Борисов обратился к Карташеву и серьезно сказал ему:
- Несомненно, грамотеями тех времен владело чувство и вашего сегодня опасения: как бы не опрокинуться. Ведь Царскосельскую-то дорогу они шестифутовую закатили. Тара-то на вагон, мертвый груз, значит, семьсот пудов, а подъемная сила - триста, а за границей подъемная сила семьсот пятьдесят, а тара двести двадцать пудов. Помимо двойной стоимости.
- Ну-с, извините, я не согласен с вами, - резко и угрюмо возразил инспектор.
- Извиняю, - развел руками Борисов.
- И я вам докажу...
- Не докажете, потому что уже приехали, и сам господин подрядчик приветствует нас на перроне.
Сикорский махал шляпой, и при ответном махании паровоз остановился.
В окнах пассажирского здания уже виден был накрытый стол.
- Первая умная вещь, которую вижу, - показал на него пальцем инспектор.
- Не было бы подрядчика, - ответил Борисов.
- Не завидуйте, зуда! - смеясь, ткнул его в бок Сикорский.
- А, зуда! - поддержал Сикорского инспектор.
- И чтоб доказать вам, что я зуда, я не дам вам есть, пока не осмотрите всей станции, - сказал Борисов.
- Ну, пока хоть по рюмке водки, - предложил Сикорский.
- Да об чем же толковать? - забасил инспектор. - Кто не желает, может не пить.
И инспектор, а за ним Сикорский и соседний начальник дистанции пошли в пассажирское здание, а Борисов с Карташевым отправились на осмотр. Инспектор так и не пришел. Когда Борисов с Карташевым возвратились после осмотра в пассажирское здание, остававшиеся уже успели выпить и закусить. Инспектор сидел, откинувшись на спинку стула, положив руку на спинку другого стула, глаза его посоловели, и он встретил входивших не то шуткой, не то упреком:
- Бунтовщики!
- Не знаю, как в остальном организме, - ответил весело Борисов, - а в желудке у меня так даже целая голодная революция... Как известно, самая ужасная из всех.
- Ну, и пейте водку, - грубо сказал инспектор.
- Водки не пью, а вот есть буду и квасу бы выпил, если есть.
Квасу не было.
- Пошлите к землекопам, - предложил Борисов.
Послали - и принесли.
Инспектор обратился к Карташеву и, показывая на Борисова, сказал:
- С этим господином я вам советую подальше...
- Он благодарит вас за совет, - ответил Борисов, - и просит разрешить ему руководствоваться своими собственными соображениями.
Инспектор налил себе новую рюмку и ответил:
- Вольному воля...
Борисов сел с Карташевым в стороне и, пока не подали обед, закусывая, продолжал делать замечания по поводу своего осмотра. Замечания были дельные, и Карташев, слушая, думал, что Борисов обнаруживает не только большие и теоретические и практические познания, но и большую вдумчивость, способность обобщать вопросы.
Когда Карташев высказал ему это, Борисов ответил:
- Через несколько лет и вы накопите и опыт и знания, так же будете и думать и обобщать. Несомненно, что у инженера поле зрения большее, пожалуй, чем у других специалистов, да, пожалуй, что и в умственном отношении инженеры представляют из себя большую силу. Вероятно, и по своему опыту вы могли прийти к заключению, что в наш институт попали сливки гимназий, - и по способностям, и по энергии пробиваться в первые ряды. Даже недостатки нашей инженерной среды говорят хотя и о больных отчасти, но и способных людях: пьянство, размах разгула, адюльтерство, больное самолюбие, сумасшествия, постоянные самоубийства... Среда, во всяком случае, исключительная, а особенно наша строительная. Если вы по постройке пойдете, - вот всегда такое же напряжение. Калифы на час, на мгновение люди сходятся, сближаются в общей работе и опять расходятся. И все это вокруг одного священного кумира, где все страсти сильнее разгораются.
- Люди гибнут за металл... - приятно и верно пропел Борисов.
- Вот чему человека учит, - уже совсем пьяным голосом отозвался инспектор, - говорю вам, господин Карташев, лучше идите водку пить, потому что из всех погибелей это самая благородная и приятная. Там деньги, женщины, молодость - все изменят, а водка всегда найдется, если даже дойдешь и до Ломаковского...
Инспектор пригнулся и с своей грубой, циничной манерой спросил Карташева:
- Ломаковского знали?
- Нет.
- Наш инженер тех времен, когда наше ведомство еще именовалось министерством публичных работ и общественных зданий. Этот Ломаковский спился и в последнее время просил милостыню, протягивая руку и говоря: "Помогите благородному человеку, которого вчера выгнали из общественных работ, а сегодня из публичных зданий!" И ему всегда давали, и до конца дней своих он был пьян...
