Итак, подумал Холдсворт, пробираясь за Фрэнком сквозь высокую траву, в молодом человеке мелькают проблески его истинной натуры. Он физически крепок. От природы и благодаря воспитанию привык руководить и верит, что Господь наделил его этим правом. В конце концов, Фрэнк Олдершоу — джентльмен, а Джон Холдсворт — нет. По крайней мере, с точки зрения самого Фрэнка вполне естественно, что отдавать приказания должен он.
Добравшись до ивы, Холдсворт обнаружил, что Фрэнк изучает плоскодонку. Она была намного грубее сработана и тяжелее, чем те, которые Джон мельком видел на реке в Кембридже. Всего лишь тяжелый прямоугольный ящик из грубых досок. На взгляд — не более герметичный, чем дуршлаг.
— Сейчас поплывем, — сказал Фрэнк. — Беритесь за эту сторону, а я возьмусь за другую. Сперва положим набок, пускай вода выльется. Затем столкнем в реку.
— Но у нас нет шеста.
— А для чего тогда эти ветки? — Фрэнк кивнул на две измазанные илом палки, прислоненные к стволу дерева. — Ну, что, поможете мне?
Холдсворт неохотно повиновался. Они перевернули плоскодонку набок, вылили большую часть воды. Затем медленно потащили ее вниз по илистому склону. Плоскодонка сползла в воду, где подозрительно закачалась. Кот наблюдал с безопасного расстояния.
— Вода прибывает, — сказал Холдсворт. — Лодка течет. Плыть на ней небезопасно.
— Чепуха. Эти старые плоскодонки всегда текут. Бояться нечего. Быть может, вы слегка промочите ноги, но эти старые корыта никогда не тонут. Мы снимем обувь и носки, и дело с концом.
На мгновение Джону захотелось утвердить свою власть и настоять на том, чтобы остаться на суше. Однако он сдержался, и не в последнюю очередь потому, что не был полностью уверен, что сможет заставить Олдершоу повиноваться. Были и другие причины. Несмотря на упрямство, Фрэнк вел себя вполне рационально, или, по крайней мере, как и следовало ожидать от человека его возраста и положения. Другими словами, ему становилось лучше, и это, несомненно, следовало поощрить. Кроме того, сам Холдсворт постыдно боялся воды. Разве возможно справиться с чужими демонами, не справившись со своими?
Фрэнк закинул ветки в лодку и забрался следом. Он притянул плоскодонку к берегу, ухватившись за корень ивы.
— Вперед, приятель, — объявил он. — Садитесь на том конце.
После смерти жены и сына Холдсворт избегал лодок всех мастей, даже тех, которые просто-напросто перевозили через Темзу. Он забрался на борт, и плоскодонка закачалась под его весом. Фрэнк схватил одну из веток и резко оттолкнулся. Лодка скользнула в поток. Через мгновение до берега было уже не достать.
— Да вы весь белый, как привидение, — заметил Фрэнк и указал на берег импровизированным шестом. — Смотрите, киса наблюдает за нами. Кря.
Рыжий кот мрачно смотрел на лодку.
— Сидите тихо и скоро придете в себя, — посоветовал Фрэнк. — Вы казались таким цельным типом; я думал, вас ничто на свете не может расстроить.
Холдсворт схватился за борт лодки, сжимая грубые доски, пока они не впились ему в кожу. Боль пронзила его грудь. Он заставил себя дышать.
— Неудивительно, сэр. Я не умею плавать.
— Это легко поправить. Не беда. Я вас научу.
Фрэнк бросил шест и встал. Плоскодонка закачалась.
— Пожалуйста, сядьте, мистер Олдершоу… будьте осторожны… так и перевернуться недолго.
Плоскодонка опасно накренилась. Фрэнк засмеялся. Под звуки его смеха последовало смазанное движение, громкий всплеск и дождь брызг. Волна перекатилась через борт, намочив бриджи Холдсворта. Тот закричал, без слов, одновременно протестуя и умоляя. А еще кричал от страха.
Фрэнк плавал в реке, его белые призрачные руки так и мелькали под поверхностью воды.
— Ух, как бодрит! Видите, все просто! Наши тела — как надутые свиные пузыри, потому мы и плаваем, — он подплыл к плоскодонке и схватился за борт обеими руками. — Если вы спрыгнете с другой стороны и схватитесь за борт таким же манером, то обнаружите, что это совершенно безопасно. Через мгновение-другое вы привыкнете к тому, как тело движется в воде. Заверяю вас, это чудесно, хотя поначалу и капельку холодно. Тело становится таким легким… Наверное, ангелы так же летают по небу.
Мария. Джорджи. Утонули на Козьей пристани. Джон посмотрел в улыбающееся лицо Олдершоу и увидел за ним их лица: бледные, мокрые и восковые в смерти.
