– Дело в том, что все участники спектакля получают удовольствие, пока зрители за них переживают, – пояснила девочка.
Мэверик хмыкнул:
– Так ты открыла в себе призвание к новому роду деятельности? Не хочешь больше быть ни хозяйкой ранчо, ни редактором, ни писательницей. Теперь ты мечтаешь стать оперной дивой?
Розалинда положила вилку.
– Дело не в этом. Яки отмечают праздники сообща. Мы исполняем песни и танцы, и все это соответствует принятым церемониям и зависит от времени года. Петь и танцевать гораздо веселее, чем наблюдать за этим. Как можно проникнуться духом спектакля, если не принимаешь в нем участия?
– Как и всегда, ты рассуждаешь разумно, – заметил Мэверик, откидываясь на спинку кресла и прихлебывая кофе. – Но опера особый вид искусства. Певцы всю свою жизнь готовятся исполнять свои роли. Англы тоже поют и танцуют. Они делают это везде – в дансингах, в амбарах, при любом удобном случае. На ранчо мы устроим вечеринку, пригласим парочку скрипачей, соседей и представим всем вас обеих.
– А можно будет нам петь арии из «Кармен»? – Розалинда приложила обе руки к сердцу и широко открыла рот.
– Ну уж пожалуйста, не здесь! – Синтия в тревоге оглядела зал. Они вернулись в отель «Виндзор» и теперь после чудесного вечера сидели за десертом и кофе. Богатые и ухоженные люди сидели за соседними столами, застланными белыми льняными скатертями, в просторном зале ресторана. С потолка по всей длине зала свисали ряды канделябров в стиле рококо. В каждый входило по шесть массивных белых шаров. Хрусталь, фарфор и серебро поблескивали в мягком свете.
Розалинда уронила руки на колени.
– В таком месте, как это, я не стала бы петь. Да я и слои-то не знаю, какие должны быть в «Кармен». Но позже и могла бы спеть вам песню яки.
Синтия улыбнулась:
– Мне бы хотелось послушать.
– Подождем, пока мы прибудем на ранчо, – сказал Мэверик, ставя на стол кофейную чашку. – Не думаю, что все готовы слушать твое пенис.
Розалинда усмехнулась:
– Хочешь сказать, что мне лучше петь для коров? У меня не такой уж плохой голос.
В синих глазах Мэверика заплясали смешинки.
– Помнится мне, что Мария могла своим голосом разбудить весь город.
– У нее был красивый голос. Разве не так? – вздохнула Розалинда.
– Да. В ней все было прекрасно.
– Кроме пристрастия к виски, – возразила Розалинда, сжимая в руке стакан с молоком. – Никогда не стану пить эту гадость.
– Думало, это правильно, – мягко сказал Мэверик. – Напиток белого человека не годится для уроженцев этой страны.
Синтия взяла в руки чашку с кофе, внезапно ощутив желание согреться. Она почувствовала себя одинокой. Снова, Мария вторглась между нею и Мэвериком. Эта Мария с ее безупречной красотой и индейскими корнями! Как ей было соревноваться с ней? Да и стоило ли пытаться? Синтии не был нужен этот мужчина, как и его дочь. У нее была собственная жизнь, цели и мечты, свои печали.
Она поставила свою чашку, порывисто встала, глубоко вздохнула и встретила недоумевающий взгляд Мэверика.
– Благодарю за прекрасный вечер и очаровательный ансамбль. Я полагаю, ваш долг выплачен с лихвой.
– Синтия? – смущенно окликнул ее Мэверик.
– Ночь только начинается. Я думаю, вы с Розалиндой хотите побыть вдвоем.
– В этом нет необходимости. – В голосе Мэверика послышалось раздражение. – Нам так хорошо вместе.
– Да, но я хочу посмотреть Денвер.
– Можно, я пойду с нами? – Он приготовился встать.
– Нет. Я хочу побыть одна. А вы проведете вечер с дочерью.
– Но я...
– Благодарю вас.
Синтия стремительно повернулась и направилась к ближайшей двери. Мэверик догнал ее и сжал руку:
– У меня для нас другие планы.
– Нет, того, что мы успели за сегодняшний вечер, более чем достаточно. Пожалуйста, дайте мне выйти.
Он нахмурился:
– Не понимаю.
– Я просто хочу пройтись одна по свежему воздуху.
– Вы уверены?
– Да, – ответила Синтия, стараясь подавить поднимавшуюся в ней досаду. – В этой части города со мной ничего не случится. Кроме того, я могу о себе позаботиться.
– Не думаю, что вам следует гулять одной. Разумнее сделать это завтра. Тогда мы сможем прогуляться все вместе.
– Нет. Я ухожу. Одна! – Она вырвала у него руку. – Вы мне не указ. Я вам не принадлежу.
Лицо Мэверика приняло такое выражение, будто Синтия дала ему пощечину. Его синие глаза потемнели от гнева. Он слегка поклонился ей и вернулся к столику.
У Розалинды был смущенный вид.
Но Синтия больше не обращала на них внимания. Она с трудом дышала, стараясь подавить разбушевавшиеся чувства. Выйдя из зала через красиво отделанную дверь, она на мгновение задержалась в портике, возле тяжелых двустворчатых дверей, предполагая, что скоро ей предложит помощь какой-нибудь джентльмен или портье, но потом все же ступила на тротуар. Лунный свет, смешанный со светом уличных фонарей, омывал город мягким мерцанием, вдали темнели горы. Мимо проходили пары, проезжали коляски. Но она, Синтия, была одинока!
Синтия быстро двинулась вперед и тотчас же поняла, что ее вечерние туфли не годятся, для прогулок по улице. Но ей было все равно. Встречные мужчины приподнимали шляпы, другие бросали на нее многозначительные взгляды. Она делала вид, что не замечает этого. Леди оглядывали ее высокомерно и презрительно, но и на них она не обращала внимания.
Синтию сжигала обида. Она не могла больше ни минуты находиться в обществе Мэверика. Мария! Эта женщина вызывала в ней обжигающую ревность. Синтию все больше охватывала боль утраты, тоски и одиночества. Она была жива, делала карьеру в книжном и издательском деле, пыталась наладить свою жизнь на Западе. Синтия никогда не продавала свои чувства по дешевке – не разменивала их на подобие любви или дружбы. Она хотела настоящей привязанности.
Любовь. Напуганная своим открытием, Синтия остановилась, прижимая руки ко рту. Неужели она влюбилась в Мэверика Монтану? Она чувствовала, что проходившие мимо и случайно задевавшие ее люди обращают на нее внимание. Но в сущности, Синтии было не до них. Она была напугана. Любовь испортила жизнь ее матери. Возможно, разрушила и жизнь Марии. Неужели ее ждет та же участь? Ей хотелось бежать без оглядки, скрыться, но как?
Синтия больше не чувствовала ревности к Марии. Скорее это было сестринское сострадание, сочувствие, как к товарищу по несчастью. Неужели они полюбили одного человека? Мария подарила ему чудесную дочь. Синтия могла бы поступить так же. Она представила ребенка, родившегося от ее союза с Мэвериком. Возможно, этот мальчик или девочка унаследует черные волосы Мэверика и зеленые глаза Синтии. И это дитя воплотит в себе все надежды и мечтания и понесет их в будущее, передаст другому поколению.
