Дети ничего не сказали ей по поводу перестановки, но Лайза и так понимала: им это больно. Она видела встревоженное лицо Кайла, затаенное горе в глазах Келли. Даже маленький Чарли, у которого не закрывался рот, был непривычно молчалив.
— Как дела в школе? — спросила Лайза.
Вопрос был задан нарочито бодрым тоном и относился ко всем троим.
— Нормально, — сдавленно ответил Кайл. — Мам, ты не забыла о поездке на выходных?
Вот и еще одно напоминание. Такие поездки были давней традицией школы. Считалось, что они помогают единению отцов и сыновей. Отец кого-то из мальчиков приглашал на уик-энд одноклассников своего сына вместе с их отцами. Ну какой мальчишка откажется провести пару дней в мужской компании?
— Бобби говорил мне, что его отец готов взять и меня, но я не хочу ехать, — сказал Кайл. — Мам, пожалуйста, не заставляй меня.
Лайза чуть не заплакала. В предстоящей поездке Кайл оказался бы единственным мальчишкой без отца.
— Ты прав, Кайл. Думаю, там будет не так уж интересно. Я сама позвоню отцу Бобби и скажу, что ты не поедешь.
Лайза вспомнила другой совет распорядителя похорон: «Хорошо, если у детей появится какое-нибудь радостное событие и они будут ждать его как праздника». Благодаря Бренде Каррен такое событие появилось.
— А у меня есть для вас хорошая новость, — все тем же бодрым голосом продолжала Лайза. — В этом году наши соседи решили снять в Бризи-Пойнт[29] дом попросторнее. Они хотят, чтобы мы проводили там все выходные. Бренда рассказывала: дом стоит прямо на берегу океана. Вы согласны?
— Это правда, мам? Ну клёво! — восторженно отреагировал Чарли.
«Этому бы только плескаться. Настоящая водяная крыса», — с облегчением подумала Лайза.
Реакция Кайла была куда сдержаннее, хотя новость обрадовала и его. Лайза взглянула на дочь. Казалось, Келли даже не слышит, о чем говорят. Девочка рассеянно ковыряла вилкой макароны.
Сейчас не время заводить с ней разговор. Дочери нужно самой пережить потерю.
Лайза посмотрела на часы. Минут через десять она уберет со стола, вымоет посуду и усадит детей делать уроки. К половине восьмого ей нужно быть у Нелл.
— Кайл, когда ты поешь, хочу попросить тебя мне помочь. Вчера Эд заговорил о папиных инструментах, и я потом вспомнила: там ведь не только папины инструменты. Кое-что он брал на время у своего сослуживца. Их надо вернуть. Я позвонила этому человеку с работы и договорилась, что привезу их сегодня. Там две коробки. Помоги мне отнести их в машину.
62Из больницы Дэн Майнор сразу же поехал в офис Корнелиуса Макдермотта. Оказалось, Нелл уже предупредила деда, и тот ждал его звонка. Старик встретил его очень радушно.
— Слышал, вы с Нелл вместе учились в Джорджтауне.
— Не совсем так, мистер Макдермотт. Мы учились в Джорджтауне, но не вместе. У нас разрыв с ней лет в шесть.
— Уже освоились в Нью-Йорке?
— Пожалуй, да. И потом, у меня нью-йоркские корни. Мои дед и бабушка родом отсюда. И мать до двенадцати лет жила на Манхэттене. Это потом они переехали в пригород Вашингтона. Получается, генетически я одной ногой стою там, а другой — здесь.
— Вот и я тоже, — сказал Макдермотт. — Между прочим, я родился в этом доме. Тогда здешние улицы были и скучнее, и грязнее. У взрослых была такая шутка: «Хочешь выпить на халяву? Выйди на улицу и жди, когда ветер подует со стороны пивоварни Джекоба Руперта».
— Какая экономия! — засмеялся Дэн.
— Только похмелье потом было ощутимее.
Их разговор тек как бы сам собой, без мучительного поиска тем и огибания острых углов. Корнелиусу Макдермотту все больше и больше нравился доктор Дэн Майнор. «К счастью, сын пошел не в отца», — подумал старик. На вашингтонских приемах ему доводилось не раз встречаться с Майнором-старшим — напыщенным и довольно скучным человеком. Дэн не из отцовского теста. На его месте многие попросту открестились бы от такой матери и постыдились рассказывать, в кого она превратилась. А Дэн не оставляет усилий найти ее и помочь. «Такие парни мне по нраву».
— Обещать наверняка, как вы понимаете, я не могу, но попробую тряхнуть этих бюрократов, чтобы оторвали зады от кресел и занялись настоящими поисками вашей Квинни, — сказал Макдермотт. — Как я понял, в последний раз ее видели в сентябре прошлого года, где-то к югу от Томпкинс-сквер?
— Да. Между тем ее тамошние друзья говорят, что она вполне могла покинуть Нью-Йорк. Сведения о ней очень скупы. Еще мне рассказали, что у матери бывали затяжные депрессии. Тогда она вообще никого не хотела видеть и, словно зверь, искала себе нору.
