Разумеется, у них было нечто иное, без чего я так надеялся обойтись. Талант. Именно тот бесконечный золотой запас, который я тщетно пытался сплести из соломы. Я понимал, что не смогу сохранить стиль жизни знаменитости, если не выйду на сцену и не сделаю то, чем прославился. Развязка моего нечаянного эксперимента была близка. Хотя и можно недолго побыть знаменитым просто потому, что ты знаменит, но талант или его отсутствие не скроешь.
Вдали показался коттедж Стеллы Скривенс. И всего-то надо было дойти до него и объяснить, что я не смогу выступить на благотворительном концерте, потому что в тот день похороны моей бабушки. Нет, лучше по-другому: мне вырезают яичко, только не хотелось бы предавать это огласке. Да, точно: и похороны бабушки, и вырезают яичко, — в общем, я никак не смогу.
Альтернатива — вернуться домой и опять выдавливать из себя юмореску. Подумав об этой перспективе, я невольно ускорил шаг в направлении коттеджа. Я сдался. Хватит.
Тяжелые ворота были увиты жимолостью. К крыльцу вела тенистая аллея — тоннель из переплетенных увядающих роз и буйного плюща. Дверь в дом оказалась приотворена, но на мой звонок никто не отозвался. Я еще раз дернул за шнур старомодного звонка, но шаги или собачий лай так и не раздались. Бетти я оставил привязанной к столбу у ворот, потому что у лабрадора Билли Скривенса, как и у его покойного хозяина, была слава любителя вскочить на любую самку, а такой поворот вряд ли поможет мне в предстоящем неловком разговоре. Я подумал, что Стелла, наверное, в саду, обошел вокруг дома, вернулся к крыльцу и только потом толкнул наконец входную дверь и робко крикнул: «Эй!»
На кухонном столе стояла грязная посуда. На камине я увидел фотографию: Стелла, Билли и принц Чарльз. На другом снимке Билли валял дурака на каком-то экзотическом пляже. Полки с книгами о телевидении, эстраде, о великих артистах прошлого. Похоже, все здесь осталось неизменным. У Стеллы, очевидно, не хватило сил убрать его книги и кассеты или заменить фотографии.
И тут я заметил в старом кресле большую коробку, полную бумаг, фотографий и каких-то документов. Не устояв перед соблазном, я быстро перебрал папки. Сценарий одного из старых шоу Билли, какие-то нудные рецепты, несколько бессмысленных обрывков… А вот копия контракта с Би-би-си. Я бережно вынул листки из коробки и с любопытством просмотрел. Из документа явствовало, что Билли получал по 75 тысяч фунтов за выступление. Я вспомнил, что за несколько недель до смерти Билли между его агентами и Би-би-си разразилось подобие холодной войны. Вещательная корпорация критиковала агентов за жадность, а те требовали повысить оплату. Через пару дней корпорация пошла на попятный, отдавая дань признания великому артисту, чей путь так трагично прервался в самом расцвете.
Внезапно сзади раздался громкий шум. Я запаниковал и виновато сунул документы в коробку и только тогда понял, что в коридоре бьют напольные часы. Нервничая, я еще пару минут изучал содержимое коробки и уже собрался бросить это дело, но вдруг заметил несколько листов, плотно заполненных чрезвычайно мелким шрифтом. Я вытащил бумаги и просмотрел убористый текст. С первой же фразы стало ясно, что это юмористический рассказ. Руки у меня дрожали, и все же я не мог не улыбнуться от вступительной шутки. Это не шло ни в какое сравнение ни с чем из того, что я когда-либо написал. Вторая строка была еще лучше, а развязка стала для меня таким сюрпризом, что я засмеялся вслух.
Я почти слышал голос Билли и все же не узнавал материал. Внизу на первой странице была напечатана дата — за два дня до смерти Билли. До меня вдруг дошло, какое колоссальное открытие я сделал: видимо, рассказ написал сам Билли, возможно, это его последнее произведение. Да ему цены нет. Часть истории эстрады, причем рассказ ни разу не исполнялся. Я положил листы назад в коробку, затем воровато огляделся, снова выхватил и засунул во внутренний карман. В этот миг где-то наверху хлынула из крана вода, а в мои вены вдруг хлынул адреналин. Над головой заскрипели половицы. Я на цыпочках торопливо прокрался к двери. Со старой фотографии на стене на меня понимающе глядело лицо Билли. Поскользнувшись на дорожке, я рванул по зеленому тоннелю к воротам. Отвязывая Бетти, я косился на дом. Шторы наверху по-прежнему были задернуты. Наверное, Стелла принимала душ, а собаку кто-нибудь выгуливает. Надо ей быть осторожнее, иначе любой может войти и что-нибудь украсть.
