— Я много работал на маленьких станциях, в провинции. Нельзя терять форму.
— Ага, — произнес Баруздин. — Здесь — не маленькая станция. Мы здесь — почти в столице.
— Да, — сказал Валентин, — я в курсе. Это меня и привлекает.
— Где вы работали последнее время?
— В Нижнем Новгороде. «Мак и Лафлин хитс». — Это было вранье чистой воды, проверка на вшивость — и Баруздин ее с блеском провалил.
— Звучит солидно… Значит, так. У нас тут хорошо спланированное деловое предприятие. В провинции УКВ-станция обычно начинает работать, не имея понятия, что она хочет делать и что от кого ей нужно. Мы же здесь многое представляем себе довольно точно. И у нас большие планы.
— То есть надо понимать так, что у вас тут — не любительский кружок.
— Да, — сказал Баруздин, — вот именно. У нас тут не любительский кружок. — Он вынул из нагрудного кармана платок и вытер пот с высокого лба. — Но сейчас дело обстоит так, что хороший работник может иметь у нас шансы, каких у него никогда не было и не будет. Чуть ли не любой может прийти к нам с улицы и показать, на что он годен. Мы его испытаем, но, само собой, он не должен рассчитывать, что все наше время и благосклонность будут отданы исключительно ему. И уж тем более мы заинтересованы не в человеке с улицы, а в опытном профессионале.
— На чем вы хотите меня попробовать? — спросил Валентин.
— Ну я хотел бы посмотреть, такой ли вы действительно мастер на все руки. Попробуйте сейчас составить выпуск новостей на десять минут, плотную хлесткую сводку — расшевелить людей, заинтересовать их тем, что творится вокруг. А потом я хотел бы, чтобы вы ее прочли и записались. Хорошо?
— Хорошо.
— Замечательно, — сказал Баруздин. — Интернет у нас здесь, за дверью. Ищите подходящую информацию. Даю вам двадцать минут на десятиминутную сводку и, если справитесь, пришлю звукооператора.
— Кто будет слушать?
— Я, — сказал Баруздин. — Лично.
— А на работу принимаете вы?
— Что ж, — сказал Баруздин, все еще улыбаясь, — если мне подойдет, покажем запись господину Полтораку.
Валентин направился к двери, за которой ему посулили Интернет.
— Ни пуха, — кинул вдогонку Баруздин.
— А знаете, — обернулся к нему Валентин, — странно это… вот вы сказали: расшевелить людей десятиминутной сводкой. Я что-то не слыхал, чтобы был большой интерес к известиям на десять минут. Три, максимум пять…
— Ага, точно, — сказал Баруздин. — Большого интереса нет. Но у нас, как видите, есть.
— И вы рассчитываете, что эти длинные новости будут слушать?
— Вот именно, — весело отозвался Баруздин. — И в этом наше отличие.
Парень явно не Цицерон, подумал Валентин, повесил зеленый пиджак на спинку стула и погрузился в Интернет.
…Президент отправил в отставку начальника Генерального штаба Вооруженных сил России со словами: «Давно пора». Присутствующие журналисты немедленно запустили эту информацию в эфир и тут же последовало опровержение. Президент сказал: «Давно пора вас наградить…» Бывший глава Генерального штаба награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» 2-й степени.
…Кислородные маски и немедленная госпитализация стали наградой за попадание в книгу Гиннесса для страстной пары из Милана, процеловавшейся, страшно подумать, 31 час 17 минут.
…Три мечети были взорваны в четверг в филиппинском городе Давао всего лишь через несколько часов после теракта на городской пристани, в котором погибли 16 человек.
…Режиссер фильма всех времен и народов «Броненосец „Потемкин“ Сергей Эйзенштейн рисовал эротические и откровенно непристойные картинки и шаржи. Персонажами его сюжетов часто были близкие друзья — тоже ставшие частью нашей культурной истории. Чувственное воображение Эйзенштейна помогло ему создать интересные вещи. Выставка этих уникальных работ проходит в московской галерее Нащекина.
…На вчерашнем заседании московского правительства мэр Москвы потребовал к 2006 году удвоить число столичных гостиниц, к 2010 году довести количество койкомест до 200 тысяч.
…В Зеленогорске даст благотворительный концерт знаменитый армянский скрипач, утверждающий, что там его корни и могилы предков…
Валентин надел свой зеленый пиджак, собрал распечатанные странички. Тут появилась блондинка с чашкой кофе.
— Желаю удачи, — сказала она. — Я вам с молоком сделала, как, ничего?
Баруздин расхаживал за дверью с программой передач в руке.
— Порядок, — сообщил ему Валентин.
