Потом оба пошли танцевать и не заметили, как наступило воскресенье.
Примерно в это же время Рэнсом лежал на постели без сна и глядел в потолок. Он старался поменьше ворочаться, чтобы не потревожить жену, хотя нервы у него были натянуты как струна, сердце отчаянно колотилось, а в желудке, словно бетонная плита, лежал поздний ужин — перченый овощной кускус.
Аллан тоже не спал этой ночью. Глаза болели после контактных линз, а кожа под волосами отчаянно свербела, хотя, вернувшись домой, он принял еще один душ, вылив на себя полбутылки шампуня. Постель он разобрал, но лечь даже не подумал. Вместо этого Аллан долго стоял у окна в темной гостиной и смотрел на противоположную сторону Гейфилд-сквер, где находился полицейский участок. Он видел, как приезжали и уезжали, сняв короткий репортаж, бригады телевизионщиков, видел возвращавшиеся из города патрульные полицейские машины. Каждый раз, заметив такую машину, Аллан был почти уверен, что сейчас оттуда выведут закованных в наручники Майка, Гиссинга или Уэсти, и хотя ничего такого не произошло, легче ему от этого не стало. Аллану отчаянно хотелось поделиться с кем-то своей тайной — может быть, с детьми или даже с бывшей женой. Несколько раз он едва удерживался от того, чтобы не схватить телефонный аппарат и, набрав первую попавшуюся последовательность цифр, не выложить все тому, кто возьмет трубку. К счастью, ему удалось справиться с собой и продолжить свое ночное бдение у окна.
Роберта Гиссинга ожидала нелегкая ночь, однако он все же выбрал время, чтобы еще раз полюбоваться доставшимися ему картинами. Это было неплохое дополнение к его коллекции.
Домой его в конце концов отвез Аллан, и хотя по дороге они почти не разговаривали, это вовсе не означало, что профессору было не о чем беспокоиться. Наоборот… Детектив Рэнсом — вот что на данном этапе тревожило его больше всего. Кроме того, Майк не велел ничего рассказывать Аллану о полицейском, и это только подтверждало опасения Гиссинга. Он давно подозревал, что если кто-то из них сломается, то это наверняка будет Аллан.
И это могло случиться в любой момент.
Именно поэтому профессора ожидала нелегкая ночь, но он не имел ничего против. Отоспаться можно, когда у него будет уйма свободного времени. Он даже произнес эти слова вслух:
— …Уйма свободного времени!
Произнес и сам улыбнулся. Гиссинг отлично знал, что это весьма маловероятно.
21
Воскресное утро в Эдинбурге было, по обыкновению, спокойным и мирным. Звонили колокола церквей, ласково пригревало солнышко, горожане и туристы наполняли кафе, разворачивая на столиках только что купленные газеты. Такое утро прекрасно подходило для автомобильной поездки, однако очень немногие выбрали бы целью своего путешествия Грантон. Здесь было уныло и ветрено, над побережьем вились крикливые чайки, ссорившиеся из-за оставшихся со вчерашнего дня объедков и мусора, а совсем рядом тянулся к небу очередной район новостроек, окруженный замусоренными пустырями и газовыми станциями.
Окидывая взглядом эту не слишком приветливую картину, Рэнсом уже не в первый раз задался вопросом, почему Национальная галерея предпочла хранить свои излишки именно здесь. Откровенно говоря, он вообще не понимал, зачем это нужно. Разве нельзя было раздать не поместившиеся в здании на Маунде картины и статуи другим, не таким богатым галереям и выставочным залам? Уж в таких-то городках, как Данди, Абердин или Инвернесс, местечко для них наверняка нашлось бы, да и городской музей Керколди с удовольствием разместил бы у себя несколько картин или бюст какого-нибудь исторического персонажа. Сейчас, когда от вчерашнего дождя не осталось даже луж, Рэнсом почти различал Керколди на дальнем берегу пролива Ферт-оф-Форт.
У ворот склада дежурил охранник из новой смены: его коллегу временно освободили от работы, чтобы дать полиции возможность задать парню несколько вопросов.
Основной вопрос, впрочем, был таков: «Сколько они тебе заплатили?» («Они» означало преступников.) Рэнсом в этом почти не сомневался, ибо хорошо представлял себе ход мыслей Хендрикса, который наверняка подумал, что без своего человека среди сотрудников или охранников склада не обошлось, — уж больно хорошо бандиты знали, где и что лежит, знали план здания и схему расположения охраны. Камеры видеонаблюдения преступники отключили быстро и профессионально, после чего спокойно вскрыли заранее намеченные хранилища и забрали то, что нужно. Со стороны это действительно напоминало работу осведомителя, и Рэнсом был уверен, что в первую очередь Хендрикс и его люди станут отрабатывать именно эту версию.