Юмореска оказалась просто идеальной. Она подходила к моему голосу и к моей манере, которую я усвоил в своих телероликах, догадываясь, что подсознательно копирую манеру Билли. Монолог был фантастический: тут и намеки, и ударные остроты, сюжет нарастал с каждой строчкой и разрешался великолепной кульминацией, которая наверняка покорит весь зал. И еще полстраницы текста для неизбежного выхода на бис. Правда, не о рыбах, но нельзя же получить все тридцать три удовольствия. Зато теперь я был во всеоружии. Теперь я верил, что справлюсь.
В детстве у нас была книжка с картинками «Билли и его бутсы» — о том, как стоило только мальчику надеть волшебные старые бутсы великого кудесника мяча, и он превращался в гениального футболиста. И в лондонский «Палладиум» я принесу нечто похожее — «Билли и его шутки». Меня защитит магический номер, напичканное остротами гипнотическое заклинание, которое околдует моих зрителей и всех, кто меня услышит. Теперь меня не остановить. После долгих недель страха я с нетерпением ждал субботнего вечера. Я бродил по спальне, читая текст с необычной для меня развязностью и уверенностью. Вечер готовился как памятный концерт по случаю годовщины смерти Билли Скривенса, а есть ли большая дань уважения, чем исполнить его последний монолог? Пускай я один знаю, что это монолог Билли, здесь дело в принципе.
Зазвонил мобильный телефон, но отвлекаться не хотелось. Лишь завершив последнюю шутку, я откусил кусочек тоста, нехотя взял трубку и произнес — возможно, несколько нахально.
— Ну?
— Привет, это Стелла Скривенс.
Я выронил тост. Сердце вдруг забилось так сильно, что я испугался, не услышит ли Стелла на том конце провода.
— Что? В чем дело? — в панике спросил я.
— У вас все в порядке?
— То есть? В порядке? Естественно, у меня все в порядке, а что? — ответил я слишком агрессивно.
— Да так. Просто проверяю, все ли инструкции насчет субботы вы получили?
— А, и только-то? — с облегчением выдохнул я, глядя, как Бетти хрустит тостом. — Конечно. Собственно говоря, по-моему, я тут неплохой материал подсобрал.
— Отлично. Просто организаторы говорят, что вы не ответили ни на одно электронное письмо, а там все подробности.
— О, простите, я проверю, — пообещал я, прикрывая сценарий, чтобы она не смогла увидеть его по какому-нибудь мобильнику новейшей конструкции.
— И огромное спасибо, — произнесла она своим особенным флиртующим голосом, которым всегда со мной общалась. — Для меня это действительно очень много значит, Джордж…
— Джордж? Это Джимми Конвей.
— Ах, простите, Джимми. Джордж у меня следующий по списку.
Телефонный разговор поначалу меня всполошил, но потом вроде бы подтвердил, что мне опять все сошло с рук В коробке со старыми бумагами было столько барахла, что Стелла, очевидно, до сих пор ее не разобрала, и я был уверен, что теперь-то уж сценария никто не хватится. Следующие пару дней я читал монолог в ванной, декламировал его на пляже, выкрикивал с утеса, шептал в постели перед сном. Бетти, склонив голову набок, внимательно вслушивалась в каждую фразу. Я чувствовал, что она требует новой редакции. Ей не хватало слов «гуляй» и «апорт».
В субботу утром я проснулся рано и ракетой вылетел из постели. Программы телепередач отнесли концерт к категории «Обязательно к просмотру», планировалось выступление практически всех звезд, казалось даже, что мое имя не совсем туда вписывается. Я не возражал. Большинство людей в списке были известнее меня. Кроме двоих. Да и чем измерить известность? Впрочем, кроме троих, решил я, перечитав список, но ничего страшного, честное слово. Интересно, а в других тележурналах меня упомянули? Поскольку это был благотворительный гала-концерт, принять в нем участие пожелали звезды первой величины, а иллюстрацией к статье был портрет леди Джуди Денч. Ох! Неужто я увижу саму Джуди Денч?! Вот был бы класс!
Казалось, еще полно времени, чтобы поразмыслить о предстоящем вечере, но вдруг стало ясно, что уже некогда репетировать монолог и пора мчаться в Лондон. Я решил поехать на машине и оставить ее у дома родителей. Не хотелось, чтобы меня вез подобострастный шофер в блестящем черном «мерседесе». Если тебя слишком часто балуют, это постепенно сказывается на характере. Хотя я и удивился, когда рассеянно влез на заднее сиденье своего «ниссана», словно ожидал, что за руль сядет кто-то другой. Рядом со мной в чехле лежал мой лучший костюм, и я все проверял, сунул ли в карман текст. На светофорах я его вынимал и бессмысленно таращился на слова, пока меня не подгоняли автомобильным гудком сзади.
