Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Для чего ему весной ключ понадобился?
— Я не спрашивал.
— Олег, мы не дети. С кем Головчанский встречался на твоей даче?
Туманов посмотрел Бирюкову в глаза:
— Честно, не знаю.
— Согласись, не один же он там проводил время… И не с Софьей Георгиевной…
Туманов молчал.
— Какие отношения были у Головчанского с нормировщицей Стрункиной?
— Самые обычные… Тося симпатичная, веселая женщина. Александр Васильевич иногда с нею шутил, но лично я ничего тайного в их отношениях не замечал. Краем уха слышал в ПМК разговор, будто Иван Тимофеевич из-за сапог приревновал Тосю. Так Головчанский к этим сапогам отношения не имеет. Тося при мне купила сапоги у Алексаняна. Не знаю, зачем она представление с ними разыграла.
— Алексанян еще и сапогами торгует?
— Он по нормальной цене продает. Женщины наши осаждают Хачика просьбами. На юге зимние сапоги купить проще, чем в Сибири…
Бирюков чуть задумался:
— Олег, в ПМК работала секретарем-машинисткой… Огнянникова, да?..
Туманов мгновенно изменился в лице:
— Ну, работала…
— За что Головчанский ее уволил?
— Александр Васильевич не увольнял Огнянникову. Он предложил Анне место инспектора отдела кадров. Анна отказалась и написала заявление по собственному желанию.
— Чем это было вызвано?
— Я попросил Александра Васильевича… — На губах Туманова мелькнула виноватая улыбка. — Анна Огнянникова — моя первая жена. Не хотелось постоянно видеться с ней на работе, когда она целыми днями сидела за машинкой в приемной начальника ПМК.
Олег провел ладонью по вспотевшему лбу и, не дожидаясь последующих вопросов, словно хотел отвести разговор от Головчанского, стал рассказывать о своей первой, неудавшейся женитьбе. Было это около семи лет назад. Сошлись они с Огнянниковой, когда ей только-только исполнилось восемнадцать лет, а Туманов уже успел отслужить на флоте. Почти два года прожили мирно, в ладу. Может, и дольше бы жили, если б Анна не отмочила номер. Однажды, в Первомай, когда Олег, работавший в ту пору электриком в ПМК, находился на дежурстве, она «сильно перепила в тесной компашке и на спор устроила стриптиз до купальничка». А кто-то из ребят в это время Анну сфотографировал. После такого «номера» Туманов не стал жить с Огнянниковой ни одного дня, хотя Анна горько раскаивалась. Через полгода Олег женился на Наде.
— Огнянникова не вмешивается в ваши семейные отношения? — спросил Антон.
— Чего ей вмешиваться? Детей у нас не было, алименты платить не надо. Развелись официально, без оскорблений.
— Как ее отчество?
— Леонидовна.
— Лет сколько?
— Теперь уже двадцать шестой год.
— В райпо товароведом работает?
— Ну…
Бирюков посмотрел в печальные глаза Туманова и внезапно спросил:
— Олег, что у тебя на душе? Не скрывай… По глазам вижу, что крепко переживаешь…
Туманов принялся рассматривать аккуратно подстриженные ногти. Через несколько секунд тихо проговорил:
— Меня кто-то провоцирует. На испуг берет, что ли…
— Да? Каким образом?
— Какая-то женщина звонила мне домой и сказала, что якобы Александра Васильевича отравила моя Надя.
— Припомни-ка, Олег, этот разговор…
— Припоминать почти нечего… Вечером зазвонил телефон. Я ответил и слышу: «Олег, тебе известно, что твоя преподобная Надюша отравила Головчанского?» Я растерялся, спросил: «Кто это говорит?» — «Все в райцентре говорят». И трубку сразу положили.
— Голос звонившей не узнал?
— Показалось, будто Софья Георгиевна Головчанская, но, когда одумался, понял, что не она.
— Почему?
— Голос был нетрезвым… А у Софьи Георгиевны, как мне говорил Александр Васильевич, к спиртному аллергия…
— Она не ревновала мужа к твоей жене?
— Не было поводов…
— С женой говорил о звонке?
— Говорил. Ей, оказывается, уже дважды звонила пьяная женщина и даже угрожала, что, если Надя сама не расскажет следователям о преступлении, то это и без того станет известно кому следует…
— Может, Огнянникова решила свести с Надей счеты? Как-никак соперницы…
— Нет, голос Анны я сразу узнал бы. Да и не способна Анна на такое, она незлопамятная.
«Провокация» заинтересовала Бирюкова самым серьезным образом. Он долго беседовал с Тумановым, стараясь нащупать хотя бы тонюсенькую ниточку к разгадке провокационного звонка, но Туманов больше того, что уже сказал, ничего добавить не смог.
— Давай, Олег, договоримся: если еще какие-то провокации будут, немедленно сообщи мне. И пусть Надя, пожалуйста, ко мне зайдет. Договорились?..
