На здоровенных ступнях, босых на холодном камне, тоже были когти вместо ногтей. Но это существо носило одежду, нечто вроде зеленого лабораторного костюма — подпоясанное кимоно и свободные штаны. И еще одно.
«Мне не сказали, что это женщина.»
Она почти покончила с крысой, когда подняла глаза и увидела Майлза. С окровавленными руками, окровавленным лицом, она застыла так же, как и он.
Судорожным движением Майлз вытащил из набедренного кармана расплющенную плитку рациона и на вытянутой ладони протянул ей. — На сладкое? — истерически улыбнулся он.
Уронив обглоданный скелет крысы, она цапнула плитку из его руки, содрала обертку и в четыре приема проглотила. Потом шагнула вперед, ухватила Майлза за руку и за футболку и подняла к своему лицу. Когтистые пальцы впились в кожу, ноги у Майлза болтались в воздухе. А изо рта у нее пахло, как он и предполагал. Воспаленные глаза горели. — Вода! — прохрипела она.
«Мне не сказали, что она разговаривает…»
— Гм-м…. вода, — пискнул Майлз. — Точно. Где-то здесь рядом должна быть вода — смотри, вон там трубы под потолком. Если ты, э-э, опустишь меня вниз, хорошая девочка, я попытаюсь найти трубу с водой или еще что-то…
Она медленно поставила его на ноги и выпустила. Майлз осторожно попятился, разведя по сторонам открытые ладони. Откашлявшись, он попытался вернуть голос к низкому, успокаивающему тону. — Давай попробуем там. Потолок понижается, или, скорее, скальная основа идет вверх… где-то возле световой панели, вон там, тонкая труба из композитного пластика — белый цвет обычно обозначает воду. Серый нам ни к чему, это канализация, красный тоже — силовые кабели и оптика… — Трудно сказать, что именно она понимает, но тон для животных значит все. — Если ты, э-э, могла бы подержать меня на плечах, как мичман Мьюрка, я бы дотянулся и раскрутил вон тот переходник… — Майлз сопровождал слова жестами и пантомимой, не уверенный, достигает ли хоть что-то разума, таящегося за этими жуткими глазами.
Окровавленные руки, вдвое больше его собственных, вдруг обхватили его за бедра и рывком подняли наверх. Он уцепился за белую трубу, медленно потянулся к навинчивающемуся переходнику. Плотные плечи под его ступнями шевельнулись — она шагнула в ту же сторону. Он ощущал дрожь ее мышц — а не только сам трясся. Резьба тугая, нужны инструменты… он повернул изо всех сил, с риском переломать хрупкие косточки пальцев. Внезапно муфта скрипнула и заскользила. Поддалось! Пластиковая манжета шевельнулась, между пальцев Майлза брызнули струйки воды. Еще поворот, муфта раздалась, и поток воды дугою хлынул на каменный пол.
Она так спешила, что чуть не уронила Майлза. Подставив прямо под струю широко открытый рот так, что вода забрызгала ей все лицо, она пила с еще более отчаянной жадностью, чем до того пожирала крысу. Она пила, пила и пила, обливала водою руки и лицо, смывая кровь, и вновь принималась пить. Майлз уже думал, что она никогда не напьется, но наконец она сделала шаг назад, откинула с глаз мокрые волосы и уставилась на него. Чуть ли ни целую минуту она так смотрела и вдруг взревела: — Холодно!
Майлз подпрыгнул. — А-а… холодно… верно. Мне тоже, у меня носки промокли. Тепло, тебе нужно тепло. Ну-ка, глянем. Гм, попробуем-ка пойти дальше туда, где потолок ниже. Здесь не место, тепло все соберется наверху, куда нам не достать, это плохо… — Майлз скользнул мимо колонны туда, где пол поднимался, а расстояние до потолка — около четырех футов — действительно позволяло ей только ползти. Она двинулась за ним с напряженным вниманием кошки, выслеживающей… ну да, крысу. Вот здесь: самая низко проходящая труба, какую он сумел найти. — Если бы мы смогли ее вскрыть, — показал Майлз на пластиковую трубу толщиной примерно с запястье своей спутницы. — В ней полно нагнетаемого под давлением горячего воздуха. Но на сей раз нет переходников, открываемых вручную. — Он разглядывал эту головоломку, пытаясь что-то придумать. Композитный пластик чрезвычайно прочен.
Она нагнулась и потянула за трубу, потом легла на спину и пнула трубу ногами, потом жалобно на него поглядела.
— Попробуй так. — Майлз с опаской взял ее руку и потянул к трубе, проведя твердыми ногтями длинную царапину по всей окружности. Она немного поцарапала и снова глянула на него, словно говоря: «Не получается!»
— А теперь снова попробуй лягать и тянуть, — подсказал он. Должно быть, она весила фунтов триста, и весь этот вес она вложила в свое усилие, сперва пнув трубу, а затем потянув — прочно упершись ногами в потолок и выгнувшись со всей силой. Труба раскололась вдоль царапины. Девятая рухнула на пол вместе с трубой. Из отверстия с шипением стал выходить горячий воздух. Она протянула к теплу руки, подставила лицо, чуть ли не обвилась вокруг этой трубы, встала на колени, чтобы ее обдувало воздухом. Майлз сел на пол, стянул носки и шлепнул их на теплую трубу сушиться. Вот превосходная возможность бежать — если бы было куда. К тому же ему совсем не хотелось выпускать из виду свою добычу. Добычу? Он задумался о баснословной стоимости её левой икроножной мышцы, а она уселась на камень и спрятала лицо в коленях.
«Мне не говорили, что она умеет плакать!».
Он вытащил свой форменный носовой платок, архаичный кусочек ткани. Он никогда не понимал, зачем солдату этот идиотский платочек. Разве если солдат плачет. Он протянул ей платок. — Вот. Промокни глаза.
Она взяла предложенное, высморкала свой плоский носище и попыталась вернуть платок.
— Оставь себе, — сказал Майлз— Э-э… как тебя зовут, хотел бы я знать.
— Девятая, — прорычала она. Не враждебно, просто из этой большой глотки странный искаженный голос выходил именно так. — А как тебя зовут?
Бог мой, целое предложение. Майлз моргнул. — Адмирал Майлз Нейсмит. — Он устроился на полу по-турецки.
Она, остолбенев, подняла голову. — Солдат? Настоящий офицер?! — И уже с большим сомнением, точно впервые разглядела его во всех подробностях, добавила: — Ты?
Майлз уверенно откашлялся. — Самый настоящий. Не на самом пике удачи, в нынешний момент, но это лишь начало. Первый глоток, так сказать.
— И у меня тоже, — мрачно отозвалась она и хлюпнула носом. — Не знаю, как долго я сижу в этом подвале, но попила в первый раз.
— По-моему, три дня, — сообщил Майлз. — И еды, э-э, тебе тоже не давали?
— Нет. — Она нахмурила брови; в сочетании с клыками эффект вышел потрясающий. — Это хуже всего, что делали со мною в лаборатории, а я-то думала, что там было плохо.
Старая пословица гласит: больно не от неведения. А от осознания ошибки. Майлз подумал про свою куб-карту; Майлз поглядел на Девятую. Майлз вообразил, как осторожно берет двумя пальцами тщательно выработанный стратегический план этой операции и спускает его в мусоропровод. Вентиляционные короба в потолке не давали ему покоя, будоража воображение. Девятая ни за что по ним не пролезет…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