— Отвезите меня назад, — прошептал он. — Умоляю, сэр, отвезите меня назад.
Фрэнк принялся раскачивать лодку.
— У меня есть два условия.
— Что?
— Во-первых, вы позволите научить вас плавать, когда мы вернемся на мельницу. Не сразу, если хотите, а позже, когда вы несколько привыкнете к этой мысли, и у самого берега, где вы сможете чувствовать дно под ногами.
— Отвезите меня назад.
— Обещайте.
— Нет.
— И второе условие: вы расскажете, почему разбудили нас утром.
— Я не знаю.
Лодка снова закачалась.
— Ради всего святого, мистер Олдершоу…
— Ну конечно, вы знаете. Дурные сны не так просто забыть.
О да, подумал Холдсворт, мальчишка прав.
Фрэнк засмеялся, но беззлобно.
— Ладно, сэр, я принимаю ваше молчание за согласие. Вы расскажете позже. Вот видите — мы уже почти вернулись на terra firma[30].
Холдсворт повернул голову. В последние несколько минут горе и опасения заключили его в тесном коконе из плоскодонки, Фрэнка и участка воды непосредственно вокруг лодки. Только сейчас он осознал, что течение реки постепенно увлекало их вниз. Они достигли мелководного изгиба, и плоскодонка находилась всего в паре ярдов от берега.
Фрэнк внезапно встал. Вода была ему чуть выше талии. Он подтолкнул лодку к берегу. Холдсворт слепо ухватился за борт, чтобы хоть за что-нибудь держаться. Он вцепился в пучок травы, и тот остался у него в руках. Борт лодки заскреб о наклонное дно. Холдсворт бросился через него и тяжело приземлился на твердую землю. Трава вокруг была полна чертополоха и коровьих лепешек. Коровы, укрывшиеся в тени дуба в углу поля, одна за другой повернули головы, чтобы взглянуть на него. Он лежал на берегу, дрожащий, мокрый и задыхающийся, и прижимался щекой к сухой земле.
Фрэнк выбрался из воды и сел. Он весь перемазался илом. Откинул мокрые волосы с лица и повернулся к Джону.
— Прошу прощения, сэр, — сказал он. — Мне не следовало так вас дразнить. Это было крайне некрасиво с моей стороны.
Холдсворт сел и попытался замедлить учащенное дыхание усилием воли. Учитывая обстоятельства, извинение показалось равно неожиданным и великодушным. Оно также было в своем роде совершенно разумным жестом. Холдсворт не впервые задумался об истинной природе безумия Фрэнка.
— Вы не знали, — тихо сказал он.
— Чего я не знал?
Холдсворт пожал плечами:
— Что я… что я питаю такое глубоко укоренившееся отвращение к воде.
— Я думаю, это не все.
Мгновение оба молчали. Холдсворт размышлял, до чего все-таки странно, что он сидит рядом с внуком графа на коровьем пастбище у илистой реки. Его собственная жизнь, казалось, окончательно утратила всякий смысл, словно саму вселенную с ее законами и регуляторными механизмами настиг приступ безумия.
— Вы не умеете плавать, — мягко сказал Фрэнк. — Но этого недостаточно, чтобы бояться воды. Следовательно, есть особая причина.
Холдсворт подумал, что безумие мира трансформировалось и стало новым способом рационального мышления. Казалось вполне естественным, что он должен поверить свои горести и ночные кошмары юному сумасшедшему, помогать которому его наняли. В конце концов, кому, как не скорбящему, помочь печальному? Кому, как не умалишенному, понять бред сумасшедшего?
— Я много лет жил у Темзы, и это меня совершенно не беспокоило, — сказал Джон. — Я часто плавал на лодке. Но потом мой маленький сын утонул в реке, а чуть позже и моя жена. Вот почему я боюсь воды. Вот почему мне снятся дурные сны.
— Я не единственный, кто видит призраков.
Холдсворт повернул голову и посмотрел прямо на Фрэнка.
— Я принял ваше второе условие. И я приму ваше первое. Вы научите меня плавать?
27
— Надеюсь, вы отобедаете с нами? — спросил мистер Ричардсон. — Право слово, мы сто лет не видели вас в колледже.
Уичкот поклонился и ответил, что ничто не доставит ему большего удовольствия. Мужчины случайно встретились на Церковном дворе. Уичкот отправил Огастеса разнюхать, где сейчас находится Фрэнк, а сам не мог ничего поделать, пока пребывал в неведении. Но кто знает, что может быть сказано в профессорской или за высоким столом? Какие обрывки сведений могут всплыть на поверхность? Карбери несомненно в курсе, где Фрэнк, и Ричардсон тоже, почти наверняка; а может, и другие знают либо догадываются. Кроме того, Уичкот проголодался, а его собственная кухарка, по мере приближения увольнения, становилась все более склонной к пренебрежению своими обязанностями.