Бирюков протянул на прощанье руку. Туманов вяло ответил на рукопожатие, наклонил голову и вышел из кабинета. Вскоре к Бирюкову заглянул Голубев:
— Игнатьич, Тося Стрункина здесь. Приглашать?
— Пригласи.
Голубев широко распахнул дверь. Антон мельком посмотрел на вошедшую Стрункину и не заметил на ее лице ни растерянности, ни испуга, ни настороженности, с которыми — в зависимости от характеров — обычно приходят вызванные повесткой свидетели. Бодренько сказав «здрасьте», Тося села на предложенный Бирюковым стул и как ни в чем не бывало кокетливо улыбнулась:
— Успокоился мой муженек, так что ни в какую прокуратуру подавать заявления не будет.
— Я пригласил вас по другому делу, — сказал Антон.
Тося удивленно моргнула:
— Что такое?
— Нас интересует причина смерти Головчанского…
— А я разве знаю, от чего Александр Васильевич умер? Очень крепкий, жизнерадостный мужчина был и вдруг… Наверное, инфаркт, да?..
— Его отравили.
Стрункина резко, словно ее толкнули в спину, подалась вперед:
— Ой, ужас! Кто?..
— Давайте вместе подумаем. Действительно, кто мог это сделать?
—. Провалиться сквозь землю, не знаю! — Тося нервно сцепила тонкие пальчики. — Александр Васильевич настолько прекрасный человек был, что прямо прелесть! На подчиненных никогда голоса не повышал, всегда с улыбочкой. Если что не так, спокойно разберется, объяснит по-умному и шутливо погрозит: смотри, мол, больше такого, лапушка, не делай. Это у Александра Васильевича любимое словечко было — «лапушка». Короче, от него все сельстроевские женщины без ума были.
— А он от женщин?..
— Ну, как вам это… — Тося смущенно опустила глаза. — С женщинами Александр Васильевич был очень внимателен, вежлив, любил пошутить, новый анекдот рассказать. Ой, сколько он анекдотов знал — нарочно не придумаешь!.. Но не приставал к женщинам, как некоторые наглые мужчины.
— Как, например, Алексанян? — быстро спросил Антон.
Стрункина вроде бы вздрогнула:
— А при чем тут Алексанян?
Бирюков улыбнулся:
— Для примера. Чего вы испугались?
Лицо Тоси зарозовело:
— Ну… Хачик, конечно, нахальный тип, но мы ведь разговариваем о Головчанском. Я понимаю, почему меня в угрозыск вызвали. Мой Иван Тимофеевич от ревности взбесился и всей улице сплетню разнес насчет Александра Васильевича. Не верьте Ивану… Конечно, я немного виновата. В железнодорожный праздник Иван часы в подарок на работе получил, ну а я как раз в День строителя на собственную премию купила сапоги и тоже решила прихвастнуть, мол, лично начальник ПМК подарил за хорошую работу…
— Сколько заплатили Алексаняну за сапоги?
Тося растерянно посмотрела на молчаливо сидящего Голубева и опять повернулась к Бирюкову:
— Ой, вы все знаете, да?.. Ни копейки лишней Хачик с меня не взял. Копеечка в копеечку, как на штам-пике, заплатила. Ну а Иван Тимофевич по ревности из мухи слона раздул.
— Последний ваш семейный конфликт произошел не из-за сапог, — сказал Бирюков. — Кто у вас в доме был в ту ночь?
Стрункина еще раз кинула испуганный взгляд на Голубева:
— Я товарищу рассказывала. Истинная правда, никого не было. Днем заходил какой-то любитель выпить. Сказал, друг Ивана Тимофеевича, но…
— Но это истинная неправда, — перебил Антон. — Хотите, скажу, кто от вас ушел через окно? Сказать?..
— Ой, не надо! Лучше я сама… — Тося принялась разглаживать на коленях платье. — Знаете, в общем, это… Хачик Алексанян приходил. Уже потемну непрошеным гостеньком заявился. Бутылку коньяка принес, ну и, понятно, давай, мол, сапожки обмоем, чтоб лучше носились. Я говорю: «Убирайся, нахалюга, немедленно!» А он: «Ха-ха! Не уберусь, пока бутылку не разопьем.
Темно на улице, дорогу не найду, понимаешь, да?» — «Убирайся! — кричу. — Стрункин утром с работы вернется — тебе фонарей насветит, а мне голову ни за что свернет». Хачик — ноль внимания. Зубы скалит. Тогда я выскочила на веранду и комнатную дверь защелкой — хлоп! Он вроде надавил плечом — не тут-то было. Защелка у нас крепкая. Остался, наглец, в доме. Коньяк весь высосал и табачищем надымил, как паровоз. А я, истинная правда, всю ноченьку, как на иголках, на веранде просидела. Когда Иван утром забарабанил кулачищем по двери, Хачик без подсказки сообразил, что улепетывать через окно надо. — Тося умоляюще посмотрела на Бирюкова. — Не рассказывайте об этом Ивану.
- Люди песков (сборник) - Бердыназар Худайназаров - Великолепные истории
- Энни - третий клон (СИ) - Раиса Николаева - Великолепные истории