– Мне требуется помощь.
– Но я-то что могу?
Я рассказала ему о детях.
– Я думаю, что нас с Каролиной сошлют в трудовой лагерь, а девочки…
Он покачал головой:
– Они там не выживут.
– Именно поэтому необходимо отправить их в Баварию, в Регенсбург.
Он рассмеялся:
– И как я должен это сделать? Через десять дней я уезжаю в Берлин. По-твоему, я могу сделать крюк почти в тысячу километров до Регенсбурга? Может, ты подскажешь, как объяснить это Эльзе? Уверен, она с радостью бросится тебе помогать. Она очень любит еврейских детей.
– Вы наша единственная надежда.
– Прошу тебя… Этот разговор ни к чему не приведет.
– И что же нам делать с малышками?
– Забрать с собой в эшелон.
– Они умрут.
– Да, умрут.
– Если не можете отправить их в Регенсбург, помогите отвезти их к Тарновским.
– К герру фермеру? Хм… Тарновские давно уже выехали в неизвестном направлении. Думаю, они поступили мудро.
И тогда я вспомнила, как пан Тарновский признался мне, что у них есть план. И я могла бы поехать с ними. Но мой поезд давно ушел. Я посмотрела полковнику в глаза.
– Вы обязаны найти способ нам помочь. Я знаю, что вы хороший человек. Вы не такой, как другие немцы.
– Ошибаешься. Я полковник вермахта. Я остался в живых только благодаря тому, что знаю, что могу сделать, что нет. Если моя работа в подполье приближает окончание войны, спасает миллионы жизней, тогда риск оправдан. Мне очень жаль малышек, чьи шансы на выживание равны нулю, но я ничего не могу сделать. Спокойной ночи, маленькая путешественница.
Он повернулся и ушел в дом, а я осталась стоять на тротуаре.
Мюриэль с Каролиной с нетерпением ждали моего возвращения, но когда увидели выражение моего лица, Каролина расплакалась.
– Мы что-то придумаем, – пообещала я.
Все следующие дни мы обсуждали, что же делать. Несмотря на то, что фабрику закрывали, мы должны были являться на работу. Рекомендации майора Фальштайна могли сыграть решающую роль: либо тебя отправят в трудовой лагерь, либо в Освенцим. Поэтому я работала днем, Каролина по ночам, а Мюриэль сидела с близнецами.
В Цеху было жутко: всего кучка работниц, большинство из которых занимались тем, что упаковывали продукцию для транспортировки на север. Немецкие надсмотрщики уехали. Остались только майор Фальштайн и два охранника.
За два дня до объявленного закрытия майор сказал:
– Сегодня ночной смены не будет. Если вы знаете тех, кто работает в ночную смену, передайте им, что они нужны мне прямо сейчас.
Я пошла домой. Каролина играла с малышками, напевала им колыбельную. Она покачала головой.
– Я не пойду. Хочу побыть с девочками. Каждую оставшуюся минуточку.
– Но рекомендации майора Фальштайна… Ты же не хочешь, чтобы тебя вычеркнули из списка.
– Наплевать.
Разве я могла ее винить? Я вернулась на работу.
Майор Фальштайн сразу заметил, что Каролина так и не появилась.
Вечером после работы мы опять собрались вместе. У меня никаких идей не возникло. Жаль, что рядом нет Давида, он бы что-нибудь придумал. Как мне его не хватало!
– Давайте сбежим, – предложила Каролина. – Мне кажется, мы сможем выбраться за город, осталось не так много немцев. Мы найдем семью, которая спрячет нас, пока война не закончится.
– Мечтательница… – вздохнула я в ответ. – Во-первых, нам не удастся добраться до деревни, нас застрелят на выходе из города. Там до сих пор стоит охрана. Во-вторых, даже если мы и выберемся отсюда, где ты найдешь семью, готовую приютить трех евреек с двумя детьми?
– Мы должны попытаться. Может быть, они согласятся взять только малышек. Будем идти, пока кого-то не найдем. А какой у нас выбор, Лена? Отдать малышек нацистам?
– Она права, – поддержала подругу Мюриэль. – Что нам остается? Если мы сядем в эшелон с близнецами, их по прибытии сразу у нас отберут. И ты прекрасно знаешь, как с ними поступят. – Она обняла Каролину. – Не волнуйся, дорогая. Я пойду с тобой.
– Вы обе сошли с ума! – воскликнула я. – У нас есть все шансы попасть в трудовой лагерь. Будем шить одежду, переживем войну…
– Но не малышки.
Я кивнула.
– Но не малышки… – Я подошла и обняла их. – Я, должно быть, обезумела, как и вы, но можете на меня рассчитывать.
Глава тридцать вторая
– Полковник Карл Хайнц Мюллер, отличившийся в Галицийской битве в Первой мировой войне, был переведен в Хшанув в Верхнюю Силезию в 1941 году, – сообщил Лиам. – В 1943 году его перевели в Берлин, где он служил на Бендлерштрассе под началом генерала Фридриха Ольбрихта. Тогда же его представили подполковнику Клаусу Шенку фон Штауффенбергу. И Ольбрихт, и Штауффенберг были членами группы заговорщиков.
