горный воздух пока не дали обещанного результата. Конечно, когда Женя демонстрировал свое непонимание детей и свое неумение с ними обращаться — как в той сценке в очереди на склад, — это было смешно, и только. Но Женя слишком часто и громко выражал свое презрение к «чадоп’гоизводству» и неприязнь к детям, например к Саньке, сыну кузины Лены от прежнего ее брака, что и послужило главной причиной предстоящего развода. И теперь, когда беременность Лили уже почти что факт…
— Он требует от нее аборта, — подтвердила догадки Вадима Света. — Она приходила советоваться. Рыдала…
— Да-а… — протянул Вадим. — Но ты все-таки не лезь особо в их дела. Разберутся.
4
А на следующий день пропал Мотя. То есть с утра-то он был. Позавтракал в столовой и начал слоняться. Посидел у Светы на работе с полчаса, потом зашел к Вадиму и стал его уговаривать прогуляться в горы. Вадим работал — считал на бухгалтерской машинке коэффициенты корреляции, вытанцовывалось что-то любопытное, и он уклонился. Лиля с утра не показывалась из Жениной комнаты, и на Мотю это открытое нарушение внешних хотя бы приличий действовало тягостно — он буквально не находил себе места, говоря в то же время о чем угодно, но только не об этом. В обед его тоже видели в столовой. А после обеда уже никто не видел. Хватились его вечером, в сумерки, когда Лиля и Женя вышли наконец из своего заточения и изъявили желание попить чай у Орешкиных. Уже усаживались, когда Света вспомнила:
— А как же Мотя? Надо и его позвать.
Женя сморщился. Лиля махнула рукой.
— Захочет, сам прибежит, не маленький.
— Нет, нет, — сказал Вадим, — так нельзя. Лиля, пойди и приведи.
Лиля нерешительно встала, взглянула на Женю, сосредоточенно жующего урючину, пожала плечами и вышла. Через минуту вернулась, сказала с облегчением:
— Нет его. Наверное, у Чесноковых чаевничает.
— Чесноковы в Душанбе, — отозвалась Света. — Утром улетели.
— Куда же он мог деться? — озадаченно спросил Вадим.
— Мало ли… — сморщился опять Женя. — Вадим, извини, но Лиля права: ее брат — взрослый человек.
— А если он в горы полез? — Сказав это, Вадим тут же вспомнил, что именно в горы его и звал сегодня Мотя.
— Как залезет, так и слезет! — сказал Женя и усмехнулся.
Пили чай, но чаепитие получилось напряженным. Лиля ушла с Женей. Женя был сегодня к ней милостив, и ей было этого достаточно.
Мотя не появлялся. Вадим несколько раз заходил к нему — Мотя оставил дверь незапертой — включал свет и осматривал комнаты, силясь понять, куда мог направиться ошалевший от безделья, одиночества и нерешенных проблем Мотя Шрайбин. Самое странное было то, что верхняя одежда и ботинки пропавшего были дома.
Наконец не выдержал и пошел к Жилину, заместителю Саркисова по хозяйственной части, недавно вернувшемуся из отпуска. Тот еще не лег и встретил Вадима, раскрыв объятья.
— А, редкий гость, заходи, заходи, выпьем по стакану.
Но сразу стал серьезным, узнав, в чем дело, даже обругал Вадима, что тянул, не пришел раньше.
— Надо по домам искать, а многие уже легли.
— А где легли — туда зачем же?
— Как раз туда и надо. Коли его сестрица тут не теряется, чего ж брату отставать. — Илья Лукьянович подмигнул: все, мол, знаю, все вижу.
— Если б так, то и не надо бы его искать, — протянул задумчиво Вадим, — но только он не у бабы. Не мог он. Он все в горы сегодня рвался, меня звал, да я не пошел.
Жилин оделся.
— Пошли!
Вышел и сразу завел мотор «уазика», стоящего радиатором почти впритык к входной двери маленького, но уютного домика завхоза. Вадим сел рядом.
— Куда? — спросил Вадим.
— Сегодня были душанбинские геодезисты, там полно молоденьких девок. Они на том берегу, у заброшенного кишлака стоят. Он мог с ними увязаться.
Вадим усомнился, но промолчал.
В лагере геодезистов догорал костер, у которого сидели два бородатых полуночника, один — с гитарой. Они даже не пошевелились, когда из-за скалы на них, натужно урча и освещая все вокруг мощными фарами, выскочил «уазик».
— Вов! Не привозили ваши девки сегодня мужика с базы?
— Сегодня — нет, — отозвался тот, что с гитарой. — А что, у вас уже и мужики появились?
— Только у нас и есть, — поддержал юмор Жилин. — Этот, правда, плюгав маленько, но так-то ничего, башковитый, Мотей зовут.
— О таких даже и не слыхали…
Из палаток, кутаясь в ватники, показались женщины.
— Илья Лукьянович! Какой гость! В кои-то веки. Садитесь. Налить вам?
Жилин смеялся, каждую за плечико подержал ласково, со значением, те так и льнули. Вадим только глазами хлопал: ай да Жилин, вот тебе и пятьдесят лет.
— Нет, нет, девоньки, некогда. Мужичка нашего не припрятали тут?
Он неожиданно посветил фонариком в одну из палаток, заглянул. Там кто-то взвизгнул.
— Да что вы, Илья Лукьянович, откуда у нас найтись мужикам? А если найдете — присылайте. И сами приезжайте. А то совсем забыли нас, — хихикали заспанные закутанные девицы, с интересом косясь и на Вадима.
Жилин развернул «уазик» и ринулся по серпантину вниз. На крутых поворотах фары почти бесполезно светили в черноту долины, ибо дорога торопливо убегала за глинистый или скальный выступ. Было ясное предчувствие скорого и неминуемого полета в бездну, тем более что Жилин непрерывно болтал, даже жестикулировал в темноте кабины.
— Да, а может, ты и прав. У нас в год-два раз обязательно лезет кто-нибудь на нашу Далилу. А она только снизу такая пологая да мирная. Там такие скалы да обрывы — костей не соберешь, если что. Если, к примеру, ночью там шарашиться. Вот идиоты. Ну, неймется, кровь играет — иди к бабе, напейся, в конце концов. Зачем же на гору лезть? Ну, давай посмотрим.
Он остановился на обочине шоссе — они уже подъезжали к обсерватории — и выносной фарой стал шарить по склону гнейсового купола, вздымающегося ввысь почти что от забора. Мигнул несколько раз светом, потом выключил фару. Минуту они смотрели вверх, в черноту, закрывающую на полнеба свет ярких памирских звезд. Прислушались. Но шансов услышать что-то было мало — Рыжая река шумела, как аплодисменты в огромном амфитеатре.
— Вот что, — сказал Жилин. — Если не совсем он дурак, братец лютиковской нынешней зазнобы, он в темноте рыпаться не будет — это верная смерть. И найти его сейчас… Я знаю, он некурящий, значит, спичек у него нет. Значит, так: идем спать. Завтра с рассветом — это в полшестого примерно — иди искать, если хочешь. Хотя — увидишь, сам прибежит. Переночевать там без огня в это время года — это, скажу тебе, впечатление для вашего брата интеллигента. Ну, а если до семи не
