Так, теперь по порядку выхода.
Сбор на полетной палубе в о-шестьсот, с рассветом должны взлететь. Когда доберемся до места – будет уже светло. Максимум к о-восемьсот мы должны или обезопасить здание, или определить его как бесперспективное. Теперь самое важное, – тут я даже голосом надавил, чтобы прониклись. – Если возникает угроза потерь в группах – отходим. Не взяли склад сегодня – возьмем завтра, никуда он оттуда не убежит и психи никуда не денутся. Пойдем по длинному пути с химией, хоть мы этого и не любим. Главное – сохранить личный состав, нас мало, а заданий впереди много, погибнем – кто всем этим заниматься станет? Никакого риска, никакой самодеятельности, главный принцип "не вижу – не иду". Действовать только парами, связь держать постоянно, но эфир дерьмом не забивать, только по делу. Вопросы?
"Без химии" – это так сразу и не понять. Все конвенции приказали долго жить с падением мира, а тот же зарин на психов действует почти так же, как и на обычного человека – то есть мгновенная смерть. Его теперь делают на Бонэйре – острове возле Кюрасао, который начали отбивать у психов. С помощью зарина отчасти отбивают. Но применять его все равно никто не любит – люди потом боятся заходить в эти места, пусть отрава уже и разложилась, боятся предметов оттуда. Опять же всегда есть риск отравить людей, так что контейнеры с зарином используют только по разведанным большим скоплениям психов и там, откуда ничего важного вывозить не собираются. Так что лучше бы нам химии избежать.
Несмотря на сезон, ураганов нам избежать удалось. "Пола Роса" выписала крутую дугу по Атлантике, сначала забирая все южнее и южнее, пока не вышла на широту островов Зеленого Мыса, а оттуда пошла почти что прямо по параллели в сторону Южной Америки.
Погода была разная, но все же больше спокойная, ветер был постоянно, пусть и не всегда идеальный, так что под мотором идти вообще не довелось. Через несколько дней после того, как покинули Портсмут, подсадив Майка-младшего и Шивонн, все как-то успокоились и путешествие больше начало напоминать круиз. Земля с ее ужасами и накатившей мерзостью исчезла из поля зрения, и вокруг была лишь вода, тиковая палуба и белые паруса над головой.
Днем собирались в кокпите, вечером перебирались в кают-компанию. Говорили, говорили, говорили, чаще о чем угодно кроме того, что случилось недавно. Потом мне удалось поймать передачу по радио. Поймать чисто, громко, без помех, сигнал был мощным. было это рано утром, еще все кроме меня спали, но я не удержался, разбудил всех всех кроме детей. Янина, Майк с сыном, Шивонн – все столпились вокруг, зевая и пытаясь согнать крепкий утренний сон.
Что говорили по радио? Да запись крутили по кругу, призывая всех, кто в море и способен преодолеть это расстояние, плыть или до Тринидада, или до Тобаго, или до Кюрасао. Затем называли частоту, на которой можно было слушать радио некоей Территории Карибских островов – просто радио.
Так включи, чего ты ждешь? – сказал Майк-Джуниор.
Все верно, но я, откровенно говоря, боялся уходить с этой частоты. Казалось, что вот переключи – и больше эту передачу уже не поймаешь. И обещанной не найдешь.
Майк, кажется, меня понял, просто кивнул ободряюще, потом сказал:
Давай, не бойся. Если они гонят запись на одной частоте, то это будет круглые сутки.
Ну… да, попробуем.
Когда на обещанной частоте вдруг поймалась музыка, какое-то каллипсо со старой глуховатой граммофонной записи, все вдруг зашумели, кинулись обниматься и поздравлять друг друга с таким видом, будто мы уже спасены. Майк даже сказал:
Если бы не было так рано, я бы открыл шампанское.
Если бы у нас было шампанское, – дополнила его идею Шивонн.
Можно открыть виски, его на яхте много, – сказал Джуниор.
Позже, – подвела итог Янина. – Шесть утра еще. Делом займитесь.
Тринидад ближе, – сразу "занялся делом" Джуниор. – Намного ближе.
Кстати, да, – Майк повернулся ко мне. – Туда мы доберемся быстрее. Что скажешь?
Скажу, что надо идти на Кюрасо, – ответил я без раздумий. – Нас там могут если не ждать, то встретить, по крайней мере. У меня там друзья… по крайней мере они туда отправились.
Хм…, – Майк с силой потер заросший щетиной подбородок. – А что это может дать нам?
Помощь, – пожал я плечами. – Если у них работает радио просто передающее музыку, то значит есть какая-то жизнь. В этой жизни надо бы устраиваться.
Я кофе всем сварю, – сказала Янина и пошла на кухню.
Или в камбуз, не знаю, здесь это называется galley. Это слово заодно обозначает галеру, и когда Янина в свое время об этом узнала, то заявила. что я намерен использовать ее как рабыню на галере. Хотя в нашей семье больше готовлю я сам чем она. Ну, может и не больше, но все равно много.
Музыка сменилась новостями. Странными, непривычными даже на слух новостями, но именно ими. Женский голос с непривычно-американским акцентом говорил о том, что высажены первые группы спасателей на Бонейр и Арубу, что планируется высадка на венесуэльскую Маргариту, что где-то что-то заработало, что где-то требуются специалисты. что где-то что-то восстанавливают… а нам как бальзам на душу, даже не верилось в то. что мы слышим это все на самом деле.
Весь день никто из нас от радио не отходил. Рядом ели, рядом пили кофе, там же сменяли друг друга у штурвала. Где-то в глубине подсознания терпыхалась дурацкая мысль о том. что вот так поговорят, поговорят, а потом скажут что пошутили и выключат все нахрен. Но никто ничего не выключал. Была музыка, были какие-то люди в студии, говорившие о каких-то проблемах Территории Карибов, кто о чем, была даже запись обращения самого Бреммера.
У Бреммера был звучный, хорошо поставленный голос. Если в той, последней перед Катастрофой видеозаписи он звучал устало и вообще странно, то теперь все было совсем по-другому. О просто говорил о том, что много людей выжило, что на островах теперь оазис человеческой цивилизации, но этот оазис будет увеличиваться и уже переходит на американскую территорию, о том, что Территория Карибов будет помогать любому выжившему всеми силами, которыми располагает… и так далее. Программная речь. как президент звучит, да он по факту тамошним президентом и является. Или кем? Императором? А черт его знает, я это радио всего лишь несколько часов слушал.
В общем, радио стало центром внимания, душой компании, маяком надежды – всем. Его никогда не выключали, причем я постоянно лови сея на том. что даже повторы передач слушаю с полным вниманием, как в первый раз, потому что притягивало не то, о чем там говорят. а сам факт того, что говорят. Где-то есть радио, а в студии сидят самые настоящие живые люди, и эти люди говорят. Прямо словами прямо в микрофон. А мы тут слушаем. После молчания мертвого мира вокруг нас это было настолько странно и непривычно…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