Дэн поймал себя на странном ощущении: он все больше проникался уверенностью, что его матери уже нет в живых.
— Вы хотели бы поселить мать в своей квартире? — вдруг спросил Корнелиус Макдермотт.
— Честно говоря, не знаю. Сначала ее нужно найти.
— И потом, как вы понимаете, может быть и... другой вариант.
— Я только что об этом думал, — признался Дэн. — Если она умерла и похоронена где-то на кладбище для бездомных, я бы хотел перенести ее прах в наш фамильный склеп в Мериленде. В любом случае появится определенность... и у меня, и у деда с бабушкой. Страшно представить, как она бродит по улицам, больная и, быть может, с помутненным разумом.
— У вас есть ее фотографии? — спросил Корнелиус.
Дэн вытащил из бумажника старый снимок, с которым не расставался.
Корнелиус Макдермотт рассматривал потертое черно-белое фото и чувствовал, как к горлу подступает комок. Сколько любви излучали два этих лица — красивой молодой женщины и малыша, крепко обнимавшего ее за шею.
— У меня есть и другой снимок. Кадр из документального фильма о бездомных, который семь лет назад показали по каналу Пи-би-эс. Наверное, вы знаете, что с помощью компьютерной программы можно «состарить» снимок и внести другие изменения. Друзья матери рассказали, как она выглядела в прошлом году. Мне сделали компьютерную реконструкцию с учетом их словесного портрета.
Макдермотт прикинул: матери Дэна сейчас должно быть около шестидесяти лет. Но с компьютерного снимка на него смотрела седая, высохшая восьмидесятилетняя старуха.
— Мы размножим этот снимок и развесим по городу, — пообещал он Дэну. — А чтобы кое-кто руководствовался не только инструкциями и предписаниями, я попрошу, чтобы внимательно просмотрели все данные о захоронениях бездомных начиная с сентября прошлого года и поискали, нет ли там похожей женщины.
Дэн встал.
— Мне пора. Я и так отнял у вас много времени, конгрессмен Макдермотт. Я вам очень признателен за готовность помочь.
— Извольте снова сесть, молодой человек. Во-первых, я бывший конгрессмен. Во-вторых, для друзей я просто Мак. А в-третьих, уже половина шестого. Самое время пить коктейли. Что предпочитаете?
За сухим мартини их разговор вновь принял непринужденный характер. Оба так увлеклись беседой, что даже не заметили вернувшуюся Лиз Хенли.
Вид у секретарши Макдермотта был весьма подавленный.
— Мне пришлось заехать домой, — тихо сказала Лиз.— До сих пор не могу опомниться.
— Да что с вами сделала эта гадалка? — испуганно спросил Макдермотт, проворно вскакивая на ноги. — Я вас еще такой бледной не видел!
— Как вы себя чувствуете? — спросил Дэн, который уже стоял возле Лиз. — Я врач...
Лиз покачала головой и рухнула в кресло.
— Сейчас все пройдет. Не надо проверять у меня пульс. Мак, налейте мне вина. Это поможет лучше лекарств... Вы знаете, я ехала туда в весьма скептическом настроении. Но Бонни Уилсон... она просто перевернула мои представления. Шарлатанства там нет и в помине. Она — ясновидящая в полном смысле этого слова. И если она предупреждала Нелл относительно Питера Лэнга, к ее словам нужно прислушаться.
63После ухода Герты Нелл вновь включила компьютер и перечитала статью, написанную для пятничного номера газеты. Статья касалась истории президентских избирательных кампаний в Соединенных Штатах, которые с каждым разом становились все длиннее и драматичнее.
Нелл решила, что ее следующая статья будет последней. Она попрощается со своими читателями и сообщит им о намерении вступить в борьбу за место в Конгрессе, которое долгие годы занимал ее дед.
Решение она приняла еще две недели назад, но только сейчас вопросы и сомнения отступили окончательно. Нелл уходила в политику не из подражания Маку. Пример деда, конечно же, вдохновлял ее. И все же стремление пойти на государственную службу было ее собственным. А страхи и броски в сторону? Они тоже были ее собственными?
Нелл задумалась. Имеет ли она право утверждать, что все противодействие исходило только от Адама? Ей вспомнились их частые и долгие споры по поводу ее ухода в политику. Если бы Адам противился этому с самого начала! Нет, перемена в нем произошла уже потом. Нелл листала страницы файлов своей памяти, пытаясь найти поворотную точку, переменившую взгляды Адама на ее участие в политике. Когда они только-только поженились, он был едва ли не самым горячим сторонником ее выбора. Он говорил о преемственности, о политических династиях. А потом Адам вдруг остыл. И не только остыл; он занял откровенно враждебную позицию. Что же все-таки развернуло его на сто восемьдесят градусов? А может, Адам с самого начала был против, но почему-то не хотел этого показывать?
