— Можно, — согласился Оскар.
Я вложил сигарету ему в рот и щелкнул зажигалкой.
— Ну, здравствуй, Скоморох! — сказал он.
— Я тоже очень рад тебя видеть.
— Где мы?
— В столице нашей Родины, городе-герое Москве, — любезно ответил я. — Помнишь такое местечко?
— А конкретнее?
— В промзоне.
— Хулиган ты, Кондратьев. — Оскар презрительно хмыкнул. — И клоун. Какой, скажи на милость, был смысл устраивать весь тот цирк в аэропорту?
— Догадайся.
— Подскажи.
— Сам подумай. — Теперь, в свою очередь, хмыкнул я. — Напряги мозги и оцени.
— Это уже неважно, Стас. Прими мои соболезнования.
— По какому поводу?
— В связи с собственной безвременной кончиной.
А водичка-то и вправду начала действовать.
— Думаешь?
— Уверен, — заявил он.
— Ты действительно веришь во всю эту чушь обо мне?
— А какая разница? — совершенно искренне проговорил Игорь. — Виновен ты не виновен, главное, что тебя им назначили.
— Красиво рассуждаешь.
— Рад, что ты оценил, — отозвался он. — Кстати, раз пошла такая пьянка. Никак не могу взять в толк, как это меня подловили.
— Легко. Хочешь об этом поговорить? — Я глянул на часы, налил в кружку кофе из термоса и немного отпил.
— Подскажи.
— Нет, давай-ка сам.
— В тупике никого, кроме меня и напарника, не было, — начал он. — Кто-то спрятался за машиной?
— Уже лучше, — одобрительно заметил я. — Но пока все равно двойка. Продолжай.
— Если и за машиной никого не было… — Он запнулся. — Погоди, значит…
— Умеешь, когда захочешь. — Я протянул руку и погладил его по голове. — Хороший мальчик. Теперь допер, зачем я вытащил тебя в Шереметьево?
— Ага. — Он кивнул. — Значит, вы дернули моего напарника и оставили вместо него своего человека.
— Заметь, не я это сказал.
— А хоть бы и ты. — Оскар сдул пепел с сигареты. — Некрасиво получилось.
— Что?
— Не стоит впутывать в свои неприятности других людей, — наставительно произнес Оскар. — Теперь у ребят будут проблемы. Знал бы ты, какие серьезные.
— Почему ты так решил? — Я опять посмотрел на часы и сказал: — Если я проиграю, то тебя, суслик, никто не найдет. Следовательно, никому и ничего ты не расскажешь. — Я сделал пару глотков кофе. — А ежели наоборот, то на такие мелочи никто и внимания не обратит. Ладно, пора переходить к делу. У меня к тебе вопросы накопились.
— Надеешься много узнать?
— А почему нет? — поинтересовался я.
— Всегда тебя ненавидел, — признался Оскар. — А сейчас почему-то даже жалею. Химия, что ли, действует?
— Конечно. — Я поднялся. — Скажи-ка мне, Игорек, зачем вы такой толпой притащились меня встречать? — Я наклонился и подобрал с пола совсем другую бутылку.
— Это не я решал.
— А вот сейчас и проверим. — Я зажал ему нос и, когда Оскар открыл рот, влил туда еще специально подготовленной водички.
Грубо и, я бы сказал, неэтично скармливать человеку черт знает какую кустарщину, но что прикажете делать в такой вот ситуации? Сбегать домой за тем, что сэкономил и хранил в тайнике за плинтусом? Не смешно. Там, в смысле дома, а не за плинтусом, меня ждут крепкие и очень сердитые ребята из нашей спецуры.
Вот мне и пришлось прогуляться в аптеку. Вы не поверите, но из того, что имеется в свободной продаже, запросто можно соорудить кое-что, способствующее искренней и приятной беседе. Знание — сила, что ни говори.
— А теперь каково?
— Всегда тебя ненавидел.
— Ты второй раз это говоришь. Почему в аэропорту было так много ваших? Боялись не справиться?
— Повторяю, решал не я.
— Меня собирались захватить или?..
— Захватить, но живым до автобуса ты не добрался бы.
— Дурь какая! — удивился я уже не в первый раз. — Можно было бы решить вопрос гораздо проще.
— Я им об этом говорил.
— Им, это кому?
— Я действительно не знаю.
— Хорошо, сформулирую вопрос иначе. — Я повертел в руках трофейный телефон, нажал на кнопку и принялся любоваться записями. — Кому это ты, мил человек, звонил в семнадцать двадцать три?
Часа два мы играли в вопросы и ответы, потом бобров отрубился. А я взялся за его напарника, капитана из технического отдела, что интересно, не нашего управления.
