Всадники приблизились к фургонам, и индейские стрелы дождем посыпались на переселенцев. Оборонявшиеся открыли огонь из винтовок. Вот один из воинов упал наземь и забился в агонии на песке, затем другой. Воздух наполнился стуком копыт, дикими воплями, грохотом ружейных выстрелов. Внезапно один из фургонов загорелся, пламя тут же перекинулось на соседний, потом на следующий, и жалкий маленький лагерь в мгновение ока превратился в пылающий ад.
Индейцы стали прорываться внутрь круга. Дико визжа, они вершили расправу, орудуя направо и налево ножами и томагавками.
Это длилось недолго. Вскоре в живых остался лишь один белый. Он был выше своих противников. Его плечи блестели на солнце. Он стоял на разрушенной баррикаде, патроны у него уже кончились, но он все сражался, держа в руках пустую винтовку и обрушивая ее на нападавших.
Кто-то ударил его по голове и рассек кожу. Кровь залила лицо – теперь он едва мог видеть своих противников. Сколько же их? Две дюжины? Три? Если бы они захотели, то могли бы схватить его в любой момент. Жить ему оставалось лишь считанные секунды. Но он не чувствовал ни малейшего страха. Он был слишком взбешен, чтобы чего-то бояться. Убить хотя бы еще одного, прежде чем погибнуть самому, – это было его единственным желанием. Он снова взмахнул рукой и обрушил приклад ружья на лицо индейца, который подобрался к нему слишком близко. Тот упал замертво. Но почему они его не хватают? Какого черта ждут?
Голос, шедший, казалось, из самых недр его души, перекрыл все остальные звуки:
– Ну, давайте! Возьмите меня, сукины дети! Попробуйте убить меня!
Апачи отступили и посмотрели на своего вождя, величественно восседавшего на своей лошади. А тот изумлялся удивительной отваге этого обреченного на смерть бледнолицего, который уже давно должен был умолять о пощаде, но все еще сражался. Воинам было приказано взять его живым, а вождь никогда не менял своего решения. Он крикнул что-то воину, который стоял за спиной у белого смельчака, и тот оглушил Дерека томагавком.
Джули стояла, не в силах пошевелиться. Она видела, как двое индейцев поволокли тело Дерека по земле и перекинули его через лошадь, как апачи собрали винтовки и патроны, вскочили на коней и ускакали в сторону маячивших вдалеке гор. И Дерек был с ними.
Она все это видела, но ее разум уже ничего не воспринимал.
Укрывшись за валуном на вершине скалы, Эрлоу Вэнс глядел вниз и улыбался. Как он и обещал, эти сукины дети сполна заплатили за все. Теперь индейцы получили свои ружья, а он наконец отомстил. Внезапно Эрлоу недовольно нахмурился: он вспомнил, что индейцы взяли Арнхардта с собой. Но, в общем-то, это было не важно. Арнхардт скорее всего ранен, а если он все-таки оклемается, апачи все равно его прикончат.
К окровавленным телам начали слетаться стервятники.
Глава 19
Следующие два дня женщины провели в пещере, лишь изредка выглядывая наружу. Все это время стервятники продолжали заниматься своим черным делом. Элиза пришла к выводу, что Джули в шоке. Даже резкие, пронзительные крики младенца не могли вывести ее из оцепенения. Когда Элиза окончательно поняла, что до Джули не достучаться, ей пришлось засучить рукава и взять заботу о Даррелле на себя. Правда, при этом она не переставая жаловалась и всеми способами выражала свое недовольство внезапно свалившимися на нее хлопотами, но Джули это не волновало. Она пребывала в каком-то ином мире, далеко, далеко отсюда.
Утром третьего дня, когда солнце во всей своей огненной красе уже поднялось над горами, Элиза сказала:
– Я больше не хочу здесь оставаться, ты слышишь? Я ухожу.
Элиза выглядела неважно: грязные, спутанные волосы, перемазанное глиной лицо. Она уже совсем выбилась из сил. К тому же было так трудно выносить этот жуткий, пустой и безжизненный взгляд Джули, постоянно устремленный вниз, на разлагающиеся трупы. Даже стервятники и те уже улетели.
– Если бы индейцы собирались вернуться, они бы уже давно были здесь. Форт Бауи должен быть где-то на севере – именно туда я и постараюсь добраться, сколько бы это ни заняло времени. Если хочешь, можешь оставаться здесь – дело твое.
Элиза взглянула на ребенка, который, слава Богу, наконец-то заснул. Она подумала, что, наверное, следует взять его с собой. Она чувствовала, что от нее все время ускользает что-то важное, какая-то мысль, но она никак не могла за нее ухватиться. Что-то связанное с ребенком. Ну ладно, она постарается вспомнить это позже.
Джули по-прежнему молчала. Да и как же ей было услышать Элизу, если она сейчас плыла на корабле вместе с Дереком.
Раздраженно покачав головой, Элиза собралась посмотреть, что осталось из продуктов. Внезапно малыш снова захныкал, и она заорала:
– Заткнись же ты, черт возьми! И без тебя тошно!
Обиженный, испуганный, голодный, малыш ударился в рев. Элиза его шлепнула:
– Ты, маленькое отродье, если не замолчишь, я сверну тебе шею!
Джули неожиданно повернулась и взглянула на ребенка.
– Не бей его, – с угрозой в голосе сказала она. – Больше не смей его бить!
– Тогда позаботься о нем, – выкрикнула Элиза. Она сгребла малыша и сунула его в руки Джули. – Успокой его, и пойдем отсюда. Если нам суждено умереть, лучше умрем в дороге.
Она вышла из пещеры и стала осторожно спускаться по каменистому склону. Джули, пошатываясь, двинулась вслед за ней, прижимая к себе ребенка. Малыш доверчиво прильнул к ней и сразу замолчал.
Оглядевшись по сторонам, Элиза наконец вспомнила, в каком направлении поскакал за подмогой Лонни Брюс, решила, что север находится именно там, и медленно двинулась в ту сторону. Полностью положившись на Элизу, Джули пошла следом.
К тому времени когда на равнину опустились вечерние сумерки, жалкое трио находилось все еще неподалеку от места кровавой резни. Вокруг не было ни гор, ни какого-нибудь укрытия, поэтому они легли прямо на песок и, измученные, тут же уснули, не чувствуя холодного, пронизывающего ветра.
На следующее утро Элиза тщательно разжевала кусок сухаря и попыталась скормить малышу получившуюся кашицу. Когда он тут же с готовностью выплюнул все обратно, она закричала:
– Хватит плеваться, маленький ублюдок, у нас и так мало еды!
– Не смей его так называть, – тихо сказала Джули. – Если ты поднимешь на него руку, я убью тебя.
Элиза в изумлении уставилась на свою спутницу, и по ее спине пробежал мерзкий холодок. Неужто Джули сошла с ума? Первым ее побуждением было уйти, оставив и Джули, и ребенка. Но Элизе совсем не хотелось тащиться одной по этой чертовой прерии. И она решила остаться.
Джули выпила воды, но не смогла ничего съесть. Ей не хотелось даже смотреть на еду. Джули ощущала себя лежащей на дне глубокой, глубокой ямы с песочными стенами, которые осыпались каждый раз, как только она пыталась выбраться наружу. Проще всего было остаться в этой яме – пусть песок засыпает ее потихоньку. И в какой-то момент она просто исчезнет под ним.