— Прекрасно, — сказал Баруздин, натужно улыбаясь. — Я уж было решил, что вы удрали через окно. Шутка, — объяснил он.
— Где же ваш звукооператор? — спросил Валентин.
— Матвей! — позвал Баруздин, продолжая ободряюще скалиться.
Подошел бородатый мужик в рубашке с закатанными рукавами. У него были крупные кисти рук.
— Рекомендую. Это наша местная знаменитость: изобретатель и народный целитель Матвей Григорьевич Шкуро. А по совместительству звукооператор нашей радиостанции.
— На самом деле все наоборот, — сказал Шкуро.
Они поздоровались.
— Матвей, этого человека надо записать.
— Пошли, — бросил Шкуро, так и не сказав Баруздину ни единого слова. Валентину показалось, что между ними какая-то напряженность.
Они спустились по лестнице и вошли в пустую студию. На полу еще валялись клочки коричневой оберточной бумаги. Новая аппаратура сверкала.
— Ваш микрофон там, — сказал Шкуро, указывая на соседний с ним блок.
Валентин сел и еще раз просмотрел сводку. Шкуро зашел в аппаратную, чтобы включить магнитофон.
— Что у вас будет? Известия?
— Да, — сказал Валентин.
— Скажите что-нибудь.
— У верблюда два горба, — внятно произнес Валентин.
Шкуро за стеклом оторопел.
— У верблюда два горба, — повторила машина.
— Начинать? — спросил Валентин.
— Еще раз, — попросил Шкуро. — Что-нибудь другое, пожалуйста, надо разные буквы попробовать для настройки.
— От того, что жизнь — борьба, — сказал Валентин, — у верблюда два горба.
Шкуро засмеялся.
— Так мне начинать?
— Не торопитесь. Я дам знак, и тогда начнете, когда вам удобно.
Оба повернулись к настенным часам. Секундная стрелка дошла до двенадцати. Шкуро опустил руку.
— Поехали.
— Говорит «В полтора раза круче», — начал Валентин. — Блок информационных новостей открывает…
Запись шла чуть меньше десяти минут. Шкуро выключил магнитофон и вышел из аппаратной.
— Сколько событий, — сказал он. — Кто бы мог подумать.
— Обо всем понемногу, — отозвался Валентин.
— О’кей. Дорогу наверх найдете? Скажите Димону, все готово, можно слушать, если хочет.
— Спасибо.
— Не за что, — сказал Шкуро. — А вы сами разве не хотите послушать?
— Может быть, в другой раз, — ответил Валентин.
Баруздин и блондинка пили чай за письменным столом.
— Готово? — спросил Баруздин.
— Да, — сказал Валентин. — Он записал.
— Хорошо, хорошо. Присядьте где-нибудь. Лапуля, — обратился он к девушке, — дай ему журнал.
— Я тоже хочу послушать, — сказала девушка.
Валентин сел за стол и четверть часа читал статью об операции коррекции зрения, не понимая ни слова. Дочитав, он обнаружил, что еще держит в руке свою сводку новостей. Он скомкал листы и бросил их в корзину. Потом прочел письма в редакцию и обзор кинофильмов. Баруздин и лапуля все не возвращались.
Валентин постоял у окна, наблюдая, как выгружают из лифта очередное новое оборудование, и выкурил сигарету, потом другую. На него по-прежнему никто не обращал внимания.
Баруздин вернулся через полчаса и один. Посмотрел на Валентина уже без улыбки.
— Сознайтесь, вы знакомы с Полтораком?
— Нет.
— Ну мне-то вы можете сказать! — настаивал Баруздин.
— Что сказать?
— Сказать «да».
— Если вам это доставит удовольствие — ради бога.
— Значит, незнакомы?
— Нет.
— Ладно, — Баруздин вздохнул. — Все-таки я не понимаю… Шеф хочет вас видеть.
— Он будет слушать запись?
— Он уже слушал, — сказал Баруздин. — Пойдемте.
За компьютерным залом было три просторных складских помещения — пустых, если не считать стеллажей из «Икеи» и все той же пенопластовой стружки по углам. Кондиционеры здесь не работали, духота была страшная. Комнаты еще хранили какие-то прежние запахи, это было неприятно. В средней, самой большой, комнате под потолком шла вычурная круговая балюстрада, на которую смотрело двадцать круглых окошек. Солнечный свет, проникавший сквозь них, лежал на перилах и верхней части стен светлыми пятнами.
— С ума сойти, а? — кинул Баруздин на ходу.
Валентин, прищурясь, посмотрел на желтый потолок и сказал:
— Места много.
— Потому мы сюда и переезжаем, — сказал Баруздин. — Раньше тут общество слепых крестиком вышивало.
