Его наглость так возмутила ее, что она не могла думать связно.
И все же остальные молча требовали ее ответа. Глаза Сары весело сверкали. Миссис Маккафери вопросительно вскинула брови, а лицо лорда Хока…
Лицо лорда Хока было уставшим. Он выглядел совершенно измотанным. Измученным. И все возражения замерли на губах. Он действительно нуждался в отдыхе, а еще лучше в долгом ночном сне. Что не дает ему спать по ночам, отчего он на грани полнейшего нервного истощения? Возможно, сегодня ей удастся выяснить.
Она стиснула ридикюль и постаралась изобразить спокойствие, хотя ее руки дрожали.
— Разумеется, лорд Хок, вы поедете в экипаже. Учитывая ваше великодушие по отношению к моей сестре, как можно вам отказать?
В темных глазах отразилось удивление. Но он тут же обрел равновесие и коротко поклонился:
— Позвольте мне переговорить с Бартом. Я только распоряжусь насчет лошадей.
— Я прикажу хозяину гостиницы дать вам еду в дорогу, — немедленно объявила миссис Маккафери и направилась обратно. Сара потащилась за лордом Хоком. А Оливия осталась стоять у экипажа. Того самого закрытого экипажа, где скоро останется вдвоем с лордом Хоком.
Господи Боже! Что она наделала?!
У нее осталось минут семь-восемь, чтобы собраться с духом и не выдать себя, до того как кучер и охранник взберутся на козлы, а лорд Хок сядет в экипаж. И когда это произошло, она уже успела сесть, снять шляпку и перчатки и открыть книгу.
— Можете взять эту подушку, — бросила она, когда он устроился напротив, и отвернулась к окну, чтобы дать последние наставления покинувшим ее предательницам.
— Будьте осторожны. Миссис Маккафери! — окликнула она. — И ты, Сара. Никаких прыжков!
Они в ответ заулыбались и помахали ей. Оливия скрипнула зубами и сделала вид, будто углубилась в чтение.
Однако оказалось, что смотреть в книгу — занятие почти невозможное.
Экипаж медленно проехал через двор почтовой станции и выкатился на дорогу, свернув на север. Лошади бежали не слишком быстро, экипаж скрипел и подпрыгивал, занавески и фонари раскачивались, а в окна дул свежий ветерок, принося запахи плодородной земли, травы и лошадиного пота. Она напомнила себе, что утреннее путешествие ничем не отличается от этого. И от вчерашнего.
Однако все было по-другому.
Напротив сидел Невилл Хок, примостивший подушку к боковой стене и улегшийся на нее, вытянув ноги в проход. Нужно сказать, очень длинные ноги, как заметила Оливия сквозь занавес ресниц. Длинные ноги, затянутые в темно-серые бриджи из твида, заправленные в высокие сапоги, поношенные, но прекрасного качества. Возможно, его любимые, которые он носит в тех случаях, когда нет нужды производить на кого-то впечатление. Ее почему-то вывело из равновесия то обстоятельство, что он не счел нужным произвести впечатление на нее.
Он сунул перчатки в карман и сложил руки на животе. Широкие ладони и длинные пальцы с квадратными ногтями… Большие руки. Как и он сам.
Оливия постаралась сосредоточиться на странице семьдесят первой.
Нет, они все-таки слишком велики, решила она, припомнив, как эти руки словно поглотили ее во время вальса. Собственно говоря, самим своим присутствием он, казалось, поглощал все: ее руки, когда он их сжимал, ее волю, когда они целовались.
Оливия судорожно вздохнула. Похоже, он успел поглотить весь воздух, потому что она задыхалась.
— Что вы читаете?
Оливия от неожиданности дернулась, и книга соскользнула на пол. Невилл поднял ее и лениво перелистал.
— «Эмма». Надеюсь, это один из тех сенсационных романов, которые не одобряет церковь.
Оливия настороженно уставилась на него:
— Почему вы на это надеетесь?
— Потому что это подтвердило бы мое мнение о вас. — Он улыбнулся медленной, ленивой улыбкой и протянул ей книгу.
— Вы, разумеется, ждете, что я поинтересуюсь вашим мнением обо мне, — съязвила она.
— Полагаю, вы уже знаете.
О, как она хотела проигнорировать его слова, исполненные намеков и значений, которых она не понимала! Если он вознамерился снова действовать ей на нервы, ему прекрасно это удается!
Оставалось вести себя в той же небрежно-пренебрежительной манере, что и с другими, не слишком интересными ей мужчинами, от которых хотелось отделаться как можно быстрее.
— Желаю вам приятных снов, лорд Хок. А меня ждет интересная книга.
Она потянулась к тонкому томику, который протягивал ей Невилл. Руки их неожиданно соприкоснулись, всего лишь соприкоснулись. Ничего более. Но на обоих не было перчаток, и тепло этого мимолетного контакта мгновенно превратилось в нестерпимый, обжигающий жар. Оливия снова задохнулась, сжала книгу и на этот раз в упор взглянула на Невилла:
— Не знаю, в чем заключается ваша игра, лорд Хок, но не хочу следовать ее правилам.
Невилл тяжко вздохнул:
— Никакой игры, Оливия… мисс Берд. Я желаю только покоя и мирного сна.
Он устроился поудобнее. Сложил руки на груди и закрыл глаза.
Некоторое время в экипаже царило молчание. И прервала его Оливия.
— Я заметила, что вы плохо спите по ночам.
— Да, — согласился он после короткого молчания.
Оливия откашлялась и неожиданно для себя выпалила:
— Именно поэтому вы так много пьете?
Невилл приоткрыл один глаз.
— Должен ли я предположить, что всякое мое откровение окажется запечатлено в вашем журнале?
— Мне нет нужды писать о вас еще что-то, лорд Хок, поскольку вряд ли мое мнение о вас изменится. Вы не будете хорошим мужем ни для одной женщины. Так я и скажу своим подругам, вздумай они посоветоваться со мной по этому вопросу, что тоже мало правдоподобно. Так что в ответ на ваш вопрос могу заверить: ни одна ваша фраза не попадет в мой журнал.
Теперь уже оба его глаза были открыты и устремлены на нее.
— Почему же тогда спрашиваете? Только не говорите, что интересуетесь мной.
Теперь он улыбался, и она ощутила, как дрогнули ее губы в ответ. Но они так долго смотрели друг на друга… слишком долго. И ее улыбка померкла.
— Почему вы каждую ночь сидите и пьете?
Он отвернулся и уставился в потолок, обтянутый кремовой тисненой кожей.
— Это должно быть очевидно каждой женщине, столь же проницательной, как вы. Я терпеть не могу темноты и пью, чтобы скоротать время.
Оливия провела пальцем по переплету книги. Для нее тут не было ничего очевидного.
— Разве сон не лучшее решение? — тихо пробормотала она.
— У меня застарелая бессонница, от которой есть два средства — смертельная усталость или спиртное. Все одновременно очень просто и очень сложно.