Нет, неспроста Бухарин подошел ко мне.
— Интересная штука получается, скажу тебе, Михаил Тимофеевич. Нашел я, кажется, закавыку. — Бухарин своими сильными жилистыми руками взял с верстака несколько деталей разобранной подвижной системы. — Погляди хорошенько на курок и шептало. — Павел Николаевич поднес поближе к моему лицу эти детали. — Вроде бы все тут в норме...
— Так, — утвердительно кивнул я головой.
— Так, да не так. Сходил я в тир, посмотрел в работе автоматы, у которых происходит задержка. Потом разобрал подвижную систему, и до меня дошло, что вся причина — в сильном трении, возникающем во время стрельбы между курком и радиусом шептала автоматического огня. Оно и тормозит ход подвижной системы.
— Вот это фокус! — подивился я, выслушав Павла Николаевича.
— Действительно, фокус. Только лучше обойтись без него, — весело проговорил Бухарин. — Я уже и эксперимент провел на одном из автоматов.
— В чем его смысл?
— Все гениальное очень просто. Удалил радиус и сделал у шептала скос под углом. Испытатели попробовали автомат на живучесть — по вине подвижной системы ни одной задержки, — довольно рассмеялся Павел Николаевич.
Я обнял Бухарина, поблагодарил за удачную находку. Такие кадровые оружейники, как П. Н. Бухарин, Г. Г. Габдрахманов воспринимали помощь конструктору в устранении неполадок, недостатков при изготовлении и доводки образцов как личную и совершенно естественную необходимость. Они жили производством, не мыслили себя без самоотверженного труда, без всего того, что могло служить повышению качества и увеличению выпуска продукции. В нашем коллективе они являлись костяком, задавая тон всей производственной деятельности.
Мои представления о настоящем мастерстве, которое сродни легендарному тульскому Левше, связано именно с ними — заводскими умельцами. Доброе имя мастера, рабочая честь являлись лучшей гарантией от брака, халтуры. Всей душой болея за судьбу образцов, которые изготовляли, производства в целом, они превыше всего ставили добросовестное отношение к делу, высокую культуру обработки деталей.
Как-то за одним из верстаков опытного цеха приметил я молодого слесаря, увлеченно обрабатывавшего деталь. В глаза бросилось то, что он пользовался преимущественно инструментом, необходимым для чеканки по металлу. Приходить в цех он старался пораньше, уходил позже многих. Впечатление складывалось такое, словно ему, истосковавшемуся по работе, в радость было брать в руки инструмент, поковки и он с неохотой расставался с ними вечером.
В то время мне стало известно, что вот-вот должен состояться приказ о создании специальной группы для выполнения опытно-конструкторских работ по темам, разработку которых я вел. Предоставляли и право выбора специалистов, необходимых для воплощения проектов в металл. У начальника цеха я поинтересовался: — Откуда пришел к нам новичок?
— Ты имеешь в виду Женю Богданова? — кивнул А. И. Казаков головой в сторону верстака, где колдовал над очередной заготовкой молодой рабочий. — Со службы армейской вернулся. Да и не новичок он вовсе. Ты, может, его и впервые видишь, а мы Женю еще мальчиком знали. Во время войны несмышленышем родители в цех его привели. До призыва на военную службу успел в толкового слесаря вырасти, проявил тонкое понимание металла. Хорошо, что обратно к нам вернулся. Я уже убедился: навык он не потерял. Да и посмотри, с какой жадностью работает.
— Вижу-вижу, — заверил я начальника цеха. — А кому конкретно из конструкторов он помогает?
— Персонально пока никому. На подхвате вроде бы. То к одному инженеру подключим, то к другому. Все довольны его работой, — удовлетворенно произнес Казаков.
— Что, если мы включим его в нашу группу? — посоветовался я с начальником цеха.
— Возражений принципиальных нет. Только как на это сам Богданов посмотрит. Поговори с ним. Вы ведь, можно сказать, за соседними верстаками работаете.
Вечером, после смены, подошел к Богданову, познакомились, поинтересовался, над чем он трудится.
— Да больше все разные опытные детали приходится делать. Сегодня — одно, завтра — другое. Кажется, и неплохо такое разнообразие. Только я больше люблю своими руками доводить до конца одну какую-нибудь деталь, а потом уж за другую приниматься. А тут постоянная спешка, — поделился со мной молодой человек.
Недавний солдат, он еще не снял гимнастерки, на которой заметно выделялись следы от погон, был сухощав, подтянут и строг.
— У меня есть к тебе предложение: поработать в нашей группе. Начальник цеха не возражает. А как ты, не против?
— А кто еще из рабочих нашего цеха будет входить в группу? — поинтересовался Богданов.
