Но мне было страшно. Чем дальше, тем чернее снились сны. Я копала землю руками. Глубокий колодец прямо к мёртвым.
— Роды и смерть всегда рядом, — успокаивал Дарга. — Ребёнок приходит в наш мир. Пересекает грань. Говорят, она выглядит одинаково и с той, и с этой стороны. Утроба тебе снится, а не колодец. Твоими руками копает наш сын.
Я хотела ему верить. Складывала посуду в узлы и гладила живот. Звала сына по имени.
— Почему он не шевелится? Он раньше так сильно пинался.
— Тесно ему, — ворчливо отмахивалась повитуха. — У всех так. Замирают детки перед родами, тихие становятся. Видишь, живот опустился? Скоро уже. Схватки-то есть? Готовится тело?
Не было ничего. Иногда сжималось что-то внизу, но тут же отпускало.
— Тощая ты, а ребёнок крупный. Тяжело ему. Тесно, я же говорю. Ох, негодная жена, совсем негодная. Куда смотрел вождь? Ты давай рожай, чтоб не в дороге. Чего расселась? Сама сидишь — зачем ребёнку шевелиться? Сходи к реке за водой. Да раза три сходи.
Служанки покосились на неё. Не сговариваясь, обе схватились за вёдра.
— Сама пойду, — решила я. — Не провожайте.
Зачем мне вода? В ногах её и так слишком много. Столбы легче двигать, чем идти. Шубу хотелось сбросить прямо в снег, шёлковая рубашка к телу прилипла. Почему так жарко? Осень пришла, холодно должно быть. Жухлая трава вся в инее. Мы задержались. Я задержала племя.
Живот пронзило болью. Я уронила вёдра и не успела схватится за него, как что-то потекло под рубашкой. Кровью запахло. Тошнило сильно, я проваливалась в темноту.
— Дарга. Дарга!
***
Кровь текла сплошным потоком. Под беременным животом словно рана зияла. Я стояла на коленях и смотрела, как моя кровь чёрно-красной рекой уходит в землю. Я кричала, я помню. Рыдала, задыхаясь от слёз. Ребёнок умер. В моём животе лежал крошечный мертвец, и я никак не могла его из себя вытолкнуть.
— Тужься, — рычала повитуха. — Ты не стараешься! Ты ничего не можешь! Не умеешь рожать! Дерьмо ты, а не мать!
Во рту было сухо. Язык прилипал к нёбу, но пить никто не дал. Жар иссушал жаждой тело. Тужься, тужься. Мне больно! Мамочка, мама, как же мне больно!
— Ахиль.
— Не подходи ко мне! Не подходи!
— Уйди, вождь, не время сейчас…
— Ахиль!
— Не подходи…
***
Сил не осталось, ребёнка выдавливали. Вдвоём или втроём — я не помнила. Почему меня не убили вместе с ним? Сколько ведёр крови ушло? Жарко было и сухо во рту. А ещё темно. Я перестала чувствовать боль. Пыталась заплакать, кричала, но всё тонуло в черноте. Я сдалась. Я знала, что уже не вынырну.
— София.
“Не подходи ко мне”.
— София.
***
Проснулась, потому что кто-то тряс за плечо. Остатки невыплаканных слёз вырывались судорожными всхлипами из груди.
— Это в прошлом, — успокаивал мужской голос. Франко. Да, он. — Это не твоя боль. Чужая. София, посмотри на меня, посмотри вокруг. Ты в спальне, в доме Фредерико. С тобой всё в порядке.
Он сидел на кровати. Спрятать увечные глаза под повязкой успел, но одевался явно впопыхах. Рубашка распахнулась на груди, домашние штаны еле держались на бёдрах.
— Я кричала во сне?
Мамочки, какой ужас. У всех бывают кошмары, но только у шаманов они настолько реальные. Мне действительно было больно, во рту до сих пор ощущалась сухость. И это не считая пережитых эмоций. Они щедро лились из прошлой жизни Ахиль в мою настоящую.
— Нет, — Франко погладил по плечу, а потом обнял. — Не кричала. Стонала сквозь зубы. Я не услышал бы, не проснись среди ночи. Что-то толкнуло к тебе. Память возвращается, да? Роды? Я боялся этого. Сам вспомнил два дня назад. И какая ты была после — тоже. Не ты, конечно. Ахиль. Прости, сам путаюсь.
В его объятиях было тепло. Я уткнулась носом в ткань рубашки и вдыхала её запах. Голова поплыла, снова захотелось спать. Сознание бросилось давить боль привычным способом: включилось спасительное отупение.
