Авессалом завел себе колесницы, лошадей и пятьдесят скороходов. Взвесив все доводы, я решил, что пора действовать.
ПОДОБНО ЛЕСНОМУ ПОЖАРУ
Было условлено, что я уеду в Гило и буду ждать там, пока Авессалом получит у царя позволение отправиться в Хеврон, где Давид некогда сам начинал борьбу за власть надо всем Израилем. Авессалом объяснил отцу, что, бежав в Сирию, в Гессур, дал такой обет: «Если Господь возвратит меня в Иерусалим, то я принесу жертву Господу». Поэтому, дескать, надо ехать в Хеврон к алтарю, на котором возносил жертвы Господу праотец Авраам.
Давид поверил Авессалому и сказал: «Иди с миром».
Авессалом взял с собою двести воинов. Причину и цель путешествия от них скрыли, чтобы никто не переметнулся к людям Ваней, но когда граница Иуды была пересечена, воинам все объяснили, и они остались с Авессаломом, что лишний раз доказывало, как ненадежны царские войска, за исключением хелефеев, фелефеев, а также гефян, которые тоже были наемниками.
Принеся в Хевроне жертвы Господу, Авессалом послал за мной; кроме того, он отправил лазутчиков во все колена Израилевы с наказом: «Когда вы услышите звук трубы, то говорите: „Авессалом воцарился в Хевроне"“.
Прибыв в Хеврон, я увидел там страшную толчею: на зов Авессалома отовсюду стекался народ, люди толпились в городе и за городской стеной, Авессалом же продолжал громоздить скотину за скотиной на знаменитый алтарь и молиться Господу.
— Эдак мы проиграем сражение, даже не начав его, — сказал я. — Будьте уверены, Ванея давно обо всем донес вашему отцу. Вы не думали о том, сколько лазутчиков Ваней среди тех, кто слоняется у ворот Хеврона?
— Что же делать? — спросил он, подвязывая свои волосы, которые уже опять пора было стричь. — Выступать.
— Выступать? — повторил он, будто впервые услышав это слово.
— Да, выступать, завтра на рассвете.
Мы двинулись из Хеврона — пятнадцать сотен пеших, немного конницы, дюжина боевых колесниц, но, как это бывает при лесном пожаре, с каждой верстой число наше стремительно увеличивалось. Под Вефцуром нас уже было шесть тысяч и десять тысяч — в Вифлееме, родном городе Давида, где мы остановились покормить и напоить животных, разбить людей на сотни и тысячи, назначить начальников; обнимая меня, Авессалом сказал:
— Ахитофел, ты мудр, как Ангел Божий.
К нам шли и шли люди — юные отроки и зрелые мужи, но в основном бедняки, полные надежды и веры в дело Господне.
ВОИСТИНУ ЦАРСКИЙ ПОСТУПОК
Когда, выйдя из Вифлеема, мы приблизились к Иерусалиму, оттуда примчались гонцы с известием, что Давид бежал из города и уже перешел реку Кедрон со всеми своими женами, священниками, слугами, хелефеями, фелефеями и гефянами; левиты несли с ним ковчег завета Божьего; впрочем, десять своих жен царь оставил для сохранения дома и всего, что было в нем.
Я спросил гонцов:
— Но город нетрудно удержать, почему же царь не пытается его отстоять?
— Нет-нет, — отвечали гонцы, — царь увидел, что сердце израильтян уклонилось на сторону Авессалома; он держал совет с Иоавом и Ванеей, те были в большом страхе, ибо враг может находиться не только за городскими стенами, но и внутри.
Тогда я посоветовал Авессалому:
— Вели трубить.
Иерусалимские ворота открылись, и под звуки труб и бой барабанов, под музыку цитр, псалтирей, тимпанов, систр, кимвалов мы вошли в город. Люди выбегали из домов, радостно приветствовали нас как освободителей, девушки обнимали наших молодых воинов. Когда мы направились к дворцу, я сказал Авессалому:
— Пускай приведут жен, оставленных вашим отцом, царем Давидом, чтобы вы утвердились вместо него пред народом Израиля.
— А стоит ли? — засомневался Авессалом. — Устал я от долгого перехода, от многочисленных приветствий, да и задницу я на муле отсидел.
— Взявшему царских жен принадлежит и трон, — сказал я, — вы же знаете обычай. Привели жен.
— Боже мой! — воскликнул Авессалом, увидев их, ибо царь оставил своему взбунтовавшемуся сынку лишь тех, кто постарше и не особенно хорош собой, а самых красивых и пригожих, разумеется, увез. И все же Авессалом исполнил свой долг, то есть отправился с царскими женами на крышу дворца, где неподалеку оттого места, с которого Давид увидел купающуюся Вирсавию, был поставлен на виду у всех шатер.
