На этом великий город временно прекращает свои размышления и внимательно следит за встречей Жеки и его самой перспективной из The Mokroshelok — дородной, накачанной воображаемыми своими нефтедолларами девицей с потрясающе понтовым женским именем Изабель (в миру Нюрой).
Все складывается удачно. Жека успевает к назначенному сроку, а значит истерик и скандалов сегодня не будет. По крайней мере, хотелось бы на это надеяться. Вывалившись из шестой двери «Линкольна» напротив входа в элитное заведение и царственно указав водителю в сторону «ростиксовой» стоянки, Жека попадает в объятия Изабель и в исступлении шепчет: «Honey зайка! I love you, baby». В ответ он слышит: «Honey бегемотик! I love you my hippopotamus amphibius» и утопает в мощном засосе. С трудом отдышавшись влюбленные обнявшись медленно подходят ко входу «Ростикса» и с деланным удивлением узнают от величественной фигуры швейцара (генерал-лейтенанта морской пехоты, подрабатывающего на икру к намазанному маслом «бутерброду» своей нищенской пенсии), что свободных мест в этом престижнейшем заведении столичного общепита на ближайшие часы не предвидится. И это тоже были понты. Мест в заведении было полно, но существовали специальные правила посещения «Ростикса», разработанные с учетом понтовых привычек его постоянных посетителей. Да и кабак этот тоже имел свои понты: что это за кабак, в который можно попасть в любое время? Это ведь вам не забегаловка какая, а филиал знаменитого на весь мир «Ростикса»! Богатого своими кулинарными традициями и особенной утонченностью обслуживания посетителей.
В данном случае Жекины понты должны были состоять в том, что надо было не торопясь, сдерживая накатившее раздражение, медленно достать трубку самого понтового на тот момент мобильного телефона (между прочим, трубки, именно для этого вида понта, приходилось менять каждую неделю), не глядя надавить на ней какие-то клавиши и, откинув назад голову вызывающе выпятить округлый маркетологический живот. Далее необходимо резко поднести трубку к покрасневшему от негодования уху (при этом мизинец ладони, в которой находится трубка, обязательно должен быть понтово оттопырен). Ожидая соединения, надо было сделать пару устрашающе-нервных шажков в сторону расшитой золотом ливреи любящего икру швейцара и наконец приступить к построенному на избитых понтах диалогу (при этом диалог должен быть обязательно слышен швейцару): «А-а-а, е…нутый Махмуд! Здорово, брат! Здравствуй, собака ты бешенная! Еще бы ты не узнал! Слышь, братан, в кои-то веки решил в гости к тебе заглянуть. Давно ведь приглашал ты на свой отстой полюбоваться. Все некогда было. Сам знаешь, дела. Наконец выбрался, а у тебя тут действительно полный отстой! Непонятки какие-то. Стоит на входе какой-то ряженный старый фуфел и утверждает, что ты меня сегодня не приглашал! Да не надо его никуда выкидывать. Пусть старичок на икру себе заработает. Информировать надо лучше своих держиморд! Базу данных специальную завести. Я ведь не могу у тебя каждый день тусоваться, чтобы меня тут вечно помнил каждый фуфел. Нет, я, конечно же, могу, но вот что тогда с «OBSERVANT PUC-PUC COD INTERCORPORATION»-то станется. В трубу вылетят через неделю. Сам понимаешь. А тебе придется газет в несколько раз больше покупать. Ха-ха-ха. Для себя и для своего отстоя! Так что давай, брат, не ленись. Строй сетку, базу заводи, нанимай себе толкового сисадмина. Я тебя научу, что и как надо делать. Поделюсь, как говорится, опытом. Нет-нет, не один. Ну конечно же, со своей несравненной Изабель. С кем же еще? Такие вопросы задаешь, брат, неудобно отвечать. Даже. Помнишь, откуда это? Ха-ха-ха. Бегут, говоришь? А, вот, вижу — уже встречают. Подходи, как освободишься. Пока».
