— Да ты, никак, и правда пекарь, — сказал Фальк, увидев тесто.
— Какой там пекарь — так, подмастерье.
— Слова! Титулы! Умеешь печь — значит пекарь.
И снова Джек не нашел ни слова в ответ.
Он смазал сковородку свиным салом. Сало зашипело — значит сковорода достаточно раскалилась. В последний раз размешав тесто, Джек стал выливать его кружочками на сковороду. Громкое шипение вскоре затихло, дым рассеялся, и восхитительный аромат лепешек поплыл по шалашу. Не имея деревянной лопаточки, чтобы их переворачивать, Джек воспользовался старым кухонным ножом Фалька.
Фальк, поначалу наблюдавший за работой Джека с некоторым недоверием, начал все больше интересоваться ею.
— Ну, Джек, я побежден, — заявил он, когда тот поставил перед ним полное блюдо горячих благоухающих лепешек.
Когда они, наевшись вдосталь, отдыхали у теплой печки, Фальк предложил вдруг:
— Расскажи мне о себе.
Огонь приугас, и ветер затих, словно в ожидании ответа. Время уходило незаметно — и впоследствии Джек не смог бы сказать, сколько длилось его молчание.
— Мне неизвестно, кто я такой. Всего несколько дней назад я думал, что знаю это, но теперь все переменилось. — Джек подождал, не скажет ли чего Фальк, но тот молчал, и как раз его молчание придало Джеку смелости продолжать. Этому человеку он мог довериться. — Около недели назад со мной случилось нечто ужасное. По моей вине сгорел хлеб. Я потерял сознание от страшной боли в голове, а когда очнулся, то увидел, что хлебы едва-едва подрумянились. — Джек почувствовал облегчение, наконец высказав это вслух. Случившееся утратило часть своей власти, когда Джек поделился им с другим.
— Так вот почему ты ушел из замка?
— Да. — Фальк не выказал никакого потрясения, и это порадовало Джека. — Вдруг кто-то узнал бы о том, что я сделал. Меня забросали бы камнями.
— Обитаемые Земли населены дураками, готовыми истребить все, что им непонятно! — гневно воскликнул Фальк. — Называя себя людьми просвещенными, они ничего не смыслят в самых важных вещах. Ворожба — а я нисколько не сомневаюсь, что это ворожба, — никакой не дьявольский дар. Сама по себе она ни хороша, ни дурна — все зависит от человека, который ею занимается.
— Но в замке все говорят, что это злое дело и занимаются им только дурные люди.
— Они и правы, и не правы одновременно. К ворожбе прибегают в основном дурные или, скорее, жадные люди. Но так бывает не всегда. Когда-то, много веков назад, ворожба в Обитаемых Землях была обычным делом. Она уходила корнями в седую древность. Но позднее власти стало тревожить то, как распределяется магическая сила: простой работник мог быть одарен ею точно так же, как и вельможа. И тогда властители, чтобы покончить со столь опасным положением вещей, решили искоренить всех чародеев разом. Мечом править проще, чем волшебством.
Лишь очень немногие чародеи пережили Великую Чистку, и теперь ворожба встречается скорее в слухах, чем на самом деле. Ее время прошло, и в нынешнем мире ей существовать трудно. О ней почти забыли, как и о многих старых искусствах.
Однако еще есть места, где она процветает. Места, которых не коснулся бег времени и где земля наделена такой же волшебной силой, как и те, кто живет на ней. Но таких мест становится все меньше, как и людей, способных почерпнуть из волшебного источника.
У Джека в голове все смешалось. Неужели то, что говорит Фальк, — правда? Всю жизнь Джеку внушали, что колдовство идет от дьявола, а этот человек вывернул все наизнанку.
— Так во мне нет зла?
— В каждом человеке есть и свет, и тьма — так же, как в мире есть день и есть ночь. Не думаю, что ты дурной человек, хотя ты многого мне не рассказываешь. — Фальк посмотрел Джеку в глаза. — Так ты и не сказал мне, кто ты. А твои родители? Откуда они родом?
Джека охватил гнев. Вот так всегда — все задают одни и те же вопросы, не задумываясь над тем, как тяжело ему на них отвечать.
— Я — ублюдок! Доволен теперь? Моя мать была шлюха и потеряла счет своим хахалям! — Джек вскочил и швырнул свою чашку в огонь.
— Где твоя мать теперь?
Неужто конца не будет его расспросам? Джек смотрел на деревянную плошку, охваченную пламенем. Гнев покинул его так же быстро, как и пришел. Он повернулся к Фальку:
— Она умерла восемь лет назад. В груди у нее выросла опухоль и съела ее.
— Как же ты жил один? — В невероятно синих глазах Фалька было столько сочувствия, что Джеку вдруг захотелось рассказать то, чего он еще никому не рассказывал.
— Да неплохо. В каком-то смысле мне стало даже легче. После ее смерти меня перестали дразнить и можно было делать вид, что я такой же, как все.
И снова Джек не получил осуждения, которого ожидал.
— Стыдиться своих родителей — еще не грех. Не следует только принимать на веру то, что говорят другие. Если твою мать прозвали шлюхой, это еще не значит, что она была ею на деле.
— Но почему... — встрепенулся Джек.
— Почему люди любят чернить других? Тут все так же, как и с колдовством. Тот, кто непонятен, кто чем-то отличается от них, вызывает ненависть.
— Да, она была не такой, как они! — Джека охватило волнение. Фальк не только помог ему высказаться, но представил все совсем в ином свете. — Она была чужестранка и пришла в Королевства, будучи уже взрослой.
— Откуда же она пришла?
— Не знаю, — потряс головой Джек. — Она никогда мне не говорила. Мне кажется, она кого-то или чего-то боялась.
— Ага. — Фальк поразмыслил, поглаживая бороду. — Возможно, она боялась не столько за себя, сколько за тебя. Если бы дело касалось только ее одной, почему бы ей было не посвятить тебя в свои тайны? Мне кажется, она скрывала свое прошлое лишь для того, чтобы уберечь тебя.
Что же это за человек такой, с необыкновенной легкостью опрокидывающий все, во что Джек верил всю свою жизнь? Джек обратился памятью в детство, к утрам на крепостной стене. Вспомнил слова матери: «Пригнись, Джек, вдруг тебя заметят». Кто мог его заметить? Голова Джека бурлила от новых мыслей. Ему казалось, что до разговора с Фальком он смотрел на мир сквозь пивоваренное сито, а теперь все стало ясным и четким.
— Что касается твоего незаконного происхождения, Джек, то многие большие люди Обитаемых Земель начинали так же. Сам архиепископ Рорнский родился без отца — а теперь об этом никто и не ведает. — Фальк встал и положил руку на плечо Джека. — Мой тебе совет — не питай ненависти к своему отцу.
Джек отпрянул:
— Почему вы думаете, будто я его ненавижу?
— Я сам испытал подобное чувство — ведь и меня тоже дразнили ублюдком. По собственной глупости я позволил злобе погубить мою жизнь. А ведь до двадцати трех лет все у меня шло хорошо. У меня была жена и трое детей, была своя земля. Но однажды ночью я услышал в таверне разговор. Один человек помянул мое имя и сказал, что дела мои идут хорошо. Другой только хмыкнул: «Ублюдок всегда останется ублюдком». Я вцепился ему в горло, и потребовалось четверо мужчин, чтобы оттащить меня прочь. Он чуть не умер, а меня приговорили отработать год на сланцевых рудниках. Все это время, вместо того чтобы думать о семье, я гнил в луже ненависти. Я клял своего отца за то, что он сделал меня предметом общего презрения, и винил его во всем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});