Потом я попил еще кофе, немного прогулялся, вернулся на место и принялся слушать аудиозаписи того, что они наболтали. Не так уж и много, но и то, что мне удалось узнать, оказалось нелишним. Я посмотрел на часы, лежащие на столе. Ого, шесть сорок три.
Гена Садко дрых в спальнике на топчане и делал это умеючи, с большим удовольствием, слегка похрапывая. Я подошел, протянул руку и легонько коснулся его плеча.
— Ну и чего тебе? — недовольно пробурчал он.
— Вставай.
Гена охнул, наполовину вылез из спального мешка, потянулся и спросил:
— Который час?
— Скоро семь. — Я протянул ему чашку. — На-ка, глотни кофейку.
— Красота! — Гена вышел на воздух и устроился рядом со мной на ящике. — Говори.
Я раскрыл рот и начал. Хватило меня минут на десять, не больше.
— Вот как-то так, — закончил я свою грустную повесть. — Что скажешь?
— Складно. — Геша мрачно посмотрел на меня и сплюнул. — Но по сути — херня голимая.
— Хочешь сказать, нет конкретных доказательств?
— В точку, — мрачно подтвердил он.
— Значит, так. — Я встал. — Остаешься здесь.
— Часовым при этих ребятишках? — осведомился он. — Не вопрос. Когда вернешься?
— Никогда, — ответил я. — Если завтра до восьми вечера не выйду на связь, то распаковывай эту парочку и в темпе чеши отсюда. Найдешь ребят и подробно все им расскажешь. Сами будете решать, что делать.
— Лучше будет, если у тебя все-таки получится, — заметил он.
— Строго между нами скажу, что я и сам не против.
— Коли так, то удачи тебе. — Он привстал и протянул мне руку.
— Не помешало бы.
Глава 47 СТАРИКОВСКИЕ ПОСИДЕЛКИ
Высокий седой человек вышел из подъезда и побрел наискосок через двор. Когда-то, может быть, даже совсем недавно он был очень силен. Но сейчас спина его сгорбилась вопросительным знаком, широченные плечи обвисли, да и двигался он как-то неуверенно, пришаркивая. Видно было, что каждый шаг явно давался ему с немалым трудом.
— Совсем дедуля плохой стал, — пробормотал себе под нос мужчина с газетой в руках, расположившийся на скамейке, встал и двинулся следом.
— Точно, — прозвучало в наушнике. — А ведь носился как лось.
Человек, неуважительно названный дедулей, меж тем вышел на улицу, дисциплинированно замер у светофора, дождался зеленого сигнала и пересек дорогу. Он с видимым трудом осилил несчастные три ступеньки и вошел в магазин.
Человек с газетой дорогу переходить не стал. Он тормознулся у овощного лотка и принялся разглядывать товар.
Старик вышел из магазина с полупустым пакетом и зашаркал ногами дальше. Шагах в двадцати от него так же неторопливо следовал скромно одетый мужчина среднего роста и возраста, с незапоминающимся лицом.
— Идет к аптеке, — доложил он. — Мои действия?
— Жди! — скомандовал персонаж, стоявший у лотка.
— Понял. — Мужчина замер возле автобусной остановки и закурил.
Дед вошел в аптеку и скрылся из виду. Медленно потекло время.
— Что-то он долго, — забеспокоился мужчина у остановки. — Как бы дедусь там кони не задвинул.
— Сходи и посмотри.
— Есть! — Топтун подошел к аптеке, раскрыл дверь, шагнул за порог и тут же выскочил обратно. — Пусто!
— Понял! — отозвался человек у лотка. — Отлично!
Последнее слово прозвучало странно. Наружники обычно жутко нервничают и начинают мерзко сквернословить, когда понимают, что клиент исчез.
Этот субъект достал телефон, набрал номер и доложил:
— Клиент оторвался.
В это время дед вышел из троллейбуса, бодренько сбежал вниз по ступенькам и вошел в метро. Через некоторое время он появился на поверхности на станции «Китай-город», уселся на скамейке в сквере, достал носовой платок, вытер лицо и шею. В это прохладное осеннее утро ему почему-то было жарко. Он извлек из-за воротника пиджака наушник на проводке и закрепил его на законном месте.
Спустя минуту-другую на аллее показался еще один старичок, лет на пятнадцать старше того, который сидел на скамейке. Он был в мятом стареньком темно-коричневом костюме, с двумя рядами засаленных орденских планок на впалой груди, клетчатой фланелевой рубашке и при галстуке. Этот дедусь уселся на скамейку метрах в шестидесяти от ранее упомянутого персонажа и принялся оживленно обсуждать что-то сам с собой. Ничего удивительного. С пожилыми людьми такое часто случается.
— Алло, гараж!
