— Где же ты пропадал? Деньги нужны?
— Нет, я в порядке. Как сам?
— По-разному. Садись. Выпьешь? Что предпочитаешь?
— Бурбон. «Джек Дэниелс» или «Уайлд Терки» и немного «Севен Ап».
— Будь добр, принеси, Тути, — бросил Видал.
— Момент!
Теперь Трой припомнил Тути Обрегона из Матео, трудившегося на тюремной кухне и показывавшего класс в гандболе.
— Как тебе удалось здесь закрепиться? — спросил Трой.
Видал вырос в бедном районе Рамона-Гарденс. Его преступная карьера началась еще в школе, с розничной торговли самокрутками с марихуаной. Этот бизнес привлекал его тем, что в нем было меньше насилия, полицию торговцы марихуаной тоже мало интересовали. Но отдельные самокрутки превратились в унции, унции — в килограммы, а килограммы — в целые грузовики. Видал сел единственный раз — когда в его грузовом автофургоне нашли тонну дури, хотя полицейские из отдела по борьбе с наркотиками превратили тысячу килограммов в восемьсот, чтобы сбыть остальные двести по тысяче долларов за килограмм. Ему скостили срок, потому что агентов отдела обвинили в утаивании денег и наркотиков во время облав. Обвинения были предъявлены половине личного состава отдела. Выйдя на свободу, Видал сменил квалификацию. Ходили слухи, что он превратился в скупщика и продавца краденого: это занятие интересовало полицию еще меньше, чем марихуана.
Заведение было выставлено на продажу. А ребята из Таксона как раз угнали грузовик и трейлер с выпивкой, шестьсот коробок «Джонни Уокер», «Джек Дэниелс» и прочего. Они хранили добычу в трех гаражах в восточном Лос-Анджелесе. Я заплатил им по двадцать восемь долларов за коробку и купил заведение, оплатив только лицензию. Других желающих все равно не нашлось. Конечно, с заработками на травке это не сравнить, но все равно неплохо. Кроме этого, мы с Тути финансируем футбольную команду. Тебе точно не нужны денежки? Я мог бы тебе одолжить тысяч пять — десять.
— Точно. Но все равно спасибо, Видал.
— Ну, ты всегда был молодцом. Ты бы удивился, если бы увидел, сколько народу приходит сюда клянчить деньги. Некоторые до смерти напуганы законом о трех судимостях.
— Напугаешься тут! Пожизненное — за пустяки!
— Знаю. Помнишь Алфи из «Белого забора»?
— Коротышка из мексиканской группировки.
— Он самый. Ему сейчас светит пожизненное за кражу запасной покрышки с грузовика! Он бьется не на жизнь, а на смерть. Говорит, что его могут законопатить, но это им обойдется в добрый миллион. В «Таймс» пишут, что за следующие десять лет будет построено двадцать новых тюрем. Того и гляди весь долбаный штат огородят забором с колючей проволокой! Кстати, ты знаком со Слагго?
— С которым из трех? Я знаю двух мексиканцев и одного свихнутого белого из Луизианы с такой кличкой.
— Я про белого голодранца, Сэма — не помню как дальше. На днях он сюда заглядывал. Сидит на игле и ворует. У него здоровенная пушка, такой полуавтоматический обрубок, бьет неточно, зато скорострельность будь здоров…
— Знаю я эту дрянь.
— Он и говорит: если ему впаяют пожизненное даже за воровство с прилавков, то лучше уж огрести то же самое за грабеж банков и истребление копов! Видишь, какое получилось перевоспитание: взяли воришку и превратили его в отморозка. Обожаю весь этот долбаный хаос! — закончил Видал.
— А ты? Сколько ходок у тебя самого?
Видал покачал головой и сложил из пальцев нолик.
— Где ты остановился?
Трой покачал головой — нигде.
— Но хоть крыша над головой есть?
— Своего угла нет, но крыша есть. Я еду на север, к Верзиле Дизелю Карсону.
— К боксеру?
— Да.
— Слушай, я ведь помню тот бой в нижнем дворе в «День поединков». Он дрался с черномазым, Прожектором Джонсоном кажется.
Трой покивал, и Видал зашелся от хохота. В дверь легонько постучали. На телемониторе появился Тути в сопровождении официантки Делии с подносом. Видал нажал кнопку, Тути открыл дверь. Делия поставила на стол поднос с напитками.
— Что кому? — спросила она.
— Мне бурбон, — сказал Трой.
Чтобы поставить перед ним стакан, ей пришлось наклониться. Видал залюбовался ее ягодицами.
— Красота! — Он причмокнул. — Как бы не заработать сердечный припадок! — Он шутя схватился за сердце. Тути засмеялся, Трой улыбнулся, глядя официантке в глаза. Ему казалось, что он читает в них безмолвный призыв.
— Ах, Делия, Делия, детка… — пробормотал Видал.
