Начиная с этого дня, девочка стала вести себе нормально. В течение следующей недели она увиделась с родным отцом, который жил в нескольких милях от своей прежней семьи. Она призналась, что нуждается в нем и хочет регулярно его навещать. Они не виделись друг с другом несколько лет. Отец был обрадован и визитом дочери, и тем более ее признанием, пообещав, что теперь они будут видеться часто. Продолжая нормально себя вести, девочка постаралась придать прочность этим отношениям. Связав себя с родным отцом, она отказалась от позиции разрушительной силы, которую занимала по отношению к материнскому супружеству.
Передача власти другим родственникам. Чем более нарушено душевное равновесие подростка в начале терапии, тем выше вероятность, что по мере того как иерархическая организация семьи становится все более согласованной, дадут о себе знать родственники, которые тесно связаны с молодым человеком, имеют на него влияние и во всем с ним солидаризируются. Таким образом, возникает опасность, что в семье вновь установятся две неконгруэнтные иерархии. Терапевт должен отстранить родственников, не допуская их союзничества с подростком и оказывая поддержку родителям в тех усилиях, которые они затрачивают на воспитание сына или дочери.
Самообвинения в неадекватности. Борясь за то, чтобы обеспечить необходимое воспитание своему подростку, родитель может лучше узнать самого себя, причем не только свои достоинства, но и недостатки, и в результате почувствовать неуверенность, даже разочарование в себе, пасть духом и т.д. Упадок настроения порою может быть вызван и столкновениями с собственными родителями, стремление которых к союзничеству с подростком, в обход матери и отца, приходится пресекать.
Когда ситуация молодого человека начинает меняться в лучшую сторону, отношения между членами семьи также могут претерпеть изменение, подчас весьма болезненное для тех, кто в них вовлечен. Уже не сын, а родитель может угрожать суицидом или нервным расстройством, и, возможно, потребуется посвятить ряд новых сессий ему одному или обоим родителям, чтобы поддержать их в этот непростой для семьи период.
Угроза разрушения брака. Когда отношения меняются, внезапно могут обостриться родительские трудности. Предъявляя большие требования к подростку, родители становятся более требовательными и друг к другу, что выливается в новые противостояния. В этих случаях иногда бывает полезно несколько утрировать власть подростка, чтобы вызвать сближение родителей, вынуждая их вместе печься и заботиться о нем ввиду новых неожиданностей в его поведении. Если власть над родителями в самой основе своей благожелательна, то есть в ней наличествуют забота ребенка и даже готовность пожертвовать собой, она не может вызвать в семье антагонизма, так как в конечном счете никто не может быть уличен в плохих намерениях. А в итоге семья реорганизуется более адекватным образом. Подобного рода интервенция близка техникам, описанным Палаззоли и ее коллегами (1978). Факты убеждают, что крайности подросткового поведения сплачивают родителей благодаря их совместной заботе о сыне или дочери, что род власти, которую подросток имеет над родителями, требует от них самой высокой вовлеченности, заставляющей отказываться от всех других привязанностей. Однако, препятствуя родительскому разъединению, поведение молодого человека может причинять столько боли и страдания семье, так что сближение родителей лишается радости и счастья.
Родитель дисквалифицирует другого родителя
Иногда один из супругов обвиняет другого в родительской некомпетентности и неполноценности. Если один из родителей не способен или не пригоден к тому, чтобы воспитывать своего ребенка и нести за него ответственность, то и сотрудничество супругов в этой области становится невозможным. Существует серия тактик, к которым может прибегнуть терапевт, чтобы противодействовать «маневрам» обвинителя. В таких случаях обычно говорится, что прошлые ошибки и промахи неудачливого воспитателя не имеют значения, как бы ни был он груб и требователен или, напротив, слаб и мягок, излишне погружен в себя, в свою депрессию и т.д. Все это теперь не столь важно, ибо возникла совершенно новая ситуация, где с родителями будет работать специалист, который поможет им добиться взаимопонимания и воссоединить свои усилия в заботах о сыне или дочери. Терапевт может переформулировать те черты, которые один из родителей разоблачает в другом, чтобы слабость оказалась преобразованной в чувствительность, резкость и жесткость — в бесславную попытку четкими указаниями укрепить своего дезориентированного подростка, депрессия и эмоциональная неуравновешенность — в заинтересованную участливость и глубокую вовлеченность. Стоит только слабости превратиться в достоинство, как она и впрямь блекнет.
