— Знаете, — после весьма продолжительного молчания проговорил Безымянный, невольно улыбнувшись, — весь этот наш разговор выходит каким-то очень странным. Вам самим так не кажется? Мы играем в загадки и детские шарады, пытаясь обставить друг друга, точно мальчишки, выясняющие, кто из нас самый хитрый. К чему всё это? Складывается ощущение, что вы совершенно не заинтересованы в результате этого вашего таинственного дела и только ищете повод отказать очередному кандидату на это ваше «неведомо что»!
Рыжеволосый яростно затряс головой.
— О, вот тут вы ошибаетесь! Мы крайне заинтересованы в выполнении нашего заказа. Можно даже сказать — жизненно заинтересованы! Только это нам и важно, только это имеет значение. Потому-то нам и нет дела до того времени, что придется ждать подходящего человека! Нам важен результат! Мы уже отклонили нескольких кандидатов. Трое прошедших предварительный отбор — провалились на завершающем испытании. Но мы не торопимся, нет! Нам нужен лишь один — тот, кто сумеет выполнить возложенную на его плечи миссию. Второго шанса не представится ещё очень долго, а скорее всего — вообще не представится! Мы не можем и не станем рисковать, вы понимаете?
— Понимаю.
Безымянный сложил руки на груди и задумчиво уставился на темнеющую громаду каменной арки. Он действительно начал кое-что понимать. Вернее — догадываться. Нет, не разговор, состоявший из недосказанных намеков, навел его на те смутные предположения, что роились в голове, точно растревоженный улей. Дело было в другом. В самом его собеседнике! Странно, Безымянный отчетливо ощущал силовые линии, оплетающие весь этот парк, каждое дерево, куст, даже листик, но человек, стоявший перед ним казалось, был напрочь лишен той части Единства, что называется жизнью. Пятно непроницаемой тьмы! Грязная клякса, дыра в ничто на фоне бьющей во все стороны и пульсирующей радостью бытия энергии Созидания. За свою жизнь он ни разу не встречался ни с чем подобным — хотя ему довелось сводить куда более близкое знакомство, чем хотелось, с самыми невероятными тварями — но даже «выпивающие» Тартра не выглядели и не ощущались настолько чуждыми этому миру, настолько иными. Да, ему ещё ни разу не приходилось встречаться с созданиями, подобными стоящему перед ним, — и за это надо будет всенепременно возблагодарить Предков при следующем обращении. Но что-то в глубине души, некие невнятные голоса, шепчущие о чем-то давно забытом на самой грани восприятия, предупреждали его, взывая не столько к памяти, сколько к… Наверное, он и сам не смог бы сказать, к какой именно части его разума обращались эти неведомые голоса. Да и были ли они в действительности? Нет, всего лишь фантом знания, точно боль в отсутствующей конечности, — вот чем являлись голоса. Эхом несуществующей памяти о неведомом.
Но именно их неумолчный шепот подсказал ему задать собеседнику вопрос, на который он никогда не решился бы самостоятельно и при других обстоятельствах:
— Вы техник? — Безымянный сумел произнести это презренное слово очень спокойно, почти безразлично.
Невероятно, но это нелепое предположение не вызвало у его собеседника никакой внешней реакции! Ни гнева, ни испуга… Рыжеволосый лишь с искренним любопытством уставился собеседнику в глаза. Больше никакого отклика на это чудовищное оскорбление, на это страшное предположение не последовало. Долгая тишина — словно грязно-масляная клякса, разлившаяся по поверхности воды. Казалось, даже ветер стих, и птичьи трели угасли в безмолвии.
— А что, если и так? — прервав застывшее, точно болотная муть, молчание, откликнулся он целую вечность спустя. — Разве это что-либо изменит?
Сердце человека, стукнув невпопад, ухнуло вниз. Незнакомец не дал прямого ответа, но даже прозрачного — как чугунная болванка — намека было достаточно. Вот она, «неизвестность» Нима. Воистину, Тьма и Неизвестность в одной бутылке — словно прогорклое пиво и прокисшее вино, разлагающиеся в желудке!
