Лица, которые так или иначе сталкивались с проблемами размещения славян в российских учебных заведениях, относились к делу неформально и с большим энтузиазмом, изыскивая все новые возможности помочь молодежи, желающей учиться. Упомянутый в письме Комиссии по образованию южных славян Ф. Минков (см. Приложение 3), руководитель специального пансиона для черногорских мальчиков, в котором в течение нескольких месяцев готовили к поступлению в кадетские корпуса России, поддерживал активную переписку с российской дипломатической миссией в Цетинье и передавал новейшую информацию о том, какие школы в России могли бы принять черногорцев. Например, 14 июня 1893 г. он сообщал К. М. Аргиропуло: «Я ездил с министром народного просвещения в Новую Александрию (Варшавский учебный округ), где открыт Агрономический лесной институт… Институт… мне очень понравился – это земной рай; и для наших славян нельзя было бы приискать более удобное место…
Я думаю, что для развития земледелия и лесоводства в Черногории не мешало бы пока иметь хотя одного черногорца в этом институте, но необходимо, чтобы он окончил у себя на родине или в России среднее учебное заведение и знал русский язык, и был не моложе 18 лет. В институт принимаются только русские подданные, но я беру на себя почин выхлопотать у г-на министра народного просвещения принять и черногорского подданного. Я постараюсь поставить дело воспитания черногорцев на должную ногу, чтобы оно впоследствии приносило стране пользу» [АОНМЧ. Ф. Принов. рук., 1893, фас. XLI, д. 1–2].
Вообще, о том, как работалось Ф. Минкову с черногорскими юношами, следует сказать отдельно. Его воспитанники после многомесячного пребывания в пансионе обычно успешно сдавали экзамены и поступали в кадетские корпуса. Но это давалось немалым трудом, так как многие из кандидатов были слабо подготовлены к обучению в России, а посылавшие их чиновники не всегда соблюдали правила, принятые Комиссией (см. Приложение 6). Тем не менее, письма Ф. Минкова, сохранившиеся в архивах, свидетельствуют о его неизменном стремлении помочь всеми силами юным черногорцам, желающим учиться в русских кадетских корпусах, а также о его неиссякаемом добродушии. К чести черногорского правительства нужно добавить, что заслуги Ф. Минкова не остались незамеченными – он был награжден князем Николой за вклад в дело просвещения черногорцев.
В Россию приезжали не только те, кто получил стипендию от Комиссии по образованию южных славян, но и так называемые «питомцы», воспитанники князя Николы. Эти юноши должны были жить и учиться на средства, выделенные черногорским двором. В разные годы их число было разным, но проблемы у них были почти одни и те же. Черногорское княжество в конце XIX в. находилось в исключительно тяжелом финансовом положении, имело непосильные внешние долги. Поэтому про своих воспитанников князь часто «забывал», и те, не получая финансовой поддержки с родины, оказывались в отчаянном материальном положении. Редкие подарки со стороны членов княжеского семейства не могли компенсировать того, что пособие названным студентам не выплачивалось месяцами (см. Приложение 7).
Заниматься их судьбой обычно приходилось славянским благотворительным комитетам, особенно С.-Петербургскому. Сохранилась довольно обширная переписка между С.-Петербургским славянским благотворительным комитетом и сотрудниками разных уровней МИД России по поводу воспитанников князя Николы. Суть писем в том, что присланные черногорским монархом студенты так долго не получали стипендию из Цетинье, что С.-Петербургскому комитету пришлось выдать им в 1890 г. немалую сумму на пропитание и одежду (см. Приложение 8). Руководство комитета было обязано публично отчитываться перед своими членами о расходах, поэтому возникла деликатная проблема, как объяснить благотворителям эти траты. Был найден временный выход из неловкой ситуации. В России тогда шел сбор средств в помощь черногорскому народу, страдавшему от очередного неурожая и голода. Выданные стипендиатам князя Николы деньги были включены в графу «в пользу голодающих черногорцев». К сожалению, в этой формулировке была горькая правда – юноши в самом деле жили впроголодь в России. Ситуации, подобные описанной, возникали неоднократно (см. Приложения 9,10,11).