Вот и всё, что надо было изобразить. А Жека, он ведь давно уже знал, что надо делать в таких случаях. И в очередной раз с блеском продемонстрировал свои знания. После завершения исполнения этих понтово-ритуальных танцев из-за массивных дверей заведения как всегда испуганно выскочил более молодой, но такой же расфуфыренный, как и швейцар, пропитанный угодливостью администратор и тут же принялся лепетать что-то извинительно-обещающее увлекая Жеку и Изабель в зал с висячими садами и прикольно журчащими фонтанами. В зале звучит веселая, рвущаяся из динамиков музыкального центра песня. «I wanna be like Grace Kelly, u-u-u yeaah» — надрывается какой-то безголосый западный певчий. Администратор хорошо знал Жекины привычки, поэтому делает кому-то тайный знак и музыка звучит громче. «I wanna be like Grace Kelly, u-u-u yeaah» — уже истошно вопит певчий, начиная тихо ненавидеть Жекины понты. Вокруг восседающей за VIP-столиком парочки тут же начинают роем виться наряженные в национальные костюмы отстающих в развитии народов мира подобострастные в ожидании понтовых чаевых официанты. Они уже давно изучили особенности Жекиных понтовых заказов, но никак не могли поспеть за ним и запомнить прихоти многочисленных и быстро менямых Жекой The Mokroshelok. Куда им, этим ряженым! Поэтому Жека долго и подробно объясняет официантам, как приготовить и подать тайских лобстеров и тушеных тихоокеанских крабов, как правильно затушить пекинскую утку и еще много чему успевает научить Жека этих любителей легкой наживы. При этом он конечно же понимает что ничего из того, что он наказал, выполнено не будет. Жека полностью отдает себе отчет в том, что вместо лобстеров, сваренных в белом итальянском вине ему в лучшем случае принесут безвременно почившего в ресторанном аквариуме отстойно-пупырчатого рака, наспех сваренного в разбавленном жигулевском пиве, а вместо ароматных клешней тихоокеанского краба на стол подадут большую тарелку салата из крабовых палочек. Знал Жека, что и утка будет не из Пекина, а из села Петелино. В общем все знал он, но сделать в этой ситуации ничего не мог. Потому как таковы правила абсолютно всех без исключения понтовых игрищ. Понтоваться — это ведь гораздо дешевле, чем просто быть. Быть, например, президентом, олигархом, банкиром и т. д., а короче — быть VIPом. Но для многих по разным причинам это бытие недостижимо. А некоторым из многих всегда уж очень этого хочется достичь. Любой ценой! Но цена все время лает и кусается. И тогда эти некоторые из многих создают иллюзию достижения. Чтобы, значит, подешевле все было. Создают они эту иллюзию как для себя, так и для всех их окружающих. Затем эти страждующие некоторые из многих просто-таки заставляют себя искренне поверить в, созданную ими же иллюзию. Но некоторые из особо скептически настроенных окружающих сильно во всем сомневаются и верить в иллюзии категорически отказываются. А вот для того, чтобы убедить этих скучных сомневающихся и все же заставить их поверить в собственное величие, вот для этого как раз и нужны понты. То есть, понты — это инструмент для придания иллюзиям большей убедительности. И, следовательно, все те, кто непрерывно по какому-то поводу понтуется, являются, на самом деле, иллюзионистами. Как видите, все очень просто.
Тем временем, официанты-иллюзионисты, по законам понта назначенные ответственными за приготовление отдельных экзотических блюд деланно-озабоченно разбегаются кто куда, а на столе тем временем уже появляются Suntory Yamazaki, Single Malt Whiskey, Sazerac Rye, Johnny Walker Green Label, Bernheim Original Kentucky Straight Wheat Whiskey, Jack Daniels Single Barrel Whiskey и различные прохладительные напитки. Конечно же, избалованную сургутскими прелестями жизни Изабель ничем этим удивить было нельзя, но должный уровень понтового моветона был достигнут. Попеременно потягивая из высоких бокалов каждый напиток в отдельности (а потягивать полагалось особо-понтовым образом: свернув губы трубочкой и аккуратно положив их на дно бокала), влюбленная парочка принялась обсуждать отстойность P amp;L Statement, Cash Flow Statement (фу-фу-фу, facking style!) и продвинутость GAAP (yes, good style!). И когда уже после обсуждения закона Сарбенса-Оксли Жека был уже готов к совместному с Изабель посещению специальной кабинки туалета, он вдруг заметил в глазах своей самой перспективной подруги непередаваемую всеми инструментами великого русского языка щемящую грусть. «Honey зайка! I love you, baby. Ты сейчас, наконец-то, оценишь все прелести этого заведения», — подбадривает Жека подругу, думая, что причиной налетевшей на нее грусти является отстойный вид заведения, которое им предстояло посетить. (Здесь для связности дальнейшего изложения этого очередного Жекиного бредового видения надо пояснить, что, идя навстречу пожеланиям страждущего маркетологического люда, которому давно надоели уже прозаические трахи в обыденно-отстойных кабацких вонючих сральниках со всегда сломанными бачками, в мегасуперкабаке «Ростикс» давно уже были введены в эксплуатацию специальные ароматизированно-автоматизированные туалетные кабинки для влюбленных, оборудованные для удобства предстоящего действа обычными гинекологическими креслами).
Но причина «зайкиной» печали оказывается состояла вовсе даже не в этом. «Зайку» какими-то там трахами в сортире давно уже было не огорчить. Коварная The Mokroshelkа, доедая густо посыпанного солью рака-лобстера вдруг сообщает Жеке о том что ждет от него детей. Да-да, именно детей, так как пройдены уже исследования на аппарате УЗИ. Исследования показали наличие в утробе этой беспредельщицы целых трех эмбрионов противоположного друг-другу пола. «Как же это так?! Этого же не может быть!» — удивленно и недоверчиво вопиет Жека. «Все именно так, милый, — упрямо твердит The Mokroshelka, — врач так и сказал: «Три плода противоположного пола!», и в эпикризе, между прочим, так же написано! Черте-чего от вас, от маркетологов скоро начнет рождаться!» «Honey зайка! I love you, baby! — с деланным восторгом шепчет Жека, — мне надо все обдумать». «А думать уже поздно, милый, — безаппеляционно заявляет самая перспективная Жекина The Mokroshelka, — теперь, мой милый лисенок, будем рожать и воспитывать. Говорила ведь я тебе: «Милый, надень резинку!» Так ты ведь упрямый: «Honey зайка! Это ведь все равно, что нюхать цветы в противогазе!» Вот и доигрался в своем остроумии! Нанюхался цветочков». «Кого ж рожать-то будем, — в отчаянии восклицает Жека, — не то чайник, не то кружку, а неведому зверушку?!» «Ну, это уж я не знаю, — откровенно издевается нахально-перспективная The Mokroshelka, — это уже как получится. Зверушки, так зверушки. Все равно ведь родные кровинушки. А как ты хотел? О здоровье своем смолоду надо было думать! А ты думал пол-жизни в пьяно-обдолбанном состоянии провести и чтобы не было зверушек? Так не бывает, милый мой бегемотик. I love you my hippopotamus amphibius».
