- Надо быть долбанным придурком, чтоб приплыть на лодке. Я чуть не утонул и не разбился. Если б я хотел внедриться, пришел бы по главной дороге, и с другой историей. Еще я бы просился внутрь, а так ваши орлы меня приволокли силком.
- Брешешь, - фыркнул мент. - Может, тебе руку сломать?
- Да пусть договорит, - возразил блондин. - Например, как нас нашел, если жил в своем Кузбассе.
Хороший полицейский, плохой полицейский. Все лучше, чем плохой и очень плохой. Может, соврать, что не знал ни про какой Подгорный и сошел на берег набрать воды в ручье? Нет, лучше следовать истине даже в мелочах, так будет меньше шансов запутаться.
- Я поймал передачу, - ответил Саша.
- Какую еще блин передачу? - уставился на него опер.
- По радио с неделю назад. Теперь не пойму, зачем было кричать о себе, если никого не ждете.
- А мы и не кричали, - светловолосый, похоже, понял, о чем речь. - Передача была всего одна. Можешь считать, что в рубашке родился.
- Погоди, Володь, не обнадеживай его раньше времени, - ухмыльнулся опер. - Все зависит от того, что мы решим. Может еще пожалеет, что услышал. Ладно, давай поколем его маленько.
И они начали задавать вопросы, а Александр отвечал - где-то сразу, где-то несколько секунд подумав. Данилов и не думал запираться. Вначале слова давались ему нелегко: он отвык от общения с людьми, так как в эти месяцы чаще разговаривал с самим собой. Голос у него был то слишком тихий, то слишком громкий; сбивался то темп, то интонация. Но по ходу беседы Данилов настраивал его как давно не используемый инструмент, и к середине заговорил хорошо поставленным голосом того, чьей профессией было именно говорение.
Он очень надеялся, что убедит их.
Им было наплевать на его прежнюю жизнь и на то, что было с ним в первые месяцы после катастрофы; об этом спрашивали только для проформы. Их интересовали две вещи - что привело его в город и были ли у него друзья снаружи. А еще они очень хотели поймать его на нестыковках, особенно тот, залысины которого казались Данилову вмятинами от фуражки.
Наконец, вопросы закончились, и на минуту в комнате повисла тишина.
Данилов понял, почему они смотрят на него с сомнением. У них в голове не укладывалось, что пришлец, который не выглядел суперменом, выжил один. Новый мир не благоволил к единоличникам. О благе одиночества можно говорить, когда есть закон, порядок и центральное отопление, а в супермаркеты регулярно подвозят продукты.
- Складно болтаешь, - первым заговорил светловолосый. - Кем раньше был?
- Учителем.
- Чего?
- Английского.
- Жаль, нам больше бы пригодился математик. Сам понимаешь, вряд ли амеров или бритишей увидим. Разве что через прицел.
- Почему сразу амеров? - возразил Данилов. - Мы на протяжении жизни вполне можем встретить китайцев. Или индусов. Или арабов. Не факт, что у них будет русский толмач, а живой китаист или арабист у вас вряд ли есть. И что, жестами будем изъясняться? А английский - он и в Бангладеш английский.
- Далеко смотришь, профессор. Ладно, подумаем, как быть с тобой, а пока посиди, отдохни. Если решение будет не в твою пользу, поплывешь дальше. Пока ты ничего секретного не видел.
Александр кивнул, подумав, что не верит.
- Только ружье хоть одно отдайте, - вслух сказал он.
- Пневматику, - бросил через плечо тот, кого звали Владимиром, - И перочинный ножик твой.
Когда его выводили из комнаты, Александр понял, что выдержал еще один экзамен. Он ничего не попросил. Наверняка люди обычно умоляли принять их, и особенно усердствовать должен был лазутчик. А он изо всех сил старался держаться так, будто это они должны упрашивать его остаться.
*****
Выйдя из карантинного блока, мужчины остановились на крыльце.
Петр Масленников, зам градоначальника по внутренним делам и командир дружины, достал из кармана пачку "Chestefield". Владимир Богданов, первый зам, занимавшийся широким кругом оргвопросов, был за здоровый образ жизни, поэтому не присоединился.
- Ты что, серьезно, поверил ему? - спросил Петр товарища, щелкая зажигалкой.
- Конечно. Вы там все головой ушиблись со своими шпионами. Человек небесполезный. Не экстра-класс, но голова на месте. Обычно снаружи все приходят невменяемые, а этот шпрехает, как депутат. Специальность не ахти какая, но пусть живет.
- Добрый ты. Я вот все равно за то, чтобы выкинуть его. А лучше расстрелять.
- Хочешь сказать, я людей не знаю?
