Отец и дочь остались лучшими друзьями даже после того, как Уильям развелся с женой. Потом наступили подростковые годы, когда прежняя близость дает осечку, друзья значат больше родителей, а бунт против авторитета взрослых создает пропасть между поколениями. Они поссорились и перестали разговаривать. Прошел год. Он знал, что эта пропасть не навсегда. Потребуется лишь время, чтобы преодолеть ее. Наступит день, когда он возьмет дочь за руку, и они снова будут разговаривать.
А однажды в пятницу Уильям пришел домой и увидел мигающую лампочку на автоответчике. Бекки, которой было 17 лет, попала в автомобильную аварию. Джип «Чероки», на котором она ехала, занесло на снегу, он несколько раз перевернулся и приземлился на крышу. У Бекки были переломы костей таза, ребер и раздроблен череп.
Пока он добирался до больницы, она умерла. Уильям сел рядом с каталкой, на которой лежало ее тело. Обвил теплой ладонью ее холодные пальцы и вгляделся в изуродованное синяками лицо. Она еще даже не успела окончить школу… Два часа он плакал и говорил дочери, как много она для него значит, как он ее любит, как ему хотелось бы, чтобы они были рядом все эти упущенные месяцы.
Он молился о чуде, молился, чтобы она пожала ему руку, смогла поговорить с ним хотя бы пару минут. Он сказал ей все, что не сказал, пока она еще была жива.
Никогда не забуду, как он рассказывал о последних мгновениях, проведенных с ней. Столь многие из нас могут всю жизнь мучиться подобными сожалениями! Почти каждый раз, когда я даю автографы, к столу подходит мать или отец и говорит, что несколько лет не разговаривает с сыном или дочерью. Каждый ждет, пока другой сделает первый шаг.
Отец и дочь были лучшими друзьями. Потом наступили подростковые годы, когда прежняя близость дает осечку, друзья значат больше родителей, а бунт против авторитета взрослых создает пропасть между поколениями.
Но почему бы не сделать его самому? Друзья из реабилитационных программ научили меня не оставлять никакие отношения отягощенными обидами или горечью. Они побудили меня составлять список всех людей, которых я обидела действием или бездействием, и задуматься о восстановлении отношений.
Потом я поверяю этот список Богу и молюсь о ниспослании мне готовности примириться. Я больше не жду, пока уступит другой человек. Это может никогда не случиться. Я делаю шаг навстречу, даже если была виновата меньше. И другой человек почти всегда признает и свою вину. Но даже если он этого не делает, мои разум и сердце чисты.
Иногда приходится молиться о готовности к примирению, но примирение происходит всегда – и, к счастью, не слишком поздно.
Что мешает тебе сделать первый шаг?
Урок 46
Заглуши внешний шум
Шум обычно начинается, как только начинается ожидание.
Не важно, жду я плохих новостей или хороших, нахожусь на вершине горы или в долине, – на свет являются всевозможные сценарии в стиле «рок и мрак». Первое побуждение – сразу же обратиться в поисках ответа к знакомым, что обычно лишь усиливает шум.
В моей жизни были два момента, когда я ощущала дар безмолвия настолько глубоко, что оно казалось священным.
Когда я в 1998 году нашла в груди опухоль, голоса загалдели в полную силу: «Это просто киста… Это доброкачественная опухоль… Это рак». У каждого была своя история, которая заканчивалась или хорошо, или трагически: история о матери, о тетке, о сестре, о собаке, умершей от рака.
Я пыталась заглушить этот шум и молилась о примитивной, скучной, слава-тебе-Господи-доброкачественной опухоли. В глубине души я была перепугана до смерти. Опухоль росла так быстро! Пока я ждала результатов из лаборатории, казалось, что она растет каждый день. Поначалу она казалась мне размером с миндальный орех, потом – с половинку грецкого, потом с целый грецкий. Может быть, я просто сходила с ума. Я никак не могла заглушить страхи, вихрем кружившие в моей голове.
А однажды поздним вечером, возвращаясь после выступления в церковном приюте, я обнаружила, что заблудилась на темной извилистой дороге в долине Кайахога. Приближалась полночь, а я была еще примерно в часе езды от дома. Деревья росли близко к дороге, и туман поднимался от реки, заволакивая путь.
Я сбросила скорость машины и продвигалась почти ползком. Внезапно повсюду вокруг меня откуда ни возьмись стали возникать олени. Я ехала в самой середине оленьего стада. Пришлось тащиться со скоростью 8 км в час, чтобы не столкнуться ни с одним из них. Они никуда не торопились, бродя вокруг моей машины, лениво пересекая дорогу.