Иногда дело доходило до крайностей. Горькая судьба ждала дальнего родственника княгини Милены Радована Вукотича (см. Приложение 12). Одаренный волевой молодой человек, приехавший учиться в петербургскую Военно-медицинскую академию, ослеп из-за того, что голодал и терпел крайнюю нужду, подолгу не получая из Черногории положенной ему стипендии. Сотрудники Славянского комитета обратили особое внимание на деликатность Р. Вукотича, не считавшего достойным требовать денег или иной помощи. Даже потеряв зрение, Р. Вукотич не отказался от мечты получить высшее образование. Он перевелся на юридический факультет Петербургского университета, который закончил с отличием. Восхищенные мужеством и упорством студента, сотрудники Славянского комитета обратились в Азиатский департамент МИД России с просьбой оказать материальную помощь стойкому черногорцу.
Всем черногорцам, были ли они стипендиатами Комиссии или воспитанниками князя Николы, за границей приходилось нелегко. Слабое знание русского языка, патриархальные представления о жизни, которые мешали адаптироваться в новом окружении, бедность, отсутствие связей, непривычная среда обитания, суровый климат – все это делало путь к российскому диплому очень тяжелым.
Еще один драматический эпизод, связанный со стремлением учиться в России во что бы то ни стало, мы находим в письме, присланном из С.-Петербургского Славянского комитета в Цетинье в 1911 г. Шестнадцатилетний Спасое Вукич Зонич был принят в губернскую гимназию г. Владимира стипендиатом Комиссии по образованию южных славян, но закончив три класса, заболел туберкулезом. Врачи посоветовали отправить мальчика на родину (он был из Васоевичей) не меньше чем на год. Председатель правления С.-Петербургского комитета 31 мая 1911 г. писал в Цетинье российским дипломатам: «Опасаясь, что Зонич, стремящийся продолжать свое образование, прибудет опять в Россию не вполне излечившись от болезни, которая в таком случае разовьется с новой силой, Попечительство имеет честь покорнейше просить ИМПЕРАТОРСКУЮ Миссию не допускать выезда Зонича в Россию без представления им свидетельства врача о его выздоровлении. Независимо сего, Попечительство позволяет себе усердно просить Миссию оказать Зоничу возможное содействие к надлежащему лечению его на родине, так как состояние его здоровья врачами признано опасным. Наиболее желательным для Зонича было бы окончить среднее образование на родине и уже после этого, если позволит здоровье, приехать в Россию для получения высшего образования» [АОНМЧ. Ф. Принов. рук., 1911, фас. LXIV].
История С. Зонича весьма показательна. Одно дело жить в маленькой Черногории и мечтать увидеть свет и стать образованным человеком. Другое – приехать в далекую суровую страну, узнать всю горечь положения студента на чужбине и не отказаться от мечты. Целеустремленность черногорских студентов была едва ли не единственным помощником в их нелегкой миссии. Можно только догадываться, сколько схожих историй происходило в те времена.
И все же никакие тяготы не смогли остановить черногорскую молодежь, мечтавшую увидеть Россию и учиться в ее школах и вузах. В качестве примера можно прочесть письмо некоего Р. Раичевича, умоляющего своего монарха дать разрешение на продление образования в Петербурге (см. Приложение 13). Будучи учеником одной из петербургских школ, он сумел выхлопотать себе русскую стипендию и место в специальном военном учебном заведении – Артиллерийской школе, но неожиданно получил отказ от военного министра Черногории. Не в силах смириться с этим решением, нарушая субординацию, Р. Раичевич в длинном верноподданническом прошении на имя короля Николы умолял дать ему возможность продолжить образование в России. За бесконечными повторами и заверениями в верности и преданности отчетливо слышится крик души молодого человека, мечта которого не может исполниться, а надежда вот-вот рухнет.
Другое отчаянное послание – от студента историко-филологического факультета Московского университета М. Джуровича – содержит аналогичную просьбу. Студент умоляет дать ему стипендию на два года, чтобы иметь возможность «завершить университет и достичь своей цели – служить своему отечеству, которое ВАШЕ КОРОЛЕВСКОЕ ВЫСОЧЕСТВО, как говорится, из ничего подняли на жизнь и труд во имя славного будущего» (см. Приложение 14). Повышенная эмоциональность этих писем, их страстность и экспрессивность являются очевидным подтверждением того, какое значение имела для черногорской молодежи возможность получить образование в России. Это была высокая мечта, труднодостижимая и прекрасная цель, во имя которой можно было перенести любые лишения.