Порой оба родителя настаивают на мнении, что взаимное согласие между ними невозможно, поскольку они совершенно разные люди и придерживаются полярных взглядов на то, как воспитывать юную личность. В таких случаях терапевт может заметить, что у них появляется шанс получить совершенно новый для себя опыт в практике достижения соглашений, и он готов выступить посредником, который поможет им нащупать почву для согласия. Временами супруги начинают ссориться на сессии. Не позволяя эмоциям вырваться из-под контроля, терапевт предлагает каждому из родителей адресоваться вместо супруга непосредственно к нему, предложив себя в качестве «переводчика», связывающего их друг с другом. Обычно подобная тактика помогает родителям стать взаимно более вежливыми и позволяет пресечь эскалацию ссоры, которая могла бы завершиться уходом одного из супругов из терапевтического кабинета.
Можно избежать или откорректировать дискредитацию одного родителя другим, если терапевт переформулирует поведение разоблачителя. Как и всякая передержка, эта также не требует точного соответствия истине, она гораздо ближе к тому, чего терапевт ждет от родителя, нежели к реальному его облику и делам. Если не в меру придирчивый родитель характеризуется терапевтом как человек, оказывающий поддержку, тот и в самом деле откроет в себе большую готовность к поддержке другого.
Можно привести небольшой пример в подтверждение этого положения . Родители семнадцатилетней потребительницы фенциклидина гидрохлорида (ФЦП), синтетического галлюциногенного препарата, принудительно привели ее на семейную терапию. Во время первого интервью мать возражала против видеозаписи сессии и наблюдения хода терапии консультантами, сидящими за зеркалом. Возражение у нее вызвала и идея, что дочь нуждается в руководстве и установлении четких границ, лимитирующих ее поведение. Она хотела определить, почему дочь преследует депрессия, вынуждающая ее прибегать к лекарствам. Женщина полностью выведала у терапевта все относительно ее квалификации и эффективности используемого метода, пренебрегая советами специалистов, рекомендовавших наблюдение в клинике, где дочь проходила госпитализацию раньше. К концу первой сессии отец уже одобрительно относился к подходу терапевта. Он вынес на суд матери ряд правил для дочери, а также определил меры, с которыми той придется столкнуться в случае их нарушения. Мать колебалась, не желая проявлять по отношению к дочке излишнюю жесткость и боясь, что ее чувства останутся не принятыми во внимание. Во время второго интервью родителям удалось достигнуть большего взаимопонимания, хотя в адрес отца так и сыпались упреки, уличавшие его в том, что он не понимает дочь, не общается с нею и не любит ее. Перед концом этой встречи отец предложил, чтобы дочь каждую неделю давала отчет о тех деньгах, которые она истратила, поскольку в прошлом деньги, как правило, тратились на медикаменты. Терапевт про себя подумала, что это неплохая мысль, и прежде чем мать успела возразить, произнесла: «У вашей жены такая удивительная способность к поддержке, по-моему, она собирается присоединиться к вам».
Мать: О да, я всегда поддерживаю его.
Терапевт: И в эту минуту тоже.
Мать: Да, мы всегда приходим к согласию и поддерживаем друг друга. По крайней мере, хоть это для нас не проблема.
Мать растрогалась, ее глаза увлажнились, отец с довольным видом следил за происходящей с ней переменой, родители согласились, что денежные расходы необходимо контролировать, и сессия закончилась в атмосфере хорошего настроения, которое разделялось ими обоими.
Когда один из родителей дискредитируется другим с высоты позиции, которую он занимает в семейной иерархии, терапевт вправе проигнорировать выпады в адрес партнера и продолжать терапию, как будто ничего не было сказано. Отсутствие реакции — достаточно ощутимое сообщение, позволяющее со всей определенностью понять нежелательность подобных заявлений.
Иногда родитель намекает на существование некоего секрета, какого-то предосудительного факта, касающегося другого родителя и заведомо лишающего его возможности занять достойное положение в семейной иерархии. Например, отец наводит терапевта на мысль, что супруга неверна ему, имея сексуальные отношения вне брака. Или мельком замечает, что у матери точно такой же темперамент, что и у ее разнузданной юной дочери. Мать может невзначай бросить фразу о том, что отец занимается сомнительным видом бизнеса и поэтому не в состоянии дать необходимое моральное воспитание сыну. Терапевт должен реагировать на эти недружелюбные маневры точно так же, как и в случае, когда один из родителей уличает другого в несостоятельности. Он может подчеркнуть, что терапия — совершенно другая ситуация, и в этой ситуации не стоит придавать прошлому столь уж большого значения, или переформулировать разоблачение таким образом, чтобы дефект обернулся позитивной чертой, и, наконец, просто проигнорировать компрометирующее сообщение.
