Так что от полицейских мне удалось отделаться часа за два. Это можно было бы провернуть еще быстрее, но оказалось, что я как-то незаметно оброс приятелями, с которыми при всякой встрече полагается вести задушевную беседу. В основном обсуждать многочисленные пороки их великолепного начальника, генерала Полиции Бубуты Боха, и сочувственно качать головой. А на это требуется время.
Когда я наконец-то остался один, дело шло к полуночи. Я выглянул в Зал Общей Работы и с удивлением обнаружил там Нумминориха. Бедняга клевал носом в одном из кресел. Я так зашился, что забыл отпустить его домой.
– Ох, я-то думал, что ты уже давным-давно смылся, – виновато сказал я. – Извини. Мне очень стыдно.
– Ерунда, Макс, – улыбнулся Нумминорих. – Дома для меня непременно нашлась бы пара-тройка дел, а так я на службе – что с меня возьмешь?
– Логично, – согласился я.
– Вообще-то я уже лет сорок не проводил конец года в столице, – доверительно сообщил Нумминорих. – Я всегда уезжал куда-нибудь в горы графства Шимара, или в Гажин, к морю, или еще куда-нибудь, где меня никто не знает. Хенна сперва ужасно злилась, что я бросаю ее наедине с незавершенными делами. Но потом все взвесила и поняла, что от меня все равно никакого толку. Своих незаконченных дел у меня отродясь не было, разве что оплатить счета. А в ее делах сам Лойсо Пондохва ногу сломает.
Я восхищенно присвистнул. Там, где я родился, в подобных случаях принято говорить: «Черт ногу сломит». Я подумал, что мой добрый приятель Лойсо Пондохва был бы доволен, узнав о сходстве этих выражений. Время от времени его все еще скручивают тяжелые приступы тщеславия, сколько бы он ни твердил, будто от прежнего Лойсо совсем ничего не осталось.
– Разве это смешно? – с любопытством спросил Нумминорих.
– А ты еще не привык к тому, что рассмешить меня легче легкого?
– Привык, – улыбнулся он. – А все-таки мне кажется, что ты делишь вещи на смешные и несмешные, руководствуясь какой-то таинственной логикой. И я пытаюсь ее понять.
– Да я и сам пытаюсь. По правде сказать, безуспешно. Ты бы все-таки шел домой, а? Я предпочитаю, чтобы меня окружали живые люди, а не измученные мертвецы, что бы там ни думали по этому поводу наши горожане.
– Ладно, – кивнул Нумминорих. – Домой так домой. А ты уверен, что тебе не нужна моя помощь?
– Вообще-то я никогда ни в чем не бываю уверен. Но искренне надеюсь, что на сегодня действительно все. А если окажется, что я ошибаюсь, – что ж, пришлю тебе зов.
Оставшись один, я удобно устроился в кресле Джуффина и сладко задремал. Судьба моя то ли временно сменила гнев на милость, то ли просто выбилась из сил и тоже прикорнула где-нибудь в укромном уголке. Во всяком случае, никто меня этой ночью не потревожил.
Утро нового дня оказалось на редкость спокойным. Судя по всему, мы взяли такой разгон, что действительно умудрились закончить все дела за целые сутки до этого грешного окончания года. Сэр Джуффин прислал мне зов и заявил, что твердо намерен валяться в постели до полудня – и не потому, что устал, а просто так, из принципа. Потом появился сэр Кофа и интимным шепотом сообщил мне, что Кекки вынашивает еще более амбициозные планы касательно сроков пребывания под одеялом.
Я не возражал – кто я такой, чтобы не дать леди выспаться? И вообще я пребывал в удивительно благодушном настроении. Из меня веревки можно было вить, из веревок плести макраме, а результат работы подвешивать к люстре какой-нибудь трехрожковой, а я висел бы как миленький и не квакал. Поэтому я даже не дал себе труда возмутиться, что сэр Мелифаро, дезертировавший вчера сразу после полудня, все еще не спешит почтить Дом у Моста своим присутствием. Я не стал посылать зов – ни ему, ни Кенлех. «Пусть себе дрыхнут, жертвы роковой страсти, – снисходительно думал я. – Что с них возьмешь?»
Мне ужасно нравилось, что меня окружают исключительно бодрые лица наконец-то отдохнувших людей, слегка обескураженных неожиданно выпавшей возможностью побездельничать. Мы пили камру и лениво сплетничали о делах и общих знакомых, даже сэр Шурф вдруг разошелся и рассказал несколько потрясающе забавных историй из жизни университетских библиотекарей. Было так здорово, что я даже не стал сразу удирать домой. Знать, что я могу сделать это в любой момент, и легкомысленно откладывать сие чудесное событие на сладостное потом – чертовски приятное состояние. Одно из моих любимых.