— Бухарин, Габдрахманов, Бердышев... — начал я перечислять. — Ты, наверное, их хорошо знаешь.
— Еще бы не знать! — Лицо молодого рабочего озарилось улыбкой. — До службы в армии у каждого из них понемногу учился работе с металлом. Одно слово — мастера!
— Ну так что же ты ответишь на мое предложение?
— Согласен, конечно. Да и, подмечаю, работаете вы все с интересом, попусту на разговоры время не тратя. Такая работа и мне по душе.
Более трех десятков лет с той поры мы трудились рядом с Евгением Васильевичем Богдановым. Он и сейчас в рабочем строю. Удостоен нескольких орденов, в том числе и высшей награды — ордена Ленина. Специалист-виртуоз, мастер золотые руки — так его называют.
А тогда поручил я ему изготовить спусковой крючок для ручного пулемета. Параллельно с модернизацией автомата мы в ту пору проектировали унифицированный образец, пробовали его детали в металле. Над доводкой автомата больше работал П. Н. Бухарин.
И вот через некоторое время Богданов принес мне готовую деталь. Выполнена она была способом чеканки, доведена по форме до совершенства. Чувствовалось, слесарь вложил в ее изготовление не только все свое умение, но и частицу души. Как принято говорить в таких случаях: тут нельзя было ни прибавить, ни убавить. Замечу при этом, что деталь изготовлялась не по чертежу, а всего лишь по эскизу, где все размеры давались приблизительно.
Чтобы изготовить деталь, сначала требовалось сделать штамп. Мы же очень часто брали просто примитивную поковку и чеканили деталь. Тут, конечно, необходимо быть терпеливым, однако подобным искусством мог овладеть только редкостный мастер. А вот Богданову это было подвластно. И Бухарину, и Габдрахманову — тоже, потому что они обладали высокой культурой мышления, продуманно подходили к любой работе, не пасовали перед трудностями.
И что удивительно — работа у нас всегда шла быстрее, чем на других участках. Мы успевали, разрабатывая свои основные опытно-конструкторские темы, принимать участие и в ряде конкурсов, объявленных Главным артиллерийским управлением. В одном из писем начальник отдела ГАУ инженер-полковник И. П. Попков прислал положение о конкурсе на разработку станков для механической чистки каналов стволов стрелкового оружия. Вроде бы и не сложное дело — чистка канала ствола. Однако не всё нами, конструкторами, было в этом вопросе продумано до конца, чтобы максимально упростить, облегчить и сократить по времени саму операцию.
Пришлось в орбиту конкурса на заводе включить ведущих конструкторов, изобретателей и рационализаторов из опытного цеха, из других подразделений. Одновременно мы провели работу по увеличению срока службы шомпола. Приспособление нехитрое, но оказалось, что и недолговечное. Из войск шли нарекания: шомполы часто ломаются.
Обычные конструкторские будни. Они сотканы из решения десятков различных проблем, связанных с разработкой оружия или его доводкой. Ведь процессу совершенствования предела нет и не может быть. Как и мы, конструкторы, так и отладчики сборочного цеха, рабочие, которые стояли на сборке оружия, постоянно учились. В одной из партий автоматов произошли задержки из-за неподачи патронов, в другой — из-за утыкания пули, в третьей — из-за неэкстракции гильзы...
Словом, случалось всякое. Особенно при доводке АК-47. Вот и приходилось сновать челноком: из своего крошечного кабинетика — в тир, к испытателям, от них — к отладчикам, в опытный цех, оттуда — на сборку и вновь — в тир. Часто и сам за верстак вставал, ночи не спал, размышляя, как довести до требуемых форм и размеров ту или иную деталь.
Старший военпред Степан Яковлевич Сухицкий вместе со своим подчиненным Леонидом Семеновичем Войнаровским не давали покою, если в очередной партии обнаруживали на испытаниях ту или иную задержку. Строга военная приемка. Но самый строгий судья для конструктора — собственная совесть. Вот и мучаешься, переживаешь, ищешь то варианты улучшения образца, то пути совершенствования технологии производства. На то он и конструктор, чтобы во всем разбираться, многое предвидеть наперед.
Неожиданно встала еще одна проблема: что-то необходимо делать с деревянными деталями автомата — прикладом, цевьем, накладкой, рукояткой. Вроде и хорошо они отделаны, материал — натуральная береза — позволяет фрезеровать и полировать детали, наносить не один слой лакировки. Получалось и удобно, и красиво (кстати, для боевого оружия последний элемент, может, и вовсе лишний), но, видно, в ущерб надежности, простоте. В один из дней мне позвонил главный технолог завода К. Н. Мамонтов и попросил зайти к нему,