- Лучше перестраховаться. Не в этом заморыше дело. Я жопой чую, какие-то нехорошие дела затеваются. За месяц двадцать пять стволов пропало, двух дружинников зарезали, одного застрелили. Я уже землю носом рою, никаких концов. Ну, есть у нас гопота, но не могли они такое сделать. Это внешние.
Последнее слово Масленников произнес на тон ниже.
- Но тогда им кто-то из наших помогает, - предположил Богданов.
- Кто?
- Отщепенцы. Дегенераты. Все нормальные давно перековались. А эти из тех, кто побывал снаружи и хотят вольницы. Воруй-убивай... Заметь, пока мы строились, они сидели тихо. А только началась мирная жизнь, вылезли, как тараканы из щелей. Это в Убежище мы все были как на ладони; особо не забалуешь, да и уходить некуда. А теперь все дерьмо всплывает. Пора закручивать гайки.
- Вот-вот, - согласился опер, - Мой человек в диаспоре говорит, что и там какие-то шевеления. Молодняк бурлит, мол, вся власть у русских. Зачем мы этих джигитов вообще с собой привезли? Надо было дать им долю продуктов, и пусть бы ехали куда хотят. Хоть на историческую родину. Не взяли же мы с собой СПИДоносцев.
Об этом вспоминать не любили. Но в тот момент решили, что не могут позволить себе рисковать. Здесь было не до толерантности.
- Да ты расист, - заметил Богданов.
- Жить в России - быть расистом.
- Щас. Мало у тебя имперского мышления. У нас в каждом половинка от татарина и четверть от монгола.
- Даже в тебе? Вова, не начинай свою долбанную заумь. Меня больше волнует, что один из наших сносится с кем-то снаружи.
- В какой позиции?
- Я ж серьезно. Я еще даже Борисычу не говорил. Возле котельной аккуратно перерезали колючку. Вчера заметили. Проверили с собакой, след берет до железной дороги. Вот и думай.
- Мало ли. Человек мог тайком за хабаром отправиться. На дрезине. Секрет выставили?
- Две ночи ждем.
- Майору лучше доложи. Сам ведь узнает. А еще ставь на ночь у электростанции, у продсклада и склада ГСМ по два человека. Сколько раз говорил, одного часового снимут, даже не пикнет.
- А двух не снимут?
- Снимут. Но с шумом. Если только против нас не... Ага! - Богданов расплылся в улыбке, глядя куда-то через плечо собеседнику. - Вот и наша Маша.
Мария Чернышева, начальник службы санитарии и по совместительству его любимая, шла по доскам тротуара, стараясь не запачкать сапожки в жидкой грязи.
- Здравствуй, солнышко, - приветствовал ей Владимир.
Она привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его. В противоположность фамилии, она была такой же светловолосой, как он, с прической в стиле "французский выщип", в не совсем облегающих, но и не мешковатых джинсах - тот максимум элегантности, который женщина могла себе позволить в новом мире.
- Вы мне тут работку подкинули? - спросила она, с завистью косясь на пачку сигарет, исчезавшую в кармане Петра. Владимир ей дымить запрещал.
- Да принесла нелегкая одного робинзона. Проверь его по всей схеме, а потом промаринуй в карантине с пару недель. Тебе же нужен был человек, чтоб на территории порядок навести? Потом найдем ему работу. А вообще, со следующего месяца ты будешь заниматься детишками. То бишь педиатрией.
Естественно, это было не пожелание, а приказ.
- Пора кончать с приемом этих бродяг, - сказал бывший следователь, когда Маша, насвистывая, скрылась в здании.
- Предлагаешь выкидывать пинком под зад?
- Нет. Решать проблему окончательно. Иначе могут осесть рядом и промышлять воровством, а то и в банду сбиться. Был же случай.
- Помню. Этих гадов так всех и не поймали. Но может, не надо так радикально? Как тебе плакаты на дорогах? - предложил Богданов - "Путник, тебя здесь не ждут. Поверни назад и катись к едреной матери. Продолжишь идти в этом направлении - снайпер стреляет без предупреждения".
- Может вызвать обратный эффект, - пробормотал Масленников, затаптывая окурок. - А еще я бы прислушался к тому, что там Олег говорит про минное поле.
- Видишь ли, мины - это, конечно, полезно. Но ты разве забыл, что майор сказал? Про свежую кровь?
Петр тактично промолчал. Пополнение генофонда общины его, похоже, мало тревожило. Может, потому, что у него с молодой женой, забеременевшей еще в Убежище, уже был ребенок. А у Владимира с Машей, которым все недосуг было формально закрепить их отношения, после полугода совместной жизни - не было. И такая же картина была у каждой третьей пары. И хотя медицинское оборудование поисковики доставляли часто - от зубоврачебного до гинекологического, искусственное оплодотворение было за пределами их возможностей.