Примерно за час до полудня я наконец торжественно объявил, что собираюсь лишить всех присутствующих дивной возможности созерцать мою потрясающую физиономию. Лениво поднялся из кресла, закутался в теплую Мантию Смерти: ребята наперебой утверждали, что на улице по-настоящему холодно. И в этот момент в дверь Зала Общей Работы просунулся кончик носа леди Кенлех.
– Что, девочка, этот бездельник, твой муж, сказал, что теперь твоя очередь поработать? – усмехнулся сэр Кофа.
Я открыл рот, чтобы развить эту гипотезу, но, взглянув на Кенлех, похолодел и заткнулся. Мне стало ясно: случилась какая-то грандиозная пакость.
– С Мелифаро плохо? – чужим, деревянным голосом спросил я.
Она молча кивнула и попыталась перевести дыхание. У меня самого в горле стоял какой-то противный комок, он мешал не только говорить, но и соображать.
– Но он жив? – не то спросил, не то констатировал Лонли-Локли.
Кенлех снова молча кивнула.
– Ну, если он жив, значит, ничего непоправимого не случилось, – невозмутимо подытожил Шурф. – Тебе следует успокоиться и рассказать нам все с самого начала, леди Кенлех.
С этими словами он заботливо помог ей устроиться в кресле, вручил кружку с горячей камрой и даже осторожно погладил по голове своей смертоносной ручищей в здоровенной защитной перчатке – событие, на мой взгляд, беспрецедентное. Впрочем, было бы чему удивляться. И сама Кенлех, и ее сестрички наделены редким даром пробуждать отцовские инстинкты в каменных, казалось бы, сердцах господ Тайных Сыщиков, начиная с меня самого.
– Спасибо, сэр Шурф, – пискнула Кенлех. Дар речи, хвала Магистрам, вернулся к ней довольно быстро. – Наверное, я должна была просто прислать зов и попросить, чтобы кто-нибудь приехал к нам домой. Но я так растерялась! Все не могла решить, кому именно следует присылать зов в таких обстоятельствах. Максу, или вам, или самому сэру Джуффину, или еще кому-нибудь? Поэтому я приехала. Решила, что расскажу обо всем тому, кого застану на месте.
Я невольно улыбнулся: время от времени с нашей Кенлех случаются тяжелые приступы нерешительности. В такие моменты она вполне способна грохнуться в голодный обморок за накрытым столом, пытаясь понять, с какого блюда следует начинать трапезу.
– Итак, Мелифаро жив, – нетерпеливо сказал сэр Кофа. – И что же в таком случае с ним не так, девочка?
– С ним все не так, – объяснила Кенлех. – Он сидит в гостиной, не двигается и почти не дышит. И ничего не говорит.
– Не двигается и ничего не говорит? – Лонли-Локли недоверчиво приподнял одну бровь. – Да, пожалуй, с ним действительно что-то не так.
– Он ничего не говорит и, кажется, ничего не слышит, – испуганно подтвердила Кенлех. – Во всяком случае, он никак не реагирует на происходящее. И у него такое счастливое лицо! Это почему-то кажется мне особенно жутким.
– Поверь мне, девочка, если бы у него при этом было несчастное лицо, нам следовало бы волноваться гораздо больше, – заверил ее сэр Кофа. – Судя по твоему описанию, мальчика околдовали. Но, по крайней мере, мы можем быть уверены, что его никто не мучает. Не так уж мало.
Ко мне наконец-то вернулась способность соображать и дар речи заодно.
– Нужно съездить, посмотреть, что случилось, – предложил я. – Кто со мной?
– Тебе решать, – пожал плечами Лонли-Локли. – Но думаю, что мое участие в этом деле не принесет пользы. Убивать там пока некого, а бороться с наваждениями я не мастер. Разве что с собственными.
– Зато вы, Кофа, наверняка великий знаток наваждений? – я вопросительно посмотрел на нашего Мастера Слышащего.
– Твоя правда, – задумчиво согласился он. – Великий или нет – это еще вопрос. Но знаток, чего греха таить.
Я кивнул и посмотрел на Нумминориха:
– Поехали с нами, сэр нюхач. Кто знает, что ты там сможешь унюхать?
Несколько минут спустя мы переступили порог гостиной Мелифаро. Наш коллега, самое непоседливое человеческое существо всех Миров, совершенно неподвижно сидел на полу, скрестив ноги. Бессмысленный взгляд его широко распахнутых глаз был устремлен в какие-то неведомые дали. Белки блестели, как стеклянные бусины на мертвой физиономии дешевой куклы. Словом, то еще зрелище.
Кенлех подошла к нему и нежно потрясла за плечо. Разумеется, парень и не пошевелился. Судя по всему, с таким же успехом она могла бы огреть его по голове ближайшим табуретом.
– Вот видите! – с отчаянием сказала она. – И так все утро.