– Откуда мне знакома фамилия Штауффенберг? – спросила Кэтрин.
– Из истории о покушении на Гитлера в бункере.
– Точно. Неудавшееся покушение.
– Мюллер в действительности и сам уже несколько лет принимал участие в немецком Сопротивлении, но серьезным конспиратором он стал в 1944 году вместе с фон Штауффенбергом. Он лично присутствовал 20 июля 1944 года в ставке фюрера «Волчье логово», когда прогремел взрыв во время неудавшегося покушения на Гитлера. Фон Штауффенберга расстреляли 21 июля. Мюллера расстреляли за измену родине 1 августа.
– Значит, полковник Мюллер, который являлся членом группы немецких заговорщиков, существовал в действительности? Лена не обманывает и ничего не придумывает.
– Касательно полковника Мюллера – нет. Ее история о подполье очень правдоподобна. И о его равнодушии, когда речь зашла о том, чтобы спасти детей. Мое расследование показало, что многие из высшего немецкого командования, несмотря на то что презирали Гитлера и его амбиции, все равно оставались верноподданными Германии. Они сожалели, что Гитлер устроил геноцид, но сами были элитой Германии. Им нравилось ее политическое устройство, а также свой социальный статус и привилегии. Многие из них были фашистами. Возможно, Мюллер и был лидером движения Сопротивления и умер, пытаясь свергнуть Гитлера и власть нацистов, но он явно не был Томасом Джефферсоном. Справиться с диктатурой ему было не по силам.
Кэтрин убрала тарелки после завтрака.
– Хорошо, что история Лены подтверждается фактами. Спасибо за расследование.
– Но ты все равно подозреваешь, что она что-то скрывает?
Кэтрин кивнула:
– Ни капли в этом не сомневаюсь. Есть еще какая-то тайна, я просто не знаю какая. Не знаю почему, просто чувствую, что есть какая-то недосказанность в этой истории. Возможно, эту тайну мы никогда и не узнаем.
У Лиама зазвонил сотовый телефон. Он посмотрел на номер, удивленно приподнял брови и жестом подозвал Кэтрин.
– Лиам Таггарт. Здравствуйте, Артур. Сегодня утром? Не знаю, я должен обсудить это с миссис Локхарт. Я вам позже перезвоню. До свидания.
Кэтрин стояла, уперев руки в бока.
– Артур Вудвард? Что, черт побери, ему нужно?
– Он хочет, что я встретился с ним сегодня утром.
– Он сказал зачем?
– Нет.
– Великолепно! Ты собираешься с ним встретиться?
– Конечно. Почему бы и нет?
В одиннадцать часов Артур с личным секретарем Рико прибыли в контору Лиама. Детектив встретил их у двери, пожал Артуру руку.
– Может, оставим эту груду мышц за дверью?
– Конечно. – Артур повернулся к Рико. – Подожди меня в машине.
Лиам подошел к буфету:
– Я как раз варю кофе. Выпьете чашечку?
Артур кивнул:
– Просто черный.
– И что же вас ко мне привело?
– Не на диктофон, Лиам? Только между нами?
Лиам кивнул.
Артур сделал глоток кофе.
– Послушайте, я неплохой парень, что бы вы там ни думали. Возможно, я слишком опекаю свою мать, но ей уже восемьдесят девять, и я единственный родственник. Я наблюдал, как она из женщины, ведущей светский образ жизни, поглощенной общественными делами, заседающей в советах значимых благотворительных организаций, превратилась в женщину, помешанную на поиске двух девочек, в пользу существования которых нет и не было никаких доказательств. Понимаете меня? Она, как сэр Галахад в поисках Святого Грааля. На уме у нее только одно – эта Каролина с детьми. В комнате, где мы с отцом смотрели баскетбол, где он читал по вечерам и слушал музыку, она повсюду разложила карты Европы. Должно быть, у нее дома штук двадцать книг о событиях в Польше во время войны. Отец никогда не прочел ни одной, это все мамины книги. Десятки ксерокопий расписаний польских поездов времен 1940-х годов… Она осталась в минувшем веке. Это единственное, что ее волнует. Какими бы мотивами я, по-вашему, ни руководствовался, я всего лишь волнуюсь за мать. Я вовсе не хочу, чтобы ваша жена отправилась в тюрьму из-за неловкой попытки сохранить привилегированное право «клиент – адвокат». Я хочу отозвать иск.
– В обмен на что?
– На сущую мелочь. Я не прошу Кэтрин отказываться от дела. Пусть она занимается своей работой. Пусть берет гонорары – зарабатывает деньги. Понимаю, у нее маленькая контора и для нее моя мать – выгодный клиент. Понимаю. Не проблема.
