[43] Или, может быть, «получив обращение, которое подобает их политике».
КНИГИ 34-35.
Фрагменты. Главы 1-2. 135-132 гг. до н.э. О неприязни к евреям. Восстание рабов на Сицилии.
Переводчик: Agnostik.
1. (1) Когда царь Антиох[1], говорит Диодор, осадил Иерусалим, евреи держались какое-то время, но когда все запасы были исчерпаны, они оказались вынуждены делать попытки примирения для прекращения боевых действий. Тогда большинство друзей советовали царю взять город штурмом и уничтожить полностью народ евреев, так как они одни из всех народов избегали отношений с другими народами и смотрели на всех людей как на своих врагов. Они отмечали также, что предки евреев были изгнаны из всего Египта, как люди нечестивые и ненавидимые богами. (2) Для очищения страны, все люди, которые имели на своих телах белые отметины или знаки проказы, были собраны и изгнаны за границу, как находящиеся под проклятием; беженцы заняли территорию вокруг Иерусалима, и учредили еврейскую нацию, сделав свою ненависть к человечеству традицией, и на этот счет введя совершенно диковинные законы: не ломать хлеб с любым другим народом, не проявлять к ним никакой доброты. (3) Друзья напомнили Антиоху и о вражде, которую в былые времена его предки испытывали к этому народу. Антиох, прозванный Епифан, разгромив евреев[2] вступил во внутреннее святилище храма бога, куда по закону может входить только священник. Найдя там мраморную статую очень бородатого человека, с книгой в руках, сидящего на осле[3], он предположил, что это изображение Моисея, основателя Иерусалима и создателя нации, человека, кроме того, предписавшего для евреев их человеконенавистнические и беззаконные обычаи. А так как Епифан был потрясен такой ненавистью, направленной против всего человечества, он поставил перед собой цель уничтожить их традиционный уклад. (4) Соответственно, перед изображением основателя и перед алтарем бога под открытым небом он принес в жертву большую свинью и вылил кровь на них. Затем, подготовив тушу, он приказал священные книги, содержащие ксенофобские законы, окропить мясным отваром, лампу, которую они называют бессмертной и которая постоянно горит в храме, погасить, а первосвященник и остальные евреи были принуждены отведать мясо.
Пересказывая все эти события, друзья настоятельно советовали Антиоху положить конец этой расе, либо, в противном случае, отменить их законы и заставить изменить свое поведение. (5) Но царь, будучи великодушным и кротким человеком, взял заложников, но отклонил обвинения против евреев как только он взыскал обусловленную дань и разобрал стены Иерусалима.
2. (1) Когда Сицилия после падения карфагенян наслаждалась шестьюдесятью годами процветания во всех отношениях война с рабами[4] разразилась по следующей причине. Сицилийцы, быстро разбогатев и приобретя огромные богатства, стали покупать большое количество рабов, на чьи тела, как только их доставляли толпами с невольничьих рынков, они сразу же ставили отметки и клейма. (2) Молодых людей они использовали в качестве пастухов, остальных такими способами, чтобы они оказались полезными. Но они обращались с ними жестоко и выдавали самое скудное содержание, только самый необходимый минимум еды и одежды. В результате, большинство из них добывали средства к существованию разбоем, и повсеместно случались кровопролития, так как разбойники были подобны рассеянным шайкам солдат. (3) Наместники (преторы) пытались подавить их, но так как они не решались наказать их, из-за власти и престижа землевладельцев, владевших разбойниками, они были вынуждены смотреть сквозь пальцы на разграбление провинции. Ибо большинство помещиков были римскими всадниками, а так как это были всадники, которые выступали в качестве судей, когда обвинения, связанные с делами провинции, предъявлялись наместниками[5], магистраты пребывали в страхе перед ними.
