ещё Тали не знала, можно ли ей выходить. Вроде бы никто не запрещал… Она осторожно выглянула из комнаты, отодвинув тростниковую занавеску, загораживающую проём. За занавеской оказался длинный коридор, уходящий в темноту.
Девушка поразмыслила, а потом всё-таки осторожно двинулась вдоль стены вперёд. Лампу взять не решилась: ведь если мужчина вернется в комнату, там будет темно. Вдруг он рассердится?
Она шла очень долго, темнота всё не кончалась. Тали поняла, что совершила ошибку — зря ушла без света, развернулась и так же вдоль стены направилась обратно. Но в итоге шла ещё дольше, а дверного проема с тростниковой занавеской и зыбким тусклым светом из-за неё всё не было.
Ей стало страшно. Она начала ощупывать стену, но та была сплошным щербатым камнем. Тогда девушка рискнула отойти от неё на пару шагов влево, в надежде нащупать противоположную. Вдруг, бродя в кромешной темноте, она перепутала направление?
Но ни через два, ни через три шага она не дошла до противоположной стороны коридора. Тали решила вернуться к знакомой стене, однако, к своему ужасу, не смогла её нащупать. Два, три, четыре, пять, шесть, семь шагов… Ее руки нашаривали только пустоту. Она слепо брела вперед, неуверенно ступая по каменному ровному полу. Вдруг впереди лестница? Или обрыв?
Вскоре так и оказалось. Босая нога нащупала край камня. Тали испуганно отпрянула. Легла на живот, прикоснулась к краю, пошарила руками впереди и чуть внизу, пытаясь понять — уж не ступеньки ли там?
Нет, впереди и внизу была чёрная пустота. Девушка стала осторожно отползать и… нащупала ногами такую же пустоту. Ледяной ужас тугим комком подпрыгнул в животе. Тали встала на четвереньки. Снова начала ощупывать руками камень. Там, где секунду назад зияла пустота, теперь был ровный пол! Девушка села, не решаясь пошевелиться. Она не знала, куда идти. И не осмеливалась сделать шаг, боясь сорваться в чёрную бездну.
Издалека будто бы послышались шаги. Справа. А потом слева. И где-то далеко что-то зашуршало, заклацало, легонько защёлкало. Будто в темноте кто-то стучал по камням тонкими острыми палочками…
— Вот ты где! — тёплые сильные руки взяли её за плечи. — Нельзя уходить одной.
Она узнала голос мужчины.
— Мне не говорили, — пролепетала Тали, цепляясь за него. — Я хотела выйти и заблудилась…
В окружающей тьме их голоса звучали глухо, словно они оба сидели в ящике, а не стояли посреди огромного коридора.
— Отсюда нельзя выйти. Ты сильно заплутала. Кто бы другой не нашёл. Идём назад.
Он взял её за руку и повёл прочь.
— У тебя даже лампы нет. Как ты меня отыскал? — шёпотом спросила девушка.
— Меня учили. Мне не нужен свет. Я слышал твоё дыхание и как колотится сердце, — ответил он. — Хорошо, что ты не успела спуститься вниз. Там могли бы и съесть.
Тали до костей продрал мороз:
— Что это за место?
— Не знаю.
Он привел её обратно в комнату, усадил на тюфяк, дал воды и объяснил:
— Вывести отсюда могут только те, кто привёл. Сама не выйдешь.
Девушка спросила дрогнувшим голосом:
— Мы останемся тут навсегда? Без света?
— Свет есть, — собеседник кивнул на лампу. — Есть еда. Но это всё.
Тали вздохнула:
— Как тебя зовут?
— Сингур.
— А что ты здесь делаешь?
— Хожу туда, куда тебе нельзя — в катакомбы.
— Где могут съесть?
— Да.
— Зачем же ты туда ходишь?
— Сопровождаю человека, который тебя вчера привёл.
— Мне кажется, он не человек, — заметила девушка.
— Не кажется.
— А что ему там надо? — удивилась Тали.
— Белые слизни. И ещё он ищет что-то. Не знаю что. Просто веду его вниз, а потом сюда — на поверхность. Сам он не умеет искать путь в катакомбах.
— Как думаешь, что буду делать я? — спросила она.
— Наверное, собирать фимиам.
Тали грустно улыбнулась:
— Наверное, не только это? Раз тебя мной наградили.
Она чуть помолчала. А потом всё-таки продолжила:
— Давай договоримся: ты не будешь меня обижать и заставлять делать то, что я не хочу.
Он смотрел на неё потемневшими глазами:
— Хорошо.
— Сможешь сдержать обещание?
— Да. А что пообещаешь ты?
Тали подошла, села рядом с ним на тюфяк:
— Пообещаю, что пока ты держишь слово, ты об этом не пожалеешь.
Сингур молчал, только едва слышно сглотнул комок в пересохшем горле. Девушка негромко продолжила:
— Я не помню, кто я. И не знаю, как здесь оказалась. Но когда ты взял меня за плечи там, в темноте, я поняла, что тут живешь, только когда тебя касаются. Эта темнота… в ней словно цепенеешь. Можно теперь я к тебе прикоснусь?
Она дождалась его кивка и осторожно провела рукой по напрягшемуся плечу, по шее, по затылку:
— Тебе неприятно?
Он резко помотал головой, окаменел и вцепился руками в матрац так, что побелели пальцы.
— Знаешь, мне кажется, — тихо-тихо продолжила девушка, — здесь всё устроено так, чтобы люди забывали себя. Превращались в тени.
— С чего ты это взяла? — сипло спросил Сингур. — Ты даже имени своего не помнишь.
— Зато я ещё умею чувствовать, — она медленно стянула через голову свою рубаху. — Прикасайся ко мне и помни, что обещал.
Его руки были горячими и жёсткими, тело твердым, как доска, и тоже горячим, а вот губы оказались мягкими. Не очень нежными, конечно. Но… зато он сдержал данное слово.
…Эная захлебнулась от вожделения и опрокинулась на атласные подушки, с трудом понимая, где находится. Она ещё чувствовала прикосновения к голой коже, чувствовала мужчину, его губы и руки. Судорога желания ещё пульсировала в животе, но вокруг больше не было темноты и духоты — лишь высокий купол Храма, яркое солнце да недоумевающие сестры, которые смотрели на неё с совершеннейшим потрясением.
Мерцающая Сеть осыпалась, и, похоже, то немногое, что она поймала, смогла увидеть одна Эная. Увидеть и почувствовать. Вот только она ничего из увиденного не поняла, кроме того, что миг назад ею обладал мужчина, которого второй день искал весь Миль-Канас.
Глава 14
Когда Стиг вышел из купален, то первым, кого он увидел, был Карай. Брат мерил шагами вымощенный мрамором двор и явно изнывал от нетерпения. В восемнадцать лет даже короткое ожидание способно вывести из себя, а Карай ждать не умел с детства. И вряд ли однажды научится.
— А! — обрадовался он, увидев старшего, и быстро направился навстречу. — Ну наконец-то! Я думал, ты уже и сам помылся, и все купальни перемыл.
— Ага, а также всех служанок, — Стиг, расслабленный после терм, сел на каменную лавку в тени платана.
Он привык к тому, что порывистый Карай обладает удивительной
