ты же его знаешь. Он будет сидеть на своей ревнивой лошадке какое-то время, так что не жди двойного свидания в ближайшее время.
Это подытоживает Лекса, все верно. Я не ожидаю, что они станут лучшими друзьями, но, конечно, они оба могут быть достаточно вежливыми, находясь в одной комнате друг с другом.
На какой планете находится мой мозг? У свиней больше шансов летать.
— Чарли, тебе неловко?
Она придвигается ближе ко мне, кладет голову мне на плечо: — Честно говоря, немного, но я не виню тебя, Адриана. Джулиан — это… ну, Джулиан.
— Умный, сексуальный, заботливый, веселый… — понимаю, что произношу слова вслух.
— Адриана, ты сражена наповал.
— Мне есть чем быть сраженной, — поднимаю на нее брови.
— О, могу я спросить?
— О чем бы ты хотела спросить, Чарли? — озорно ухмыляюсь.
— Неважно. У тебя ухмылка женщины, которая выглядит очень довольной.
— Ну и ну. Я понятия не имею, о чем ты говоришь.
Чарли выглядит разочарованной, но она достаточно умна, чтобы понять, что сексуальную часть наших с Джулианом отношений лучше с ней не обсуждать: — Все в порядке. Думаю, это одна из тех частей ваших отношений, о которых ты можешь поделиться с Эриком всеми сочными подробностями.
Я бросаю на нее сочувственный взгляд. Она меняет тему, спрашивая меня о Сиднее. Я рассказываю ей обо всех удивительных местах, куда водил меня Джулиан, и немного о вечеринке по случаю выхода его книги. Я уже собиралась упомянуть о своем срыве в тот вечер, когда нас застал громкий взрыв. Через несколько секунд в моей гостиной стоит взъерошенный Лекс. За два часа, прошедшие с тех пор, как я видела его в последний раз, он стал похож на убитого на дороге. Вооруженный бутылкой виски, его налитые кровью глаза говорят мне, что он не переставал пить.
— Надеюсь, ты не был настолько глуп, чтобы сесть за руль, — говорю я вслух.
— Я не такой глупый, как ты, Адриана. У меня есть здравый смысл.
Раздраженная его оскорблениями, я быстро открываю рот, пока Чарли не перебивает меня: — Я же сказал тебе, что я здесь. Что тебе нужно?
— Чего я хочу? — зловещий смех возвращается, — Чтобы моя жизнь продолжалась как прежде, и мне не приходилось беспокоиться о том, что моя жена тусуется со своим бывшим у моей сестры. То есть, блядь, повезло парню с двумя цыпочками, да?
— Ты такой придурок! — кричит Чарли.
Я кладу руку на плечо Чарли: — Чарли, не беспокойся. Я собираюсь приготовить себе что-нибудь поесть и лечь спать. С тобой все будет в порядке?
Она кивает, и я направляюсь на кухню. Мои стены не звуконепроницаемы, и подслушивания невозможно избежать, пока я делаю себе быстрый сэндвич.
Первым доносится голос Лекса: — Что с тобой, черт возьми, не так? Почему ты их защищаешь?
— Потому что она счастлива, Лекс. Если только ты не слепой, даже ты видел, как сильно она изменилась.
Шум прекращается, остается только тишина.
— Я не хочу, чтобы он был рядом с тобой. Ты меня понимаешь?
— Тебе нужно уйти и протрезветь.
— Ты меня понимаешь?
— Завтра мы поговорим об этом, но сегодня не жди меня дома. Не жди от меня ничего после того, как ты вел себя со мной сегодня.
— Шарлотта… — слышу, как смягчается его голос, — мне нужно, чтобы ты вернулась домой.
— Лекс, пожалуйста, просто уходи. Я буду дома через несколько часов. Выспишься, и тогда мы поговорим об этом, — отвечает Чарли, потерпев поражение.
Звук захлопнувшейся двери эхом разносится по коридору. Чарли заходит на кухню и садится рядом со мной. Она не делает сэндвич, а лениво хватает кусок хлеба и запихивает его в рот целиком. Я наливаю ей сок, и она выпивает его одним глотком. Как и я, она выглядит разбитой.
Мы заканчиваем и выключаем свет, направляясь наверх. Забираясь в мою кровать, она вспоминает наше детство и бесчисленные ночевки. Она как будто читает мои мысли и вспоминает старые времена.
— Я помню, как мы ночевали у тебя дома, когда нам было лет восемь, и мы только что посмотрели «Кошмар на улице Вязов». Лекс пытался напугать нас, надев свою маску Фредди Крюгера.
Я смеюсь в ответ: — Кажется, я обделалась, честное слово.
— Мерзость, а я думала, что ты только что пукнула в страхе за свою жизнь.
Мы оба падаем в припадке смеха, тела трясутся, пока мы пытаемся взять себя в руки.
— Иногда у меня бывают странные воспоминания, и я думаю: «Ух ты, я была влюблена в Лекса еще до того, как мы познакомились». Я помню, как каждый раз, когда я приходила к тебе, твоя мама делала мне сэндвич с арахисовым маслом и желе и тайком добавляла желе. Однажды ее не было дома, и я попыталась сделать его сама. Мне, наверное, было лет десять или около того. У меня не все получалось, — она смеется про себя, а потом продолжает: — Алекс, не Лекс, вошел и застал меня за этим занятием. Он что-то бубнил о своем арахисовом масле и о том, что никто его не трогает, поэтому, чтобы досадить ему, я окунула палец в его арахисовое масло.
— О Боже, что он с тобой сделал?
— Он сказал мне: «Спорим, я смогу сделать тебе еще больше гадостей», а потом схватил мою руку и пососал палец, на котором было арахисовое масло.
— Как я этого не знала?
— Потому что мне было так противно и стыдно. Помнишь, это было в тот день, когда я ушла из твоего дома в слезах.
— О! — память возвращается, — Это был день, когда Лекс сказал, что у тебя мононуклеоз и не стоит об этом вспоминать, потому что ты обделалась на кухне.
— Ты серьезно? Вот засранец!
— Ты вышла за него замуж, — напомнил я ей.
— Да, он мой мудак.
Качая головой в отвращении, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на часы. Сейчас только больше двух. Если бы сегодняшний вечер не сложился так, как сложился, я бы лежала в постели Джулиана и занималась любовью до тех пор, пока не смогла бы ходить, как он и обещал.
— Адриана, дай Лексу время, хорошо? Не секрет, как сильно он презирает Джулиана, учитывая прошлое. Я надеюсь, что со временем он одумается, но не жди чудес в одночасье.
— Я знаю, но теперь все открыто. Мы с Джулианом можем быть нормальной парой, больше не надо прятаться.
— А что Энди думает о нем?
— Энди любит его. В смысле, Джулиан отлично ладит с Энди.
— Это то, о чем я беспокоилась, —
