вернуть Лайю прежний облик, я должна была выполнять его обязанности.
«Из тебя королева, как из меня — огнедышащий дракон», — колко заметил Ишум, все еще прибывая в облике серой невзрачной пташки: солнце едва показалось из-за горизонта, и порыжели только кончики его перьев.
— Ох, не знаю… — ответила на замечание вслух, от волнения забыв, что озвучивать мысли моему пернатому другу необязательно. Он может без труда прочитать их в моей голове. — Что-то мне неспокойно…
Лайонел сказал, что в последнее время в Хайме все тихо и мирно, и хаубисы сами справляются с проблемами в своих Аирзах. И все, что от меня требуется — присутствовать на собраниях Совета и каждый Устасс принимать в замке просящих. Дни недели в Хайме получили названия от пяти главных элементов мироздания: Фон, Вато, Виндс, Аирза, Сайвала. Устасс, 6 день недели, приходился на повсеместный выходной. Этот день был значительно длиннее других, почти в 1,5 раза, и в переводе с древнего языка означал «Возрождение». По легенде, в этот день из пепла восстал Фуглис Люихаз, раненный в смертельной схватке. Поэтому-то этот день и дольше на целых восемь часов — мир замер, скорбно ожидая, что будит с ним дальше без Создателя. История впечатляющая. Только судя по рассказам Ишума — спустившись на бренную землю, он только и делал, что развлекался с женщинами и устраивал пьяные выходки. Так что это эпичное «Возрождение» может всего лишь означать тяжелое похмельное утро. Хотя… Может, он просто мне врет, чтобы не пугать. Если жители все преувеличили — откуда тогда пошла история Великой Битвы между ним и Поглотителем Миров, Ваурмсом? А покрытое завесой тайны происхождение Выжженной Земли, оскверненной загадочными Азгонами… Что-то было скрыто в прошлом этого мира, о чем Ишум не хотел мне говорить…
Амнон зашел в кабинет отрывистым шагом и тут же замер, увидев меня. Его пасть скривилась в подобии усмешки: меня даже пробрало. Не от отвращения — этот тип даже с головой египетской собаки умудрялся сохранять образ холеного аристократа-сноба — мне пугало то, что могло последовать за этим выражением.
— Я думал, придется тебя вытаскивать прямо из нагретой ночными утехами постели, — Анубис сделал шаг, но в кресло напротив не сел, лишь положил на него свою черную с острыми когтями руку.
Открыла рот, чтобы возмутиться, но решила, что разумнее промолчать. Он не должен был знать, что у нас Лайонелом брак — фиктивный. Не то, чтобы я не хотела… Или боялась — опыт в таких делах, хоть и скудный, у меня имелся… Просто что-то Лайя останавливало. После того спонтанного поцелуя, который чуть не закончился вполне ожидаемым образом — Лайонел старался лишний раз ко мне не прикасаться. Может, я что-то сделала не так…? В момент, когда мы, не отрываясь друг друга, рухнули на кровать, а мои руки в поисках тепла забрались под слои белой ткани, в которую он был обернут, мужчина вдруг остановил меня, придумал нелепое оправдание и ушел. Я боялась поднимать эту тему и придерживалась нашему изначальному договору о фиктивных отношениях. Ведь правда мне могла не понравиться…
— Не твое дело, — наконец выдавила я, вырываясь из клубка запутанных чувств и воспоминаний.
— Как скажешь, — Амнон равнодушно пожал плечами, но его глаза с подозрением прищурились. — Как бы там ни было, мы не практикуем ритуалы консумации брака. Бред, придуманный маннами, любящими загонять себя в рамки.
Мужчина сел в кресло и пасанул мне книгу, которая, при повторном рассмотрении, оказалось стопкой прошитых листов. Взяла импровизированную папку в руки, где в письменном виде излагались просьбы жителей Хайма — с ними предстояло ознакомиться до аудиенции. Но странные письмена и глифы, трансформировавшиеся в завитушки и крючки русских букв, расплывались перед глазами. Другое мне было интересно сейчас, совсем другое…
— Так у вас популярна свободная любовь и многоженство? — поинтересовалась небрежным тоном, перелистывая страницы. Хотя под ложечкой засосало в ожидании ответа. Не хотелось бы стать частью гарема… Или после проведенной вместе ночи узнать, что для Лайя это пустой звук, еще одна звездочка в дневничке завоеваний.
Амнон скривился.
— Это вы, люди, — из его уст безобидное слово прозвучало, как оскорбление, — изощряетесь, как можете. У нас все просто. Близость — это одно из проявлений любви, способ познать друг друга. Мы не пытаемся извлечь из этого выгоду, мы просто любим. А если любовь заканчивается, что бывает, хоть среди моих сородичей это и редкость, мы не изливаем друг на друга потоки желчи и злобы.
— Ну… Теперь понятно, почему Кейсара встретила меня так дружелюбно, — не удержалась и вставила шпильку. Уж больно он все представил таким идеальным.
— Это другое дело, — Амнон наклонился через стол, опершись руками о полированное черное дерево. Неприязнь в таких же темных глазах обожгла холодом. — Кейей двигала не ревность, а оскорбление всего ее рода. Пойми, Га-Лиуган — не просто обмен безделушками, как у вас, которые можно снять и забыть, — слушая, коснулась метки на запястье, цветом она походила на родимое пятно, только контуры четче, как у тату. — Это серьезно. Я бы пережил, если ваши… — он снова скривился, будто проглотил лимон целиком, — отношения были всего лишь минутным помутнением, блажью. Но сделать маннку… Квенсой….
Анубис неверующе покачал головой, но тут его лицо неожиданно смягчилось. Как если бы он надел маску. От такой резкой смены настроения — захотелось оказаться от него максимально далеко, и я вжалась в спинку стула.
Улыбнувшись мягко и снисходительно — от чего паника схватила меня за горло: Он что-то задумал? — Амнон выпрямился, поднимаясь с кресла.
— Нам пора. Можете не бояться, Светлейшая. Я буду рядом все время. Все-таки я — фродаз зиуданса.
Встала, прижимая к груди бумаги.
«Слушай, а этот типчик — занятный. Может, тебе надо было за него выйти?»
— Ишум! — возмущенно выкрикнула, забыв, что достаточно было подумать.
Амнон обернулся, вопросительно дернув почти незаметным надбровным валиком. Я отвела взгляд, а его глаза тут же переключились на Бога в птичьей шкурке.
— Не клич Создателя понапрасну.
Уж не знаю, догадался ли местный Анубис, о том, что Птах не такая уж простая пташка, но виду не подал.
46
В первые пятнадцать минут встречи с подданными Хайма, я чувствовала себя хуже, чем на госэкзаменах: голова кружилось, к горлу подкатывала тошнота, а ладони покрывал холодных пот. Мы находились в бальном зале — в глубине галереи, окаймляющей стены, прятался вход в Белую гостиную, где мы с Лайонелом пили чай. В центре поставили трон, такой же как в холе замка на первом этаже, только чуть ниже.
