Графиня величественно проследовала до середины комнаты, и Шина увидела, что за ней следует паж с тем же самым белым платьем, которое ему только что вернула Мэгги.
— Мистрисс Маккрэгган, — начала графиня резким тоном. — Несколькими минутами ранее я отправила к вам пажа с приглашением от Ее Величества королевы Екатерины. Он вернулся и сообщил, что у вас легкое недомогание. Но мне кажется, что с вами все в порядке.
— Прошу простить меня, Ваша светлость, — сказала Шина, пытаясь сохранять достоинство. — Я не больна, но у меня нет желания веселиться, и мне бы не хотелось, чтобы мое плохое настроение передалось Ее Величеству.
— Ее Величество сами решат, что передастся, а что нет, — резко ответила графиня. — Вы совсем недавно при дворе, сударыня, и поэтому, полагаю, ваш поступок вполне можно простить. Однако приглашения, подобные тому, которое вы только что получили, никогда не отвергаются.
В ее голосе слышалось столько величавого презрения, что Шина невольно начала нервно оправдываться.
— Мне жаль… мне очень жаль… — промолвила она, но графиня бесцеремонно перебила ее властным тоном:
— Вы действительно должны испытывать сожаление. Я не привыкла, госпожа Маккрэгган, разъяснять суть приглашений Ее Величества, особенно тем, кто прибыл во Францию из других стран и живет здесь в качестве гостей короля.
Шина слегка вздохнула.
— Приношу свои глубочайшие извинения, — сказала она. — Теперь я понимаю, что это было огромным неуважением с моей стороны, а я не хочу казаться неуважительной и неблагодарной ни к Его Величеству королю, ни к Ее Величеству королеве, которые исключительно добры ко мне.
— Добры — это слишком мягко сказано, — укоризненно заметила графиня. — Платья, которые вам подарили, стоят не одну тысячу франков. Не припомню, чтобы Ее Величество королева была так щедра, особенно к таким незначительным особам, как вы.
Шина услышала, как Мэгги возмущенно фыркнула. Но поскольку Шина понимала, что была не права и что спорить дальше ниже се достоинства, она просто поклонилась и спокойно произнесла:
— Еще раз простите меня за невежество и неблагодарность.
Тон графини немного смягчился.
— К счастью, Ее Величеству не сообщили о вашей дерзости. Я скажу ей, что приглашение принято. Собирайтесь быстрее и наденьте платье, которое вам прислали в качестве подарка. Через час вы должны быть у королевы.
Слова графини напоминали резкие и безжалостные удары кнутом, и Шина вдруг подумала, что в красоте этой дамы было что-то жестокое, неприятное, а в ней самой — нечто невыразимо отталкивающее. Она пользовалась пахучими восточными духами, и, когда вышла из комнаты, Шине показалось, что запах продолжал висеть в воздухе. Шина подбежала к окну и широко распахнула его, впуская в комнату вечерний ветерок и последние лучи солнца.
— Мегера, какую поискать! — заметила Мэгги за спиной у Шины. — Да и кто она такая, хотела бы я знать, чтобы так важничать? Мне сказали, она была никто, пока не сумела добиться расположения Ее Величества королевы. Все они хитрющие авантюристки со своими колдунами, звездочетами и гадалками и всякими прочими бесовскими проделками.
Шина ничего не ответила, и Мэгги продолжила:
— Вам бы послушать, что о ней говорят слуги — они знают, что она никто. Говорят, она заигрывает с этим герцогом — не помню его имя, но вы знаете, о ком я говорю.
Правда, его камердинер говорит, что она его никогда не получит.
Шина не могла сдержать внезапное душевное облегчение. Она старалась просто не слушать, потому что знала: никакие ее слова не заставят Мэгги замолчать.
— Здесь много всего странного происходит, — продолжила Мэгги. — Никак не могу полностью разобраться, потому что слуги королевы не разговаривают с нами, мелкими сошками. Они вроде как объединились против остальных во дворце. Но одна из служанок Ее Величества говорила мне…
Шина закрыла уши руками. Она не могла этого больше выносить. Она не желала слышать сплетни, разносимые прислугой. Она хотела освободиться от всего этого, и самое главное, она знала, что хочет думать о герцоге.
Шина старалась не думать о герцоге, но не могла с этим ничего поделать. Одна половина се существа страстно жаждала услышать его голос, думать о нем, смотреть на него; а вторая половина — ее шотландская гордость — заставляла поскорее забыть его. Если он был предназначен судьбой не для графини, то уж точно не для нее. Возможно, в Шотландии ощущение его поцелуя забудется, исчезнет; возможно, дома мысль о нем больше не будет ее преследовать…
Спустя менее часа Шина уже направлялась в покои королевы. В длинных позолоченных зеркалах по обеим сторонам коридора она видела свое отражение. Ей казалось, она выглядит как настоящий призрак.
Платье, которое прислала королева, было из чистого китайского шелка — легкое, изящно подчеркивающее фигуру и сшитое из такой великолепной ткани, что, казалось, все платье можно продеть через обручальное кольцо. Оно было белоснежное, что невероятно сильно выделялось на фоне ее огненно-рыжих волос, и в нем, как ей казалось, она выглядела очень молодой и привлекательной.
Шину удивило то, что на нем не было никаких драгоценных камней или декоративных вставок из другой ткани, ведь это считалось модным. Все остальные платья, подаренные королевой, были просто усеяны драгоценностями, какие королева сама с удовольствием носила. Кроме того, они были со вставками из бархата и атласа; с лентами, шлейфами и поясами, украшенными драгоценными камнями.
Новое платье отличалось девственной белизной. Шина спрашивала себя, намеренно ли королева хотела, чтобы она выглядела такой молодой и наивной.
На какое-то мгновение, просто в силу своего женского естества, Шина не могла не подумать, что, возможно, герцог увидит ее в этом удивительном платье и найдет очень привлекательной. Но затем она решительно избавилась от этой мысли и сказала себе, что, независимо от ее наряда, в глазах герцога будет лишь гнев и недовольство.
Роскошно одетые пажи открыли перед Шиной двойную дверь покоев королевы, и она прошла через целую анфиладу комнат, прежде чем попасть в гостиную, где королева обычно принимала гостей.
Этим вечером она была плохо освещена. В золотых подсвечниках стояло гораздо меньше свечей, чем обычно, и хрустальная люстра, свисающая с потолка, не была зажжена, поэтому трудно было разглядеть, кто пришел на аудиенцию к Ее Величеству.
В воздухе висел тяжелый аромат пряных трав, который казался Шине похожим на церковный ладан. Но он был более острым, от него сильно кружилась голова и было трудно дышать.
Когда Шина вошла и мажордом объявил се имя, ей показалось, что каждый из присутствующих обернулся, как будто все ждали именно ее. Шина понимала, что, конечно же, глупо так думать, но не могла не заметить, что в комнате неожиданно воцарилось молчание, когда она подошла к королеве, восседавшей на троне, и сделала низкий поклон.