Инспектор помолчал, ткнул носом и пробормотал:
- Такой вот и я буду...
Борисов, наклонившись к уху Карташева, шептал:
- В свое время дельный человек был. Написал прекрасную книгу по новому совсем вопросу - сопротивление малоисследованных материалов.
Когда наконец подали обед, инспектор заплетающимся языком, сделав широкий жест, сказал:
- Есть больше не буду, а вот если б минут на двадцать прилечь где-нибудь...
Принесли сена, и инспектора уложили на него в соседней комнате.
- Вот связался, - досадливо проговорил Борисов, - как теперь его повезешь домой? Придется, как тушу, уложить на паровоз и везти напоказ.
Когда инспектор ушел, Сикорский лукаво подмигнул Борисову и, показывая на Карташева, сказал:
- Расспросите-ка вы его, как он за три фунта сала пятьсот рублей заплатил...
И Сикорский весело рассмеялся.
Борисов, выслушав, сказал:
- Что ж тут смешного? Савельев дороже - жизнью заплатил. И, конечно, надо было войти в его положение и заплатить ему по стоимости, а не придерживаться мертвой формальности.
- Не мое ж это, а Полякова достояние.
- Не нанялись же вы у этого Полякова разорять и отправлять на тот свет людей? Наконец, могли бы запросить главную контору, и, я думаю, вы и сами не сомневаетесь, какой ответ через час был бы... И Савельев не спал бы теперь в земле. И как хотите, а на вас и вина в его смерти... - И, слегка заикаясь, Борисов кончил: - И ничего смешного и веселого в этом нет.
К концу обеда инспектор уже вышел и с виду был совершенно трезвым, но угрюмым и молчаливым.
- Ну, что ж, поели, можно и ехать? - спросил Борисов.
- Я готов, - мрачно ответил инспектор.
- На дорожку, ваше превосходительство, - предложил Сикорский.
- Не буду, - отрезал инспектор.
Он сухо, не смотря, едва протянул руку Сикорскому и Карташеву и полез на паровоз.
Борисов шепнул, кивая на инспектора:
- Как вам нравится? Пьян ведь, как стелька, был, а через полчаса - ни в одном глазе, и водой голову не поливал, если не считать рюмочку водки, которую унес с собой...
- И в которую влил несколько капель нашатыря, - сказал Бызов.
- Да, так вот что! А вы меня еще называете опытным инженером, обратился Борисов к Карташеву, - а я, можно сказать, мальчишка и щенок вот даже перед таким Володенькой, который и не курит и не пьет...
- Ну, ну, полезай, полезай... - толкал Бызов подымавшегося на паровоз Борисова.
- Ну-с, до свиданья, как говорят в наших палестинах, - кивнул Борисов, сидя уже на тендере, когда паровоз тронулся в обратный путь.
Когда паровоз скрылся, Карташев слегка разочарованно сказал Сикорскому:
- Ну, вот и открыли дорогу.
- Открыли, - пренебрежительно махнул рукой Сикорский. - Теперь начнут шляться, благо за проезд не платить, а прогоны получать... А как вам понравился этот урод, пьяница инспектор? Ведь совестно смотреть... И вот большинство из ваших такие же. А как пьют они при настоящем открытии дороги? На позор всем едут не люди, а мертвые тела. И Бызов такой же: мальчишка совсем еще, а льет, как в бочку...
- Но он не был же совсем пьян.
- Организм еще не ослаб, но выпил он больше инспектора. Ай, ай, ай... педантично качал головой Сикорский.
Карташев печально слушал, и в памяти его вставали Савельев, подряд Сикорского, обсчет молдаван, и ему хотелось бы теперь уехать вместе с теми, кто был на паровозе. Зачем он не поехал в самом деле? Увидел бы Лизочку, Марью Андреевну, провел бы прекрасно вечер, послушал бы музыку.
И вдруг паровоз опять показался и быстро приближался к станции.
- Его превосходительство портфель свой забыл, - крикнул Борисов.
- А что вы скажете, - спросил Карташев Сикорского, - если я тоже махну с ними в город?
- А когда назад?
- Завтра утром.
- Поезжайте.
- Ура!.. - весело крикнул Борисов, когда Карташев сообщил, что тоже едет.
В Кирилештах, где была главная контора Бызова, слезли Бызов и инспектор, а Борисов и Карташев поехали в Бендеры.
Исчезла недавняя, еще кипучая жизнь линии. Теперь безмолвно залегло полотно железной дороги, и было по-прежнему тихо и безлюдно кругом.
- Собственно, рабочих дней на постройку всей дороги будет употреблено сорок три дня, - говорил Борисов. - Это первая в мире по скорости постройки дорога.
