Энни внимательно посмотрела на бабушку с лестницы. Когда она улыбнулась, Лиота заметила в выражении ее лица нечто такое, отчего ей неудержимо захотелось плакать. Возможно, Эйлинора сказала больше того, в чем Энни могла признаться.
— Имея такую работу, невозможно накопить денег на достойную старость, — заметил Корбан.
Лиота поджала губы. Выходит, по его мнению, Бернард оставил ее без каких-либо средств к существованию. Да, именно так и было, но она не любила заострять на этом внимание.
— Деньги не единственное, что есть в этой жизни, молодой человек.
В ее планы вовсе не входило распространяться по поводу финансовой несостоятельности Бернарда как отца или как мужа. Он сделал все, что было в его силах.
— Я ничего не имею против вашего мужа, миссис Рейнхардт.
Глупый мальчишка все еще одержим своим проектом, собирает факты, делает предположения. Все неправильные.
— Дело в том, что мы никогда не разговаривали на эту тему. — вспылила Лиота. — Время было другое. Большинство людей нашего поколения работали до шестидесяти пяти и семидесяти лет или пока могли стоять на ногах. Некоторых выбрасывали на улицу за месяц до того, как они должны были получить пенсионное пособие. Бернард умер в 1970 году. И не спрашивайте меня, отчего он умер. Вскрытия я не требовала.
Корбан вздрогнул, и Лиота опустила глаза, глубоко сожалея о том, что была слишком резкой. Потом она вздохнула и снова посмотрела на него.
— Есть вещи, которые вы никогда не сможете понять, Корбан, а у меня нет сил объяснять их.
Он нахмурился, всматриваясь в ее лицо. Впервые она заметила его сочувствующий взгляд, и ее губы тронула едва заметная улыбка.
— Все это оказалось не так просто, как вы предполагали, да? Ну, я по поводу вашего проекта.
— Нет, не просто.
— Что с тобой? — спросила Рут, как только Корбан вошел в квартиру.
— Занимался физическим трудом, — недружелюбно ответил он и рухнул на старенький диван. Он был обессилен, перепачкан грязью и страшно раздражен. Оглядевшись, немного успокоился. Ведь он ожидал, что вернется в полный кавардак, но Рут, видимо, не сидела сложа руки. Ковер вычищен, диванные подушки взбиты, кофейный столик сиял чистотой, на этот раз на нем не было столь привычного после женских сборищ мусора. — Что случилось? Вы отменили встречу?
— Нет, — несколько раздраженно объяснила она. — Я только что сделала уборку. Все ушли час назад. Где ты был, Кори?
— У миссис Рейнхардт, помогал ее внучке подрезать фруктовые деревья.
— Внучке?
Корбан услышал в ее голосе раздражение. Ревность? Приятно осознавать, что им дорожат.
— Ее зовут Энни. Ей примерно восемнадцать лет, она учится в художественной школе в Сан-Франциско.
Рут, опершись на одну ногу, прислонилась к косяку кухонной двери.
— Она симпатичная? — спросила она, загадочно улыбнувшись.
— Очень. Изящная. Длинные светлые волосы.
— Крашеные?
— Провокационный вопрос.
Она рассмеялась:
— Ладно, забудь. Художники из Сити считают себя великими, а на самом деле яйца выеденного не стоят. Такого добра навалом. Полный отстой.
— Ты весьма учтива, если учесть, что только что провела несколько часов со своими оголтелыми подружками.
Рут сверкнула глазами и, оттолкнувшись от дверного косяка, ушла на кухню.
— Обедать будешь? Я приготовила тунца и сварила вермишель.
— Я уже поел у миссис Рейнхардт. Свиные отбивные за 3,59 доллара за фунт.
Корбан улыбнулся. Миссис Рейнхардт побеспокоилась о том, чтобы он обязательно узнал, во сколько ей обошлось угощение.
— Чему ты улыбаешься? — Рут снова появилась в дверях, на сей раз с кухонным полотенцем на плече. — Мне кажется, она обыкновенная старая склочница.
— Да, так оно и есть, — согласился Корбан, вытягиваясь на диване. — У нее дурной характер. Вечно вставляет шпильки, рычит на меня. Гоняет повсюду, как будто я ее личный слуга. Не проявляет ни грамма уважения к моей личности.
— Она знает, что ты учишься в университете?
— Знает и в этом видит лишний повод для подтрунивания надо мной.
— Почему?
Он вскочил с дивана и в запальчивости взъерошил себе волосы.
— А ты сама не догадываешься? Она знает, что я пишу с нее социологический портрет для своей курсовой работы.
— Ты уже сказал ей об этом?
— Она не оставила мне выбора и прямо-таки приперла к стенке во время моего последнего к ней визита. Либо я выложил бы ей все начистоту, либо она, открыв дверь, вышвырнула бы меня из дому. Образно говоря, разумеется.