Она повернулась и насмешливо покачала головой.
— Прекрати, Видал. Мы ведь с Читой подруги.
Он вскинул руки.
— Как же мне быть? Что бы ты сделал на моем месте? — обратился он к Трою.
— Не знаю… Но хорошо тебя понимаю.
— Все, ухожу! — пропела Делия. Но, исчезая за дверью, она подмигнула одному Трою. Если это не приглашение, ему придется показаться психиатру.
— Кстати, Трой, — обратился к нему Тути, — она про тебя спрашивала. Паршивка тобой заинтересовалась.
— Могу себе представить, какое у нее ладное, смуглое тело!
— У нее tres. — И Видал показал три пальца, имея в виду троих детей.
— Черт, я думал, всего двое! — огорчился Трой.
— Я решил тебя предупредить.
Трой усмехнулся и подмигнул. Пусть Видал гадает, что он имеет в виду.
— А Джимми Бака? — вспомнил Трой. — Ты виделся с ним с тех пор, как он добился оправдания в деле об убийстве?
— Виделся. У него рак печени.
У Троя упало сердце. Джимми Бака! Таких крутых, как он, Трой не встречал — а ведь он знавал самых крутых парней во всей Америке. С Джимми не мог сравниться ни один из них. Все люди смертны, но было очень трудно представить, что такое тело, как у Джимми, может подвести. Мозги его никогда не подводили.
— Он ведь совсем не старый… — только и выдавил Трой.
— Знаю, — кивнул Видал. — Чего только не бывает! Взять хотя бы Сонни Баллестероса…
— Это мой кореш, — напомнил Трой.
— О том и речь. У него та же болезнь, но он, говорят, выкарабкается.
Трою вовсе не хотелось думать о смерти и о раке у друзей, хотя это позволяло забыть про Бешеного Пса. Когда он снова вспомнит убитого отморозка, ужас уже немного отступит.
Они молча пригубили свои напитки. Сквозь стены проникали звуки «банды».
— Как дела на киче? — спросил Тути. — Есть новости?
— Шейка Томпсона наконец-то замочили.
— Получил свое, засранец! — одобрил Тути. — Вот ведь был зверь!
— Кто такой Шейк Томпсон? — спросил Видал. — Почему не знаю?
— Должен знать. Наверное, при тебе он сидел в Фолсоме или Вакавилле.
— Черномазый?
— Да, это словечко подходило ему больше, чем всем остальным вместе взятым.
— Как это получилось? — спросил Тути.
— Когда он выходил из кабинета инструктора, Слим и Болтун Бафорд сломали ему ногу бейсбольной битой, повалили и перерезали глотку. А дальше было вот что. Их сразу скрутили и поволокли в кабинет начальника на допрос. Позже, перед вечерней перекличкой, всех заключенных выстроили во дворе, чтобы протащить Слима и Бафорда в карцер перед строем. И тогда весь двор стал им аплодировать за убийство Шейка.
— Бафорда я знаю, — вспомнил Видал. — Маленький такой, черный, пахан южного блока.
— Он самый, — подтвердил Трой.
— Почему этого Шейка так ненавидели?
— Потому что в нем не было ничего человеческого, — бросил Тути.
— Я тебе объясню, — сказал Трой. — Он работал на каменном карьере там, наверху, — его еще видно с нижнего двора. Туда мили две ходу, и все в гору. Так этот урод бегал на работу, посадив себе на плечи какого-нибудь коротышку-неженку… В «День поединков» он занимался по утрам бегом, а днем дрался в среднем, полутяжелом и тяжелом весе. Иногда он проигрывал по очкам, но вырубить его никогда никому не удавалось. Вел себя как свинья…
— Плевал соперникам в лицо, — подсказал Тути.
— …а в тюрьме это опасно. Сколько раз его пытались зарезать! Мапа двинул его по башке штангой, и так сильно, что выбил глаз — глазное яблоко висело на ниточке. Глаз вставили на место, и через три недели Шейк опять вышел на бой. Смертник Джефферсон и еще двое полезли на него с финками, так он отделал всех троих, а потом еще и выступил против них свидетелем. Смертник Джефф поплатился смертным приговором — отсюда и прозвище.
— А потом, в Фолсоме, Шейк сцепился позади первого корпуса с Джонсоном. По ним открыли стрельбу с трех вышек. Их изрешетили пулями, а они знай себе вскакивают и кидаются друг на друга! Джонсон откусил и проглотил оба уха Шейка. Когда их наконец расцепили и доставили в больничку, то по громкоговорителю прочитали призыв сдавать кровь. Но в Фолсоме не нашлось ни одного желающего поделиться кровью с Шейком. С Джонсоном — пожалуйста, но не с Шейком Томпсоном. Только один парень с ВИЧ-инфекцией вызвался сдать кровь, но ее проверили и не приняли.
— Удивительно, что я о нем не слыхал, — сказал Видал.
