этого, пусть и шикарного, но определённо горделивого и может быть даже ревнивого коня.
Тем более, в первый раз!
Я же так близко лошадь вообще впервые вижу.
Хорошо, решать эту дилемму не приходится.
Кай отпускает меня. Снимает с себя пиджак. Оставляет тот висеть на самой обычной ветке. Взбирается в седло. Да с такой ловкостью и скоростью, несмотря на то, во что одет, что невольно восхищаюсь этими мгновениями. До того естественно и гармонично смотрится. Как и протянутая мне в новом приглашении ладонь.
– Аккуратно, не спеши, – советует, прежде чем я решаюсь потянуться навстречу.
Даже в самом своём стыдливом сне представлять не хочется, насколько неуклюжей и нерасторопной я буду выглядеть со стороны, пока взбираюсь… считанные мгновения проходят, а я – рядом с мужчиной, опомниться не успеваю. Сперва боком, после пересажена иначе, плотно прижата спиной к его груди. Никаких усилий с моей стороны совершенно не требуется. Ещё один маленький нюанс – мужская ладонь крепко обхватывает, удерживая за низ живота, немного сдвигает, фиксирует в определённом, угодном ему, и при этом вполне удобном мне положении, а после нас обоих слегка качает, прежде чем Бравый начинает свою неспешную прогулку.
И это…
Охренительно просто!
Настолько, что захватывает дух.
А с моих губ никак не сходит бестолковая улыбка.
Первые минут пятнадцать – так точно!
Конь почти сразу сворачивает в одну из боковых аллей, бредёт одной ему известной дорогой, по крайней мере, мне кажется именно так, хотя скорее всего это совсем неправда. На удивление остаётся спокойным, покорным и послушным. Вокруг нас мелькают деревья. В отдалении слышно птичье щебетание. Позади меня – тепло мужского тела, что чувствуется здесь и сейчас надёжнее каменной стены и крепче самой несокрушимой скалы. И… всё. Никаких лишних мыслей в моей голове больше не остаётся. Нет им банально никакого места здесь и сейчас.
Лишь спустя всё те же минут пятнадцать такого воодушевляющего молчания, я решаюсь вновь заговорить:
– Это твоя ферма? – вспоминаю о том, о чём говорит конюх, когда рассказывает про Атамана.
– Нет. Но некоторые лошади действительно мои.
Хм…
– Это как?
– Я их купил, – снисходительно поясняет Кай. – Оплачиваю их содержание здесь, – добавляет, а через короткую паузу продолжает с неприкрытой усмешкой: – Сомневаюсь, что им будет удобно в центре города или же в апартаментах небоскрёба, банально в лифт не поместятся, с выгулом могут возникнуть проблемы, о соседях вообще молчу. Потому и здесь.
На секундочку становится чуточку обидно.
– А то я сама не догадалась, почему именно здесь, – язвлю беззлобно, призадумываясь уже о самих лошадях.
– А сколько их? Всего? – оборачиваюсь.
Он, как и я прежде, хранит лёгкую полуулыбку, осматриваясь по сторонам, и мой обращённый на него взгляд замечает не сразу.
– Немного. Шесть, – отзывается. – К вечеру, надеюсь, станет на “плюс один” больше.
– То есть Ночная – тоже твоя? – угадываю.
Собеседник кивает. Я же продолжаю на него смотреть.
И глазам своим не верить!
Но не лезу с дальнейшими расспросами. По крайней мере, не так сразу. Выбираю дозировать. По крайней мере, для себя.
– А расскажи? – скорее предлагаю, нежели спрашиваю, решив ступить на совсем скользкую дорожку, в первую очередь для себя самой опасную, несмотря на всю безобидность затронутой и выбранной мной темы для дальнейшего разговора. – Например, о Бравом.
Вороной конь даже в такой близи кажется истинно чёрным, стоит зарыться пальцами в густую гриву. Явно – чистой породы. А значит, не из дешёвых. И не из простых. С учётом, что я уже успеваю понять, осмыслить и услышать, не просто увлечение Кая или же какое-либо вложение средств.
И если я права…
А это так и есть:
– Фризская масть, – с лёгкостью делится Кай. – Первенство среди вороных принадлежит фризам. В стандарте пород лошадей могут быть разные окрасы, у фризов – лишь один: черный. Допустим исключительно иссиня-черный цвет без вкраплений и оттенков. Фризская лошадь выведена в северной провинции Нидерландов. Территория именуется Фризией. Отсюда и название.
Не только это мне рассказывает. Много чего ещё, стоит задать хотя бы один уточняющий или наводящий вопрос в процессе его повествования. Например, само происхождение лошадей, как я узнаю чуть позже – аборигенное. Проще говоря, от крестьянских тягачей. Во времена Средневековья их мощь пригождалась на полях сражений. Ширококостные да мускулистые фризы выдерживали рыцарей в тяжеловесных доспехах, не теряя прыти. Позже эта порода полюбилась монархам и знати, они занялись разведением фризов, но к тысяча девятьсот тринадцатому году осталось всего три чистокровных фризских лошади, а значит фризы – действительно большая ценность, даже по сей день.
– В табуне их содержать нельзя. Нужны отдельные стойла в комфортной конюшне. Жару или холод тоже не переносят…
– То есть, Бравый в самом деле чуть-чуть капризный конь, да? – по-своему расцениваю услышанное я.
– Возможно, даже немножечко ревнивый, – подтверждает мою былую догадку Кай. – Своенравный. Иногда.
“Прям как ты, угу. Только ты – почти всегда…”– услужливо добавляет моё подсознание.
И это последнее, о чём мне удаётся столь свободно поразмыслить. За всей непринужденностью разговоров о лошадях, упускаю самый очевидный факт. Тот, о котором, в отличие от меня, очень даже прекрасно помнит сам Кай. А именно:
– Твои два часа истекли, моя хорошая девочка, – доносится от него тихим шёпотом мне на ухо.
Я сама – вновь прижата к нему плотнее. Всё той же его свободной ладонью, удерживающей и фиксирующей за них живота.
И всё бы ничего, но ненадолго она там после озвученных слов задерживается. Нагло, по-хозяйски забирается мне под платье. Ловлю мужскую руку скорее на рефлексах, нежели действительно собираюсь с ним бороться, а с моих губ слетает возмущённое:
– Ты же не…
Не договариваю. Слова застревают в горле.
– Я же не… что?.. – снисходительно отзывается Кай.
Цепляюсь за него, вероятно, слишком сильно, наверняка оставляя неосторожные полосы-следы от своих ногтей. Но Кай совершенно не замечает проявлений неосторожно причинённого мною вреда. Планомерно скользит по внутренней стороне моего бедра, порождая мириады запретных мурашек, расползающихся по всему моему телу в считанные мгновения.
– Не собираешься…
– Собираюсь…
Его дыхание обжигает мой висок. А у меня колени начинает буквально сводить от желания сжать их между собой покрепче, что конечно же абсолютно невозможно ввиду моей положения. Я раскрыта. Беспомощна. Дезориентирована. Ничего не могу с этим поделать. Да и, кажется, не особо хочу в действительности. С головой накрывает слишком яркое и острое чувство на грани падения, едва его пальцы умещаются аккурат между моих ног и чуть надавливают, выводя незримый круговой узор, от которого кружится не только мой испорченный разум.
– Прямо… здесь?… – выдыхаю.
Вряд ли я в самом деле нуждаюсь в ответе. Скорее – в том, чтобы не