Техники… Безымянному, как и большинству простых конфедератов, мало что было известно об этих… Людях? Существах? Чудовищах? Даже такой, казалось бы простенький вопрос, как определение их видовой принадлежности, не был до конца разрешен. Да и не интересовала эта тема никого, кроме храмовников, ведь считалось, что техники оказались полностью истреблены около полутора сотен лет назад. Некогда жившие по всей Терре, они были объявлены вне закона разом во всех филиалах. Созванный одновременно с «Диктатом Осуждения» Восемнадцатый Поход Священного Гнева продолжался всего одиннадцать дней, но и этого хватило, дабы в корне истребить всех техников и разрушить их лаборатории. Вместе с гибелью последнего представителя этого сообщества возникло и негласное табу — какими именно причинами было вызвано подобное решение, Безымянный не знал, но именно в те времена Конфедерация, обычно весьма склонная к доведению до сведенья всех и каждого информации об одержанных победах, ввела в обращение новый изустный постулат, гласивший: «Побежденный не заслуживает памяти». С тех пор о техниках попросту забыли или постарались забыть, и даже их имя осталось лишь в исторических летописях храмовников, в распространенных повсеместно сквернословиях, вроде: «подлый, как техник» или «уродлив, как техник», да в фигурках «Великой Игры». Вот и вся информация, что сохранилась в память об этих… существах. Хотя нет, не совсем, было ещё одно — что упоминалось практически в каждой легенде. Самое главное — то, что послужило причиной падения этих существ! Техники не были живыми. В самом прямом смысле этого слова.
Разумными и, возможно, даже одушевленными машинами — вот кем являлись эти твари. Высокоразвитые, невероятно умные, расчетливые, но всё равно неживые. Всего лишь механизм, машина, автомат… техник! Так гласили легенды.
— Ты понимаешь, что мне следовало бы убить тебя прямо сейчас? — очень тихо спросил Безымянный. Он не угрожал, в его словах не было даже намёка на ожесточение.
Техник пожал плечами, словно данный вопрос нисколько его не заботил.
— Моя жизнь не имеет значения, — равнодушно проговорил он, и было очевидно: не лжет! — Важна лишь цель. И если уж я заговорил об этом… Вы не лжете, не изворачиваетесь, не бежите в страхе, не пытаетесь напасть… Вы подходите нам, изгнанник. Полагаю, вы можете оказаться именно тем, кто нам нужен. Если вы согласны принять наше предложение — отправляемся в путь.
Вот так разговор получался! Безымянный мысленно даже восхитился этой неколебимой решительностью существа. Осознавать собственную обреченность, знать, что любой, самый незначительный шаг может обернуться смертью — и то, если сильно повезет, — и всё равно действовать, невзирая ни на что. Видимо, их цель действительно значила очень много, и это, в свою очередь, обещало дополнительные прибыли. Но она же сулила также и неизмеримо большие опасности.
— Мне нужно время, — задумчиво проговорил Безымянный, уставившись немигающим взглядом в лицо техника, точно в маску укутанное в обступающие его вечерние тени. — Я должен подумать.
— У вас нет времени, — бесстрастно возразил тот. — Как я уже сказал: мы не можем рисковать. Вы либо соглашаетесь, либо нет. Здесь и сейчас. Иного не дано.
— Хорошо, — помолчав немного, ответил человек. — Но я прошу лишь несколько минут, Согласитесь, учитывая все обстоятельства — это немногое…
Не дожидаясь ответа, Безымянный демонстративно повернулся к технику спиной и направился к скамье, отделенной от портальных врат, под сенью которых происходил разговор, всего лишь тремя десятками шагов. Приблизившись, он опустился на каменное сиденье, успевшее порядком остыть и, сгорбившись, облокотившись о колени, уткнулся подбородком в сведенные вместе ладони. Мысли и чувства находились в редкостном диссонансе. Разум кричал — откажись! Эмоции, та часть бессознательного, которой он привык доверять куда больше, чем собственному «я», настойчиво твердили: соглашайся! Как жаль, что не было рядом Саги — старый хитрец наверняка сумел бы дать так нужный ему совет… после того как пришел бы в себя от приступа неудержимого хохота. Да, старика, без сомнения, наверняка позабавили б терзания молодого Александера. Но Саги жил в Тартре, оставался только…
— Ноби, — тихонько, так, чтобы не быть услышанным техником, позвал Безымянный бесёнка. Но ответа не последовало. Человек некоторое время подождал, а затем повторил призыв. — Ноби, вылезай. Мне надо с тобой обсудить…
— Мне страшно! — крохотная мордочка выглянула из-под скамьи, испуганно хлопая ресницами. Дрожащие пальчики вцепились в край каменного сиденья и часто-часто перебирали по шероховатой поверхности в нервическом тике. — Не соглашайся! Это страшное существо, очень страшно. Я таких никогда не видел — жалостно взмолился бесенок. — Он очень плохой. В нем нет жизни, совсем нет! Он…
