- Ничего. Еще несколько заходов, может быть, несколько десятков или сотен и все. Том останется один.
- Не о Томе идет речь,- сказал он. И добавил через минуту: - В любом случае это плохо.
Мы надолго замолчали, потом Петр начал снова:
- Марта...
- Да, Марта,- повторил я.
- Надо что-то решать?
Мне показалось, что в его голосе я вновь услышал те ноты, которые запомнились еще с того ужасного путешествия через Море Фригорис после смерти Вудбелла. Во мне вспыхнуло глухое возмущение. Я посмотрел ему прямо в глаза и значительно сказал:
- Надо.
Он как-то странно усмехнулся, но ничего не сказал.
В этот день мы больше не говорили об этом.
Долгая ночь прошла в молчании и тоске. Том был немного нездоров, и Марта, обеспокоенная этим, постоянно была занята с ним. Мы наблюдали за проявлениями ее безграничной материнской любви и, кто знает, возможно, именно тогда у нас бессознательно родился отвратительный план использовать ее любовь, чтобы склонить к исполнению наших желаний. Во всяком случае, эта ночь убедила нас, что действительно "надо что-то решать".
Утром следующего дня мы отправились с Петром в лес на склонах Отамора. Во время этой экспедиции мы обговорили вопрос окончательно: одни из нас должен жениться на Марте, а другой обязуется никогда не переходить ему дорогу,
"Один из нас!" - мысленно повторял я эти слова с каким-то тоскливым беспокойством.
В устах Петра, когда он их произнес, эти слова прозвучали как угроза. Не знаю, может быть, мне просто показалось, но впечатление было именно таким. Выбор между нами двумя мы должны были предоставить Марте, а в случае, если она откажется его сделать, мы будем тянуть жребий. Петр, правда, настаивал, чтобы сразу решить вопрос путем жребия, твердя, что Марта не захочет выбирать, но я решительно воспротивился этому и убедил его настолько, что он даже согласился поставить перед Мартой этот вопрос. Он сделал это весьма неохотно и когда сказал наконец "да", на губах его играла загадочная усмешка, а в глазах был недобрый блеск.
Придя домой, мы еще долго оттягивали решающий разговор, так были уверены в недоброжелательном отношении Марты к тому, с чем мы собирались к ней обратиться. Все время Петр ходил задумчивый и мрачный, делая вид, что чем-то занимается, а я бродил по берегу моря, ощущая необъяснимую тоску. В этот день должна была решиться наша судьба.
Уже приближался полдень, жаркий и душный. Солнце, стоявшее на небе уже в течении ста с небольшим часов, заливало все окрестности жаром, и увядающие растения с нетерпением ждали освежающего дождя. Над морем, на юго-востоке, там, где Солнце уже прошло над экватором, собирались густые темные тучи.
Из летнего домика на берегу моря мы перешли в пещеру, находившуюся в окрестностях гейзеров, которая служила нам обычно укрытием во время грозы. Мы все трое сидели перед ее входом, а маленький Том, цепляясь за колени матери, пытался передвигаться на собственных ножках вокруг этой опоры, когда Петр бросил на меня значительный взгляд, а потом решительно повернулся к Марте.
Сердце у меня заколотилось так, что я почувствовал удушье. Находящая гроза всегда действовала на меня возбуждающе, а в этот день к этому присоединилось и волнение, вызванное мыслью о приближающемся решительном разговоре с Мартой. Петр тоже выглядел не так, как обычно: расширенные зрачки неспокойно блестели, грудь вздымалась от неровного дыхания, на скулах появились красные пятна. Я затаил дыхание, а он без всяких вступлений обратился к ней:
- Марта, которого из нас ты предпочитаешь?
Марта, ошеломленная этим неожиданным вопросом, казалось, сразу не поняла, о чем идет речь. Она с удивлением посмотрела на меня, на него, потом снова на меня и презрительно пожала плечами.
Петр повторил:
- Марта, которого из нас ты предпочитаешь?
Его взгляд, упершийся в нее, должен был сказать ей больше, не
жели вопрос, так как внезапно все поняв, она побледнела и с легким восклицанием вскочила на ноги. В руке ее снова сверкнул стилет, которым она когда-то угрожала Петру.
- Из вас? Никого! - крикнула она. Петр сделал к ней еще один шаг.
- Однако тебе придется выбирать и... выбрать,- настойчиво сказал он.
Ее глаза замерли в немом отчаянии. На секунду мне показалось, что на одно короткое мгновение они остановились на моем лице с какой-то мольбой,- но нет! это только показалось мне, это была просто иллюзия, потому что в ту же секунду она подняла руку со стилетом и твердо сказала:
- Не выберу. И мне интересно, кто из вас осмелится ко мне приблизиться! Мне не нужен ни один из вас!
И снова мне показалось, что в последних ее словах прозвучала странная неуверенность, а взгляд снова встретился с моим но, несомненно, это была лишь иллюзия. Я был тогда так взволнован... Бог мой, как мне хочется верить, что это была просто иллюзия!
Маленький Том, когда мать встала, уселся на землю и с любопытством наблюдал за происходящим. Петр коснулся его головы рукой. Марта заметила это.
- Прочь! - с тревогой закричала она.- Не прикасайся к нему! Он мой!
Петр не двинулся с места. Все еще касаясь головы ребенка, он упорно смотрел на Марту с насмешливой улыбкой на губах.
- А что будет с Томом? - спросил он наконец. Марта оторопела.
- С Томом? Что будет с Томом? - бессмысленно повторила она.
- Да, когда мы умрем, а он останется один...
Эти слова ударили ее, как бичом. Она широко открыла глаза, как будто вдруг увидела пропасть, о которой до сих пор не думала, судорожно вздохнула и села, видимо, чувствуя, что ей не хватает сил.
- Да, что будете Томом...- прошептала она, глядя на ребенка в бессильном отчаянии.
Тогда Петр стал объяснять ей и убеждать, что ради любви к Тому она должна выбрать одного из нас. Не захочет же она обречь любимого сына на страшную, одинокую смерть, а до этого на еще более страшную одинокую жизнь? Что он будет делать после нашей смерти? Брошенный, грустный, одичавший, будет он блуждать по этим горам и по берегу моря, последний человек единственный человек на этой планете, думая только о смерти.
Наступит минута, когда он проклянет мать, которая дала ему Жизнь. Не имея возможности ни с кем разговаривать, он забудет человеческую речь. Когда ему будет плохо, никто не, утешит, никто не поможет ни в чем. А если он заболеет, то у его постели будет стоять издевательский призрак голодной смерти. Тогда даже собаки, более счастливые, чем он, потому что смогут плодиться и добывать пропитание, оставят своего хозяина, неспособного отдавать им приказания. Может быть, только один пес, который будет ему постоянным спутником и другом за неимением человека, останется дольше других до тех пор, пока, испуганный полными последней тоски глазами мертвого человека, не начнет выть, отчаянно и страшно. Другие, уже одичавшие псы, сбегутся на этот вой и... устроят себе трапезу из еще теплого трупа последнего человека на Луне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
