он услышал. – Да, обидно.
– Какая глупость. Тебе обидно…
– Потому что, хоть и не сразу, но я открыл тебе почти все свои секреты. Душу, можно сказать выворотил наизнанку, – «это точно, наизнанку мою и свою», я сглотнула, но это движение далось с трудом. – Я был предельно откровенен. И что? И, кстати. Не припомню, чтобы ты была сильно против.
– У меня не было выбора.
Смех был очень громким, таким, что пришлось отнести трубку подальше от уха, когда он прекратился, поднесла обратно.
– Выбора…. Ох, ну и насмешила ты меня. Выбор есть всегда, моя милая. У тебя он был. Но ты проявляла отменное усердие при наших встречах, – смешок, тихий, говорящий сам за себя. Я вдавила ногти в ладонь. – И была очень довольна. А что, не так? Можешь все отрицать. Но я помню все детали. Твои стоны, поскуливания даже иногда, как ты прикусывала мою губу до крови, как твои ногти…
– Замолчи!
– Хорошо, замолкаю. Но вспомни, разве все не так было?
Я молчала задавленная своими воспоминаниями и ужасом и стыдом, от того, что не могла объяснить своего поведения. Что могло быть общего у меня с той девушкой, в которую я превращалась рядом с ним. Только общее тело. Разум голосил, орал, что на самом деле все не так.
Другой голосок тихий, вкрадчивый говорил: «С ним ты настоящая. Такая, какая есть. Необтесанная обществом и моральными устоями, правилами этикета и еще бог знает чем. Да, все так. И ты боишься себе в этом признаться. Боишься до ужаса, что кто-то узнает об этом. И самое главное, что он это понимает. Он все про тебя знает. Все твои потаенные желания, страсти скрытые под слоем цивилизованности и воспитанности. Этой маской, которую ты носишь каждый день и к которой привыкла как к своей собственной коже».
Или не так.
Он просто использовал мое влечение и страсть по-своему. Придал им совсем другую форму, подстроил под себя, как музыкант инструмент.
Свое наваждение им я никак не могла отрицать. Это было. Вопрос только в том есть ли помимо этого еще что-то.
– Милая? Ты там уснула?
– Нет. Я не уснула. И все еще не понимаю причину, по которой ты мне звонишь. Прошел почти год, а ты связался со мной только сейчас. Что тебе нужно?
– А ты скучала по мне?
– Нет. Не очень.
– Я заметил, что не очень. Ты в ванной? Я просто слышал, как захлопнулась дверь и эхо небольшое.
– Да.
– Что ж прячешься от любимого? Или он так временное увлечение?
– А это не твое дело!
– Почему же, мое. Помнишь, я тебе кое-что обещал? Что никто и ничто не помешает нам быть вместе. Помнишь?
– Помню. Но ты как-то странно исполняешь свои обещания, учитывая, что все это время от тебя не было, ни слуху, ни духу. И удар ведром по твоей голове выразил мое отношение к твоему предложению.
– Это было не предложение. И от тебя я такого, конечно, не ожидал. Но мое решение остается неизменным. А на счет молчания, тут все просто. Потребовалось продолжительное время на реабилитацию.
– Все же я не могу понять. Что же ты хочешь от меня? Объясни или я ложу трубку.
– Не ложи трубку, а то хуже будет.
– Не надо угрожать. Мне все равно и ты это прекрасно знаешь.
– Я не угрожаю. Я предлагаю: найди меня. Это в твоих интересах.
Внутри все замерло.
– Что за ерунда? Это розыгрыш такой?
– Нет, это не розыгрыш. У меня неплохое чувство юмора, но не в этот раз, милая.
– Перестань меня так называть и объясни толком или отвали. Я обращусь в милицию, что мне звонит какой-то псих и угрожает.
– Можешь и так поступить. Твое право. Но хотел узнать. Как себя чувствует Дрейк?
Я присела на ванну.
Вот дерьмо!
– Неплохо, сейчас.
– Это хорошо. Не очень люблю театральные эффекты, но тут я подумал, что понадобится маленькая демонстрация. Это не розыгрыш, как ты могла сама убедиться.
– Да.
– Вот и чудненько. Теперь слушай меня внимательно… – его прервал стук в дверь.
– Лера! Лера, ты долго еще будешь разговаривать по телефону, прячась за унитазом?
В трубке хмыкнули.
– О, у него даже чувство юмора есть. Он просто находка, милая.
– Заткнись, – это я прошипела в трубку. А потом громче, чтобы было слышно за дверью. – Я скоро. Это Марина звонит.
– Марина позвонила сейчас на домашний и пожаловалась, что не может до тебя дозвониться.
– Я скоро.
– Хорошо.
Выдохнула и вернулась опять на бортик ванной.
– М-да. Могу только сказать – роль Штирлица не удалась. Или нет, радистки Кэт.
– Заткнись.
– Ты сегодня как то совсем не оригинальна. Даже вон соврать толком не можешь. Без огонька, без выдумки. Короче, мне тоже это все надоело, – он приостановился, голос потерял свою тягучесть и напевность, видимо эта игра ему надоела. – Найди меня, а то следующим будет твой любовник. И далее по списку: тетка, Марина…
– Ты бредишь.
– Нет. Я не брежу и вполне в своем уме. И уже напомнил тебе, что не забываю своих обещаний и всегда держу слово. И ты моя.
– В чем проблема? Приезжай.
– Нет. Я злюсь и хочу, чтобы ты немного постаралась. Помучалась. Игра по моим правилам.
– Ты больной.
– Говори, что угодно. Но все останется в силе, пока ты не вернешься ко мне. Добровольно.
– Добровольно? Ты что-то путаешь. Шантаж не подразумевает добровольности.
– Это опять твой выбор. Только твой. Можешь ведь обратиться в милицию. Но сама понимаешь дело закрыто. Ничего на меня, как участника тех событий не указывает. Вообще ничто не указывает на пару в этом деле. Я постарался, поверь мне. И тебе решать, что делать. Давай, милая, действуй. А то в последнее время ты больше напоминаешь овощ.
– Не без твоей помощи.
– То, что ты не можешь принять себя настоящую, это не моя проблема, а твоя. Я лишь помогаю тебе. Совсем чуть-чуть направляю в нужную сторону.
– Чуть-чуть…
– Да. Решай. Все в твоих руках. Иначе с продырявленным боком будет ходить твой юморист, если будет ходить, конечно. Кстати, он мне нравится, отличный выбор. Но ты моя. Не забывай об этом. До встречи.
И отключился.
До встречи! Самоуверенный засранец!
Я включила холодную воду и немного поплескала в лицо. Вроде помогло. Хотя, в голове, как был некий туман, так и остался.
Что делать?
Хороший вопрос. Можно, конечно, поступить, как здравомыслящий гражданин и отправиться в милицию. Но с чем? Как объяснить кто он? Да, черт с ним придумаю историю. Можно и не