— Тебе тоже было плохо, да? Ведь Дарга потерял сына.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— И чуть не потерял жену. Опять. Для меня — опять. Я не успел забыть то, что было неделю назад. Вряд ли вообще когда-то забуду. Почему из прошлого не приходит ничего хорошего? Ты шаман дольше, чем я. Объясни. Столько страданий. Ты татуировку специально сделала, атаку ведьмы с её демонами пережила, и ради чего? Чтобы снова страдать? Переживать то, что убивало тебя в прошлой жизни? Где хоть что-нибудь полезное? Обещанные знания о возрождении драконов, мудрость предков, магия тысячелетней давности. Где? Знаешь, с чего я начал? С воспоминаний, как хоронил Ахиль. С удара чеканом в затылок. И до сих пор одна боль. Трагедия за трагедией.
Да, обидно. Мысли у меня текли медленно, но разочарование Франко хоть как-то их подстёгивало.
— Всё нормально, так и должно быть. Мы внутри похожи на банку. Туда всё складывается слоями от рождения до смерти. Каждое яркое событие, оставившее след в душе, извлекается наружу в обратном порядке. У живых со свежих воспоминаний назад в детство. У мёртвых первыми приходят переживания о смерти. Затем самая крупная трагедия. И уже потом, может быть, получится вытянуть остальное.
Я начала с мыслей Ахиль о самоубийстве. С её просьбы к Дарге прекратить страдания измученного тела. А теперь как далеко забралась в прошлое? Уж не с потерей ли ребёнка случился прорыв из бессознательного? Я вспомнила Эмили Бронте, скоропостижную смерть писательницы от воспаления лёгких. “Пробой” Ахиль на телесном уровне вызвал онкологию. Рак груди, который археологи нашли у мумии. Я была уверена, что “сгорела” принцесса почти так же быстро, как Эмили. Максимум — прожила полтора года.
Но самое страшное, то, о чём я не хотела говорить Франко, тело запоминало боль. Плевать, что она случилась в прошлой жизни. Ощущения-фантомы я переживала в настоящей. Современная медицина называла их психосоматикой. Когда физических причин для болезни нет, а симптомы есть. Что это значило для моей будущей беременности? Постоянная угроза выкидыша. Все девять месяцев. Ни с того ни с сего, на пустом месте матка вдруг начнёт сокращаться. И будет хорошо, если процесс удастся остановить.
— У тебя сердце так быстро бьётся, — шептал Франко, прижимая к себе крепче. — Не надо, не переживай. Забудь о прошлом. У нас всё будет по-другому. Я не допущу, чтобы тебя беременную отправили за водой.
Я с улыбкой потёрлась щекой о его плечо. Заботливый у меня жених. Дороже всех сундуков с добром и охраны вокруг особняка вот этот миг. Когда он баюкает меня на руках, как любимое дитя.
— Я тоже не буду сидеть сложа руки. Ахиль настраивали, что роды не болезнь, а естественный физиологический процесс. Да, верно. Но никто не запрещает сделать шаманский кокон на сохранение беременности…
Чуть не сказала: “И лечь в частную клинику под присмотр опытных акушеров”. Не доверяла я повитухам. Особенно таким, кто принимал роды у Ахиль. Но вряд ли Франко сможет держать портал в другой мир открытым так долго. Он говорил, что если позволить ему схлопнуться, то можно потом не поставить обратно. На Земле нет достаточно мощных источников магии. Старшему Гвидичи будет неоткуда черпать силу. Да, есть артефакты-накопители, можно взять с собой ещё парочку магов с полным до краёв резервом, но лучше не рисковать. Синэрий обещал вернуть глаза. Нам с Франко желательно оставаться в его мире.
Так что не судьба мне сдать УЗИ, мазки на флору и кровь на гепатиты. И пол будущего ребёнка я узнаю по-старинке: когда он появится на свет.
— Всё будет хорошо, — пообещала я и потянулась вверх, чтобы поцеловать Франко.
Глава 31. Королевская свадьба. Приготовления
Церемонию бракосочетания Верховной ведьмы и кессанийского принца назначили на вечер, а готовились мы к ней с полудня. Я приняла ванну в огромной каменной чаше. Служанки отскрабили моё тело солью и натёрли ароматными маслами. Над волосами колдовали в прямом и переносном смысле. Приглашённая визажистка укладывала локоны в сложную причёску, закрепляя их заколками и магией. Роскошное голубое платье привезли из бессалийского особняка. Чуть позже доставили украшения. Карету с родовым гербом ювелира по территории клана провожали воины из личной охраны Фредерико Гвидичи. Положение главы Совета клана ставило его на одну ступень с Кеннетом Делири. И драгоценный гарнитур, который я должна была надеть на свадьбу Велены, в таком внимании явно нуждался. Сколько он стоил, я даже думать боялась. Чуть не ослепла от блеска редких сапфиров, оправленных в белое золото.