И на меня снизошел покой. Глубочайшее умиротворение исходило от оленей и передавалось мне. Я сидела в полном безмолвии. Все шумы исчезли. Эта тишина подействовала как огромный ластик. Она стерла растерянность, страх и бесконечную болтовню голосов из моей головы. Поездка преобразилась и стала молитвой. Я каким-то образом поняла в этот момент, что со мной все будет в порядке, даже если моя опухоль – злокачественная. Я никогда не забуду дар этих оленей, дар этой безмолвной ночи, дар этого покоя.
В моей жизни были два момента, когда я ощущала дар безмолвия настолько глубоко, что оно казалось священным.
Стало понятно, что порой ощущение потерянности – часть долгого путешествия, именуемого жизнью. Я не всегда сама выбирала окольные пути, на которых оказывалась, такие, например, как путь рака. Но эти пути порой выбирали меня и вели именно туда, где мне нужно было оказаться.
В другой раз я ощутила дар безмолвия, ожидая новость, которая наверняка должна была оказаться хорошей. Всю жизнь я хотела быть писателем. Настал день, когда пришла пора переговорить с рядом издателей, читавших мою рукопись «Бог никогда не моргает». Я полетела в Нью-Йорк, на встречи с людьми из восьми разных издательств. Перед отъездом все наперебой давали мне советы. «Не отдавай права на зарубежную публикацию». «Сохрани за собой права на фильм». «Не подписывай ничего, не дав прочитать адвокату». Шум, шум, шум.
Стоял декабрь, и город сошел с ума, переполненный рождественскими покупателями и праздничными мероприятиями. Я остановилась в квартире у сестры на Верхнем Ист-Сайде. Ее муж повез меня с собой в метро и высадил чуть ли не у порога моего агента, чтобы я не потерялась.
Агент, Линда Левенталь, водила меня из одного издательства в другое. Это было одновременно волнующе и пугающе. После того как мы встретились с первой порцией издателей, шум в мыслях стал даже громче. Трудно было заглушить все эти «а что, если», вертевшиеся у меня в голове.
В перерывах между собеседованиями я бродила, разглядывая витрины, чтобы отвлечься. В тот день сотовый телефон зазвонил как раз когда я была в магазине.
– Приезжай в мой офис, – взволновано велела Линда. – У нас есть предложение. Мы должны дать ответ до пяти вечера. Позвони своим.
Своим?..
– У меня нет никаких «своих», – сказала я ей.
– Ну, мужу, детям, – напомнила она мне.
Ах да, моя семья. Это и есть мои «свои».
Я прыгнула в такси, позвонила родным, рассказала, что происходит, и попыталась перевести дух. Когда я добралась до офиса Линды, она выдала мне все подробности. Следующую пару часов я провела, обдумывая предложение и сопоставляя его с интересом, который проявляли другие издательства.
Голова у меня шла кругом. Мне понравилась команда Grand Central Publishing, и их предложение было щедрым, но о справедливой ли сумме шла речь? Это ли издательство должно стать домом для рукописи, при работе над которой с меня сошло семь потов, которую я лелеяла, словно это было мое собственное дитя? Даже когда мы рассмотрели вопрос со всех сторон, мое решение еще не полностью оформилось. Но вместо того чтобы «грузить» остатками своей тревожности агента – которой и без того было чем заняться – я спросила ее, есть ли здесь какая-нибудь комнатка, куда можно пойти подумать и побыть одной. Она отправила меня в пустой кабинет дальше по коридору.
Тишина подействовала как огромный ластик. Она стерла растерянность, страх и бесконечную болтовню голосов из моей головы.
Появилось искушение начать звонить всем подряд и тем самым еще больше усилить шум, но что-то остановило меня. Я уселась в кабинете какого-то служащего в полном безмолвии. Я дышала, дышала – и шум улегся. Началась медитация. Я просто сидела и упивалась тишиной, позволяя отдохнуть сердцу и голове. А потом стала молиться о ясности и покое. Я просила Бога отвести меня в нужное место и дать мне знать об этом умиротворением, которое я почувствую душой.
Спустя полчаса я ощутила полное спокойствие. Вернувшись в кабинет Линды, я спросила, считает ли она, что принять это предложение – правильный выбор. Да, она так считала. Моя внутренняя успокоенность это подтверждала. Она приняла предложение, сообщив об этом по телефону, и мы с ней испустили радостный вопль.
Оказалось, что, пока я медитировала, издательская индустрия переживала взрыв. Тот день в декабре 2008 года прозвали «черной средой» в издательском бизнесе.