Сам же Рэнсом склонялся к совершенно иному варианту. Именно поэтому он и приехал в Грантон пораньше, припарковав машину возле запертого фургона с пирожками. По рабочим дням с этой машины торговали горячими закусками, следовательно, владелец, продавец или покупатели могли что-то видеть, что-то запомнить. Любая уважающая себя преступная группа непременно произвела бы предварительную разведку, а наблюдатели могли попасться кому-нибудь на глаза. Вчера в поздней программе новостей комментаторы много рассуждали о времени совершения преступления, которое не только случилось в день открытых дверей, но и произошло вскоре после поступления на склад новых экспонатов из закрытого на ремонт Национального музея. Было ли это простым совпадением? Комментатор, который вел репортаж прямо от дверей склада, считал, что нет.
Сейчас Рэнсом двигался именно на склад. У входа еще один охранник в форме тщательно проверил его удостоверение и записал данные в тетрадь. Прежде чем войти внутрь, Рэнсом сунул руки в карманы и сделал несколько шагов вдоль стены по направлению к грузовым воротам; при этом он пристально глядел себе под ноги в надежде заметить что-то, что пропустила бригада криминалистов. Только после этого он толкнул неприметную дверь с табличкой «Служебный вход. Только для персонала».
На складе было на удивление многолюдно, и все были чем-то заняты. Похоже, музейно-галерейная братия уже начала полную инвентаризацию. Несмотря на то что формально Рэнсом не имел никакого отношения к расследованию, он все же позвонил приятелю в участке, где работал Хендрикс, и тот рассказал ему все, что хотел знать детектив. По свидетельству очевидцев, грабители находились внутри здания от силы пятнадцать-двадцать минут, хотя самим заложникам это время показалось намного большим. Обернуться за двадцать минут — по мнению Рэнсома, это свидетельствовало о высокой квалификации и хорошей подготовке бандитов, однако склад они покинули, прихватив с собой всего восемь картин. Правда, вместе они стоили больше миллиона фунтов (именно на такую сумму они были застрахованы), однако Рэнсом продолжал считать, что здесь что-то не сходится. О чем подумает Хендрикс, он знал. Картины, мол, были похищены по заказу какого-то не слишком чистоплотного любителя живописи, готового платить за вещи, которые иначе он не мог бы получить ни при каких обстоятельствах. Эксперты эту версию вроде бы подтверждали. В одном из вчерашних телеобзоров некий специалист по организованной преступности упоминал о сложившейся практике, когда мафия использует произведения искусства в качестве гарантий возврата займов и долгов. Приводил он и примеры, называя знаменитые картины, которые в свое время побывали в руках как миллионеров-коллекционеров, так и боссов мафии. Кроме того, в передаче упоминалось и о том, как некоторые грабители совершали крупные ограбления, чтобы просто показать, на что они способны.
Досыта насмотревшись телевизора (для этого ему пришлось на цыпочках спуститься в гостиную, расположенную на первом этаже), Рэнсом достал мобильник и во второй раз за вечер позвонил Лауре Стэнтон. Она уже спала, о чем не преминула ему объявить, а Рэнсом только сейчас сообразил, что времени уже далеко заполночь. Извинившись, он шутливо поинтересовался, одна ли она в постели или нет.
— Опять ты об этом! Я давно знала: если ты что-то втемяшишь себе в голову, так больше ни о чем другом и думать не можешь, — возмутилась Лаура.
— Именно поэтому я такой хороший полицейский, — парировал он. — Итак, ты готова назвать мне имя?.
— Какое имя? Чье?!
— Имя или имена. Меня интересуют любители искусства, которые способны создать преступную группу для налетов на музеи, галереи и хранилища картин.
— Ты с ума сошел, Рэнс! В конце концов, мы живем в Эдинбурге, а не на дальнем Диком Западе!
Она была права, и хотя Рэнсома так и тянуло ответить, что на Диком Западе не было музеев, он выбрал более рациональный образ действий и для затравки подкинул Лауре имя Роберта Гиссинга и попросил рассказать о нем подробнее.
— А что тебя интересует?
— Для начала меня интересует, действительно ли он такой хороший специалист.
