём недалеко тут… улицы три подальше, если на трамвае ехать… в обратную сторону.
— Как она называется?
— Обыкновенно как…
Стёпа попал впросак. Он не знал ни одной улицы в этом районе, а врать нужно было правдоподобно, — незнакомец мог легко установить правду.
— Как улица называется? — повторил он вопрос.
— Дяденька, я забыл. Вы меня так напугали, что я даже забыл. Нет, вспомнил. Проспект Газа…
— Опять врёшь. Как же все-таки вы сюда попали?
— Я же говорю, мы играли, — начал было Стёпа, прижимая руки к груди.
— Довольно врать! — перебил его незнакомец. — Где-то я видел вас… Отвечай-ка правду. Три дня тому назад вы не дежурили на огородах, в Старой Деревне?
— Нет… Первый раз слышу.
— С вами был ещё третий, Миша Алексеев. Ребята переглянулись. Вася начал приходить в себя и, как говорят, обрёл дар слова.
— Что вы, дядя! В Старой Деревне? Так далеко нас мама не пустит. — сказал он, вытирая нос.
— Ну, тогда придётся о себе напомнить, — сказал незнакомец. — Вспомните-ка… Утром вам продукты привёз один шофёр. Вы его за диверсанта приняли…
С этими словами незнакомец перевёл луч света на своё лицо. Ребята сразу узнали его, и, когда луч фонарика снова осветил их перемазанные лица, они радостно улыбались.
— Ой, дядя… Как вы нас напугали!
— Я думал, что вы тот… — сказал Стёпа. — Вот, думаю, крышка нам…
— Ну, а теперь приведите себя в порядок, отряхнитесь и рассказывайте, как вы сюда попали.