(4) Рабы, задавленные своими лишениями, часто терпящие произвол и битые сверх всякой меры, не могли вынести их обращения. Собравшись вместе, когда представлялся случай, они обсуждали возможность восстания, пока, наконец, они не претворили планы в действие. (5) Был некий сирийский раб, принадлежащий Антигену из Энны, апамеец по происхождению, имевший склонность к магии и творящий чудеса. Он утверждал, что предсказывает будущее по божественному внушению во сне, и поэтому такая черта его таланта обманула многих. Исходя из этого, он не только давал оракулы с помощью сновидений, но даже утверждал, что божество являлось ему во время бодрствования и слышал будущее из их собственных уст. (6) Из его многочисленных импровизаций некоторые случайно оказались правдой, и поскольку неудачные не подверглись сомнению, те, которые исполнились, обратили на себя внимание, и его слава быстро разрослась. Наконец, при помощи некого устройства, находясь в состоянии одержимости божеством, он извлекал огонь и искры изо рта, и, таким образом в бреду давал оракулы о грядущих событиях. (7) Он помещал огонь и топливо для его поддержания в орех - или что-то подобное, - что было проколото с обеих сторон, а затем, поместив это в рот и дуя в него, он иногда зажигал искры, а иной раз пламя. Еще до восстания он говорил, что сирийская богиня[6] явилась ему, говоря, что он будет царем, и он повторял это, и не только другим, но даже своему хозяину. (8) Так как его притязания воспринимались как чудачество, Антиген подхватил его фокусы и представил Эвна (таково было имя чудотворца) на званом обеде, и устроил перекрестный допрос о его царствовании и о том, как он будет относиться к каждому из присутствующих людей. А так как он дал полный отчет обо всем, не задумываясь, объясняя, что с умеренностью будет относиться к хозяевам и в общем рассказывал красочные басни о своем знахарстве, гости все время покатывались со смеху, а некоторые, взяв из тарелки лакомый кусочек, угощали его, добавив, что делают это для того, чтобы, когда он станет царем, он помнил их доброту. (9) Но, как это бывает, его шарлатанство и в самом деле привело на царство, и за любезность, полученную в насмешку на пиру, он воздал благодарностью на полном серьезе. Началось же общее восстание следующим образом.
(10) Был некто Дамофил из Энны, человек очень богатый, но с жестоким нравом; он чрезвычайно плохо относился к своим рабам, а его жена Мегалла даже соперничала с мужем в наказаниях рабов и в обычном бесчеловечном отношении к ним. Рабы, доведенные таким унижающим достоинство обращением до уровня животных, составили заговор с целью бунта и убийства своих хозяев. Придя к Эвну они спросили его, является ли их решимость угодной богам. Он, обратившись к своим обычным ритуалам, обещал им милость богов, а вскоре уговорил их действовать немедленно. (11) Тотчас они собрали вместе четыреста своих товарищей-рабов и, вооружившись как попало, что подвернулось под руку, обрушились на город Энна с Эвном во главе, извергающим чудесное пламя ради своей выгоды. Когда они заходили в дома на своем пути, они проливали много крови, не щадя даже грудных младенцев. (12) Чаще всего, их отрывали от груди и бросали наземь, в то время как женщин, на глазах их мужей - но не могу найти слов рассказать о степени их бесчинств и актах разврата! К этому времени к ним присоединилось великое множество рабов из города, которые сначала с полной беспощадностью выразили свои чувства против хозяев, а потом обратились к избиению остальных. (13) Когда Эвн и его люди узнали, что Дамофил и его жена были в саду, который лежал недалеко от города, они послали за ними группу и притащили их обоих, мужа и жену, скованных и со связанными руками за спиной, подвергая их многочисленным оскорблениям по пути. Только в случае их дочери рабы проявили уважением во всех отношениях в следствие ее природной доброты и потому, что в меру своих сил она всегда проявляла сострадание и готовность помочь рабам. (14) Таким образом это показало, что обращение с остальными было вовсе не результатом "естественной жестокости рабов", а мщением за ранее перенесенные обиды. Люди, назначенные на это задание, притащили Дамофила и Мегаллу в город, как мы уже говорили, и привели их в театр, где собралась толпа повстанцев. Но когда Дамофил пытался мольбами добиться от них пощады и своими словами привлек многих из толпы, Гермеас и Зевксис, люди ожесточенные против него, осудили его как обманщика, и, не дожидаясь формального судебного разбирательства со стороны собрания, один пронзил ему грудь мечом, другой отрубил голову топором. В след за тем Эвн был избран царем, но не за свою отвагу и не за способности полководца, но исключительно за свои чудеса и побуждения восстания к действию, и потому, что его имя, казалось, содержало благоприятное предзнаменование, намекающее на доброе отношению к своим подданным[7].
(15) Учрежденный главнокомандующим повстанцев, он созвал собрание и предал смерти всех граждан в Эннах, за исключением оружейников: их он закован в цепи и раздал им задания. Он отдал Мегаллу служанкам как те просили; они подвергли ее пыткам и сбросили в пропасть. Он сам убил своих собственных хозяев: Антигена и Пифона. (16) Водрузив диадему на голову, и облачившись в пышное царское одеяние, он провозгласил свою жену царицей (она была землячкой-сирийкой и из того же города), и назначил в царский совет таких людей, как казалось, одаренных высоким умом, среди них некто Ахей (Ахей и по имени и по происхождению ахеец), человек, преуспевший как в составлении планов, так и действии. В три дня Эвн вооружил, как мог, более шести тысяч человек, кроме того, остальные из его последователей имели только топоры и секачи, или пращи, или серпы, или закаленные на огне колья, или даже кухонные вертела; и пошел по округе, разоряя местность. Тогда, поскольку он пополнился огромным числом рабов, он решался даже на бой с римскими полководцами, и по вступлении в бой неоднократно преодолевал их за счет своего превосходства в численности, ибо теперь у него было более десяти тысяч солдат.
