– Конечно, нет!
Это было произнесено с такой страстью, что Кларенс поверил ей. Наклонившись, он подобрал ракушку и запустил ею в цаплю, неподвижно стоявшую у кромки прибоя, засунув голову под крыло. Но ракушка пролетела мимо цели, и цапля даже не шелохнулась.
– Если он унаследует этот титул, – продолжал Кларенс. Он смотрел на цаплю, потому что был не в силах взглянуть в лицо Джессалин. – Конечно, старший Сирхэй вряд ли женится – ни одна порядочная женщина не пойдет за него. Но чтобы унаследовать титул Маку, еще нужно пережить его, а Вест-Индия, говорят, гиблое место. И потом, все эти его безумные изобретения – паровозы, экипажи без лошадей…
– Неправда, они совсем не безумные! За ними будущее! Все вы просто слепцы, раз не видите этого. И преследуете его, насмехаетесь над ним!
Кларенс пристально посмотрел ей в глаза и увидел именно то, что ожидал, – беспредельное восхищение человеком, который не заслуживал ничего, кроме презрения.
– Тем не менее эти изобретения поглощают даже те гроши, которые ему удается скопить. Не говоря уже о том, что в один прекрасный день он может просто погибнуть. И последнее: даже если он станет графом, он все равно не женится на тебе. Мак женится на деньгах, потому что, как последний представитель знатной семьи, пусть даже проклятой Богом, он может дать своей будущей жене то, к чему стремятся все безродные нувориши, – имя. И это еще одна традиция семейства Трелони. Если бы не она, их род пресекся бы много лет назад. А дочери богатых буржуа готовы душу дьяволу продать, лишь бы их называли миледи.
Это Кларенс знал наверняка. Такой была сестра его матери. Да и сама мамаша готова была пойти на все, лишь бы именоваться любовницей милорда.
Внезапно он почувствовал на себе пристальный взгляд серых глаз. Огромных глаз, видевших так много и в то же время не замечавших главного.
– Почему ты ненавидишь его? – спросила наконец Джессалин.
Кларенс отвел взгляд. В последнее время он все чаще ощущал странную пустоту внутри, мучительное чувство невосполнимой потери. Как будто потеря невинности угрожала ему.
– Я просто не хочу, чтобы ты страдала, – выговорил он, помолчав.
– Тогда не заводи таких разговоров. Я не хочу говорить о нем с тобой.
Кларенс посмотрел на Джессалин, на упрямо вздернутый волевой подбородок. И в который раз задал себе вопрос: что же в ней так притягивает его. Ее не назовешь красивой. Даже хорошенькой. Волосы рыжие, рот слишком велик, слишком высокая, слишком широкая в кости, слишком неуправляемая… Ее всегда было слишком много. Но он никак не мог забыть ее мягкие, теплые губы со слабым привкусом эля, который они вместе пили на ярмарке. В мечтах он не раз вновь целовал их.
Но Кларенс боялся, что если он попытается сделать это наяву, Джессалин просто отвернется. А этого ему не перенести.
Глава 11
Перси весь день безуспешно пыталась вздремнуть на прогретом солнцем кухонном пороге, но котята все время тормошили ее. Они ползали по ней, покусывали за уши и тыкались мордочками в живот в поисках соска. Время от времени Перси лениво вытягивала лапу и отпихивала кого-нибудь из своих назойливых отпрысков.
Из кухни вкусно запахло сметаной, послышалось равномерное гудение маслобойки. Перси встала, выгнула спину дугой, лениво потянулась и направилась в дом. Не отставая ни на шаг, котята потрусили следом. И только самый маленький отстал – ему никак не удавалось перевалить неуклюжее тельце через порог.
Это был тот самый последыш, который выжил исключительно стараниями Джессалин. Она назвала его Наполеоном, потому что он, несмотря на маленький рост, оказался весьма задиристым и не упускал случая потрепать своих более крупных братьев и сестер. К сожалению, огромная чайка не знала, что этот маленький рыжий комок пуха носит имя человека, который когда-то был хозяином Европы. Не знала она и того, что в малыше души не чает молодая хозяйка дома. Чайка заметила легкую поживу и решила не упускать случая.
Джессалин, прислонившись к изгороди, наблюдала, как Майор приучает Надежду Летти. Тот действовал умело, не торопясь: сначала дал лошади понюхать мягкую кожу, потом потер уздечкой шею и за ушами. Но чуть он попытался накинуть уздечку на морду, лошадь испуганно шарахнулась. И как раз в этот момент ленивую тишину летнего дня нарушил пронзительный вопль.
– Чайка! – причитала Бекка Пул, подбегая к Джессалин и тыча пальцем в небо. – Она утащила Наполеона! О Господи, делать-то что же!
Задрав голову, Джессалин увидела низко летящую птицу. Из ее мощного клюва свисал несчастный Наполеон.
– Я принесу ружье, – предложил Майор, подходя к Джессалин.
– Нет! – в ужасе закричала та, глядя на чайку, которая повернула к прибрежным скалам. – Вы убьете обоих. – И она, подобрав юбки, помчалась вдогонку.
Бекка и Майор смотрели ей вслед. Оба были уверены, что птицу не догнать. Шляпка слетела с головы Джессалин, и ее темно-рыжие волосы флагом развевались по ветру. Бекка отерла навернувшиеся на глаза слезы.
– Она так любила этого недокормыша.
– Угу, – согласно кивнул Майор. Он не любил тратить слова попусту.
– Эта чайка сожрет кого угодно, – сказала Бекка. – Не удивлюсь, если дойдет очередь и до нас.
Майор промычал что-то нечленораздельное и направился обратно в загон, однако его толстые губы слегка подрагивали. Представив, как мисс Джессалин будет горевать о погибшем котенке, он все же пошел за ружьем, чтобы хотя бы пристрелить эту чертову птицу.
Добежав до скал, Джессалин перешла на шаг. Она страшно запыхалась и даже прижала руку к груди, пытаясь унять неистовое биение сердца. Чайка как сквозь землю провалилась. Бухта была совершенно пуста, если не считать какой-то рыбачьей лодки с медно-красными парусами. Небо, затянутое темными тучами, низко нависло над морем. Белые барашки волн один за другим набегали на песчаный берег.
Ветер завывал среди скал, как плакальщик на похоронах, и Джессалин не могла бы точно сказать, действительно ли она расслышала слабое «мяу», или ей показалось.
Тщательно обследовав все выступы и углубления поросших жесткой травой скал, она наконец обнаружила рыжий комочек, съежившийся на узком каменном карнизе. Очевидно, шум птицу все-таки напугал, и она решила припрятать добычу в безопасном месте. Но рано или поздно она обязательно вернется.
Джессалин оглянулась по сторонам, высматривая чайку. Лодка подплыла поближе к берегу, и девушка прищурилась, чтобы рассмотреть ее получше. У руля стоял высокий, стройный молодой мужчина в белой рубахе. Закатанные рукава обнажали сильные загорелые руки, а крепчающий ветер трепал его темные волосы. Рядом с мужчиной сидела темноволосая девушка. Очевидно, она сказала что-то забавное, и он, повернувшись к ней, рассмеялся. Ветер донес до Джессалин его хрипловатый, грудной смех. Подозрение превратилось в уверенность и причинило ей такую нестерпимую, чисто физическую боль, что она чуть не вскрикнула.
