к людям. Когда они выполняют такие интимные процедуры, как мытье, одевание, кормление, невозможно не сблизиться с человеком. У этих мужчин большие запасы любви. Татуировки и желтая футболка волонтера с надписью «Мне нравится помогать», их неприступный вид для них словно защитная броня, когда на них смотрят другие. Но они преображаются, когда вступают в контакт с пациентами и помогают им преодолеть трудности. Вот когда задумываешься, кому нужнее такое общение.
Для них хоспис – это дом. Если, конечно, не считать тюремной камеры, это часто первый и единственный дом в их жизни. Именно здесь они впервые преломили облатку во время сочельника и услышали, что кто-то желает им добра. Вот ведь как получилось: хоспис оказался тем местом, где кто-то о них думает с теплотой и не желает им ничего плохого.
*
Я вернулась в Костежину. Договорилась с мамой, что она заберет детей, а потом поехала на нашу квартиру. Достала из-за шкафа сложенную в плоский лист коробку, которую мама спрятала там два года назад, собрала ее и уложила в нее вещи. Костюмы, рубашки, нижнее белье. Была мысль что-то оставить себе на память, но нет. Не то чтобы я не хотела вспоминать, нет, хотела. Но я также хотела позволить ему уйти. Показать, что я в порядке. Я уже смирилась с тем, что его больше нет.
Я просидела так до вечера. Собрала все безделушки. Вероятно, часть приземлится на чердаке, часть рядом с мусорным баком во дворе. Может, кому-то они пригодятся больше, чем мне.
Когда я вернулась домой, дети уже спали.
– Я собрала вещи Томека, мама, – сказала я.
Она удивленно посмотрела на меня:
– Что-то случилось?
– Нет. Наверное, просто я должна отпустить его. И еще… еще у меня есть возможность дать кому-то жизнь.
Мама нахмурила лоб:
– Как это?
– Я давно зарегистрировалась в донорской базе костного мозга. Вот они и откликнулись, написали мне.
– Ты же не собираешься это делать?
Я удивленно посмотрела на маму.
– Думаешь, я не должна? – спросила я. – Но почему?
– Как это почему? У тебя двое детей, слишком большой риск, – уверенно сказала мама. – Будут тебя тыкать толстыми иголками в позвоночник. Это очень больно, можно повредить позвоночник, и будешь всю оставшуюся жизнь ездить в инвалидной коляске. Зачем тебе это?
– Мама… это не так…
Я не верила, что она может так думать. Ведь это было абсолютно безопасно. Я села к компьютеру.
– «Донорская кровь берется из одной вены (локтевой), вне организма смешивается с антикоагулянтной жидкостью, а затем из смеси выделяются кроветворные клетки. Кровь, лишенная этих клеток, возвращается к донору через вторую вену», – читала я вслух. – Мам, это как взять кровь на анализ.
– Нашла кому верить. В этом твоем Интернете пишут все, что захотят. Пару лет назад я смотрела такое шоу по телевизору…
…И начала рассказывать про какую-то передачу, но я больше не слушала ее. У меня, конечно, были сомнения относительно донорства костного мозга, но только мои сомнения были не медицинского характера.
*
Я заполнила анкету, которая пришла мне на почту, и отослала. Стандартные вопросы. Сколько я вешу, болею ли, какие принимаю лекарства. Я знала, что должна помочь.
А еще я написала пани Розе.
Здравствуйте. Большое спасибо за встречу и приятный разговор. Я многое поняла, но есть и вопросы. Вот один из них: осталось несколько вещей после моего покойного мужа… Может, вам, в хосписе, что-то пригодится? Если да, я с удовольствием их привезу.
С наилучшими пожеланиями.
Гражина Стшигелъская
*
В хоспис я смогла поехать только через два дня. Утро у меня было трудное, пришлось утешать Стасика.
Он прибежал ко мне утром с криком, что Тобик, его любимый хомяк, не двигается. Каждое утро, едва проснувшись, он бежал к своему любимцу поздороваться. Но на этот раз он увидел, что Тобик лежит неподвижно. Взял его в руки, но тот не подавал признаков жизни.
– Стась. Тобик за радужным мостом…
– За каким еще мостом? Я хочу, чтобы Тобик был здесь! – плакал малыш.
– Сынок, – я крепко обняла его. – Тобик умер. Так иногда бывает. Хомяки, к сожалению, живут недолго…
– Не хочу, чтобы он умер!
Я обнимала его и гладила, а когда он успокоился, то спросил со слезами на глазах:
– Мама, а ты тоже когда-нибудь умрешь?
– Да, – сказала я. – Но только когда стану очень старой.
– А Тобик был очень старый?
– Для хомяка – да. Люди живут намного дольше…
– Мама, но если люди живут дольше, то почему папа умер?
– Так иногда бывает, сынок.
– Значит, Тобик и папа сейчас вместе? И папа сможет с ним поиграть?
– Обязательно.
– А как ты думаешь, он купит ему какую-нибудь игрушку?
Это был трудный разговор. Стась не помнил смерти отца. Смерть хомяка была первой потерей, с которой ему пришлось столкнуться.
Тогда я подумала о человеке, который ждет трансплантации. Может, у него тоже есть дети? Может, они тоже ждут, когда им кто-то поможет, и им не придется переживать трагедию несравненно большую, чем та, которую сейчас переживает мой сын?
Стась остался дома с бабушкой. Ему пообещали похоронить Тобика. Я взяла с собой коробку с вещами, положила в машину и поехала в хоспис. Хотя вокруг меня было так много смерти, я сама могла принять решение, которое может спасти кому-то жизнь. Одним жителем Земли меньше за радужным мостом.
*
Пани Роза ждала меня с кофе.
– Знаете что… – сказала я. – Возможно, это звучит странно, но мне нравится приходить сюда.
Она улыбнулась.
– Здесь такая тишина. И все идет так, как и должно. Размеренно, спокойно…
– Многие так говорят. Сегодня у нас грустный день. Вчера не стало одной молодой женщины. Двадцать восемь лет… Рак. И хотя болезнь была уже на поздней стадии, никто не был готов к ее уходу. Она была беременна и решила рожать. Врачи хотели ее спасти, на седьмом месяце беременности сделали кесарево сечение.
К сожалению, оказалось слишком поздно. Она умерла два месяца спустя, почти в тот же день, когда ее дочь должна была бы планово появиться на свет…
– О боже…
– Муж не смирился со смертью. Он не хотел позволить ей уйти. Он не знал, во что ее обрядить. Он никогда раньше не покупал жене одежду. Это был первый раз, когда ему пришлось покупать ей одежду, и последний – потому что для похорон.
О боже. Если бы я умерла первой, откуда бы Томек знал, в чем меня хоронить? Наверняка он бы выбрал из шкафа то, что я обычно носила,