— Ты успел узнать у нее все, что тебе нужно?
— Собирал по крупицам, по обрывкам фраз. Она скупа на факты и обращается со мной как дрессировщик с собакой. Корбан, сидеть. Корбан, взять.
Он вспомнил о целой дюжине аккуратно сложенных на заднем крыльце вязанок срезанных веток. Сколько информации ему удалось собрать сегодня? Всякий раз, когда он узнавал чуть больше об этой даме преклонного возраста, у него появлялось еще больше вопросов.
Лиота Рейнхардт вовсе не была такой простушкой, какой казалась на первый взгляд.
— Тогда отвяжись от нее, Кори. Просто сходи в один из центров досуга для пожилых людей и проведи опрос среди них. Или отправляйся в какой-нибудь дом для престарелых и поспрашивай там. Только ради всего святого, не делай из мухи слона. На одной старушке свет клином не сошелся.
Ей легко говорить.
— Я уже так далеко зашел с миссис Рейнхардт, что вовсе не собираюсь сейчас отступать. — Сегодня она рассказывала о вещах, которые его заинтересовали. Хотя разговаривать с ней все равно, что из отдельных нитей ткать гобелен, тогда как ему нужно сразу целое полотно. — Сегодня эта женщина была несколько другой. Я увидел в ней такие стороны характера, о которых раньше даже не подозревал.
— Например?
— У нее хорошее чувство юмора. Она может наговорить кучу комплиментов и тут же приструнить тебя.
— Очень мило. И эти стороны ее характера помогут тебе дописать курсовую работу?
Они оба знали, что не это ее волновало. Корбан включил компьютер и принялся за работу.
— Мне нужно сделать кое-какие записи, пока информация свежа в памяти.
Подвигал мышкой, открыл папку с текстами. Он знал, что Рут стоит в дверях, и спиной чувствовал ее взгляд. Обстановка накалялась, напряжение, казалось, висело в воздухе.
— Почему бы нам не развлечься завтра, Кори? Сходим в кино или прокатимся на пароме на остров Эйнджел. Или что-нибудь в этом роде. Последнее время меня тревожит один вопрос. Не кажется ли тебе, что мы живем по привычке, словно едем по накатанной колее?
Да, все верно, так они и живут. Причем эту колею она и проложила, Смешно, что она заметила это только сейчас. Может быть, почувствовала себя не такой уж уверенной в нем и в своем положении? Ну и пусть.
— Поживем — увидим.
Открыв файл, он начал печатать.
Внучка Р. приходила сегодня в гости к своей бабушке. Заметил перемену в настроении. Весела. Сосредоточенна. Хорошее чувство юмора. Много шуток в мой адрес. Говорила больше, чем обычно. Рассказала немного о своем муже.
Поискать информацию о Бернарде Рейнхардте.
Энни призналась, что о своей бабушке знает немного. Родственники навещают ее нечасто.
— Может, я поеду без тебя? — никак не успокаивалась Рут.
Корбан услышал скрытую в ее вопросе угрозу.
«Не будет тебя, я найду кого-нибудь посимпатичнее, дружочек».
— Делай, что хочешь, Рут, — теряя самообладание, сказал он. — Только будь осторожна.
Он решил, что остальное она додумает сама.
Не надейся, что я буду всегда плясать под твою дудку. Очарование твое блекнет, вернее, сила его ослабевает.
В ее глазах вспыхнули недобрые огоньки, затем она как будто ожесточилась.
— Приятно знать, что ты печешься о моей безопасности.
Повернулась к нему спиной и ушла на кухню.
Корбан снова вернулся к мыслям о Лиоте. На кухне хлопнула дверца шкафчика.
Что стало причиной семейной размолвки?
Узнать поближе Энн-Линн Гарднер.
Разве Энни не говорила, что переночует у своей бабушки? Может ему поехать туда завтра и узнать номер ее телефона?
10
Лиота прошла с Энни в самый центр церкви, села на середину ряда и, положив руки на колени, стала разглядывать витражи на окнах восточной стороны. Лучи солнца, проникавшие сквозь них, создавали радужное сияние неземной красоты. На стене, прямо перед собой, Лиота увидела старинный крест. По обе стороны от него висела изысканно украшенная золотым и пурпурным орнаментом ткань, на которой были вышиты шелком изречения, прославляющие Царя царей.
Прямо под крестом, на хорах, расположились мужчины и женщины разного возраста и цвета кожи, облаченные в коричневые с белыми воротничками одеяния. Пастор, в длинной черной мантии, занял место справа от кафедры на стуле, похожем на трон. Этого пастора с таким торжественным и важным выражением лица Лиота раньше не видела.