И пред глазами всего Израиля Авессалом вошел к женам своего отца. В толпе воцарилось молчание, которое тянулось довольно долго, зато когда Авессалом выглянул из шатра и показался народу, все закричали:
— Господу слава! Да не иссякнет сила сердца, как сила чресел.
Авессалом же пал ниц пред Господом и возблагодарил Его.
КОВЧЕГ ЗАВЕТА ВОЗВРАЩАЕТСЯ
Неожиданно в Иерусалиме объявляются бежавшие с царем Авиафар и Садок, а также архитянин Хусий, и все наперебой восхваляют Авессалома.
Он ликовал:
— Видишь, они вернули ковчег Божий, который забрал отец. А где ковчег, Там и Бог, это вдохновит народ. Пускай Садок и Авиафар вопросят Господа через урим и тумим, когда и в каком направлении нанести удар.
— Мои урим и тумим у меня в голове, — сказал я, — и до сих пор они всегда давали вам добрый совет.
— Да, ты мудр, как Ангел Божий, — согласился он.
— Кроме того, — сказал я, — спрашивается, зачем сюда вернулись оба священника да еще архитянин Хусий, если сначала они бежали с вашим отцом? Может, царь подослал их своими лазутчиками, чтобы они посылали отсюда донесения о ваших замыслах и намерениях? И не велел ли он им давать неправильные советы, которые приведут вас к погибели?
— Ладно, я поговорю с Хусием, — пообещал Авессалом.
Придя к Авессалому, Хусий сказал:
— Да здравствует царь Авессалом.
— Ты был известен как друг царя, — удивился Авессалом, — таково-то усердие твое к твоему другу! Отчего ты не пошел с другом твоим?
Ответ Хусия прозвучал довольно искренне:
— Верность моя неизменна. Кого избрал Господь, этот народ и весь Израиль, тому я и верен.
Я заметил, что Авессалом колеблется, а Хусий добавил:
— Кому же мне еще служить, если не сыну моего друга? Как служил я отцу твоему, так буду служить и тебе.
Это убедило Авессалома. Люди и впрямь тянулись к нему, поэтому он уверовал, что никто не мо-жет устоять перед его очарованием,
УПУЩЕННАЯ ПОБЕДА
— Помоги себе сам, тогда и Господь поможет, — сказал я Авессалому. — А кто сидит сложа руки, обречен на погибель.
— Ты напрасно беспокоишься, — возразил он. — Отец скитается по пустыне с горсткой царедворцев, от народа он отрезан; сейчас весь Израиль возглашает: «Авессалом — вождь наш! Авессалом— царь наш!»
— Волк остается волком, хоть и воет далеко, — сказал я. — Мы теряем драгоценное время, сидя в Иерусалиме. Неужели мы хотим потерять и победу? Давайте я отберу двенадцать тысяч воинов и пойду этой ночью в погоню за Давидом. Я нападу, когда он будет утомлен, и приведу его в страх; все люди, которые с ним, разбегутся, и я убью только царя, а его людей обращу к тебе. Когда не будет Давида, установится мир.
Меня поддержали старейшины племен, примкнувшие к Авессалому, они боялись Давида и желали поскорее избавиться от него. Но Авессалом вкусил сладость власти, он боялся, что останется в Иерусалиме без достаточной защиты, если я пущусь в погоню за Давидом с двенадцатью тысячами отборных воинов.
Не зная, на что решиться, он велел:
— Позовите Хусия; послушаем, что он скажет. Пришел Хусий. Авессалом изложил ему мой план, потом сказал:
— Сделать ли по его словам? А если нет, то говори ты. Хусий погладил бороду.
— Совет, данный Ахитофелом, хорош, но не ко времени. Вы знаете отца и людей его: они храбры и сильно раздражены, как медведица в поле, у которой отняли детей. Отец ваш — человек воинственный. Кстати, ночует он, наверняка, отдельно, скрывается в какой-нибудь пещере или другом месте.
Авессалом задумался, а его приближенные закивали головами.
— Если у нас будут потери при первом нападении, — продолжил Хусий, — то пойдет слух: «Было поражение людей, последовавших за Авессаломом». Тогда и самый храбрый, у кого сердце львиное, упадет духом; ибо всему Израилю известно, как отважен отец ваш и мужественны те, кто с ним.
Авессалом закусил губу, его приближенные нахмурились.
— Поэтому советую так! — проговорил с нажимом Хусий. — Пускай соберется сюда весь Израиль от Дана до Вирсавии, многочисленный, как песок при море, и вы поведете его. Тогда мы пойдем против Давида, в каком бы месте он ни находился, и нападем на него, как падает роса на землю, и не останется у него ни одного человека из всех, кто с ним. А если он войдет в какой-нибудь город, то весь Израиль принесет к тому городу веревки, и мы стащим его в реку, так что не останется ни одного камешка. На это Авессалом сказал:
— Аминь, да сделает Господь Бог, чтобы было по сему.
