Маловероятно, что можно изменить мир. Из того, что Лиота прочитала в Библии и что видела вокруг себя в последние годы, она заключила, что неуклонно приближаются худшие времена. Ничто не становится лучше. И в конце концов мир превратится в ад.
Молодой пастор говорил о нынешних временах, призывал прихожан упорно работать, чтобы улучшить мир, ожидающий прихода Иисуса Христа.
Мысли утомили Лиоту. Она вышла из того возраста, когда человек нацелен на изменение окружающего мира. Говоря по правде, ее это не заботило. Сейчас она стояла ближе к смерти, чем к чему бы тони было. Она не осуждала молодого пастора за истовость, за его великие надежды увидеть общину более праведной, более сплоченной, более любящей. Но разве он не читал Апокалипсис?
— Всему свое время… — произнес пастор, и Лиоте показалось, что эти слова слились с ударами колокола. Она вновь погрузилась в раздумье.
— …Время насаждать, и время вырывать посаженное…
В ее саду впервые за долгие годы подрезаны ветви деревьев. И когда наступит лето, они принесут плоды, и тогда нужно будет заниматься консервированием. Захочет ли Энни учиться этому? Захочет ли вскопать огород и посадить овощи? Захочет ли ухаживать за декоративными кустами и многолетними растениями? Лиота вспомнила все их цвета: розовый, голубой, красный, лиловый, желтый.
О, как великолепен был дворик рядом с домом, Господи! Не правда ли? Ты ведь помнишь.
Перед внутренним взором Лиоты сад вновь предстал таким, каким он был и каким мог стать снова. Образ сада ярко вспыхнул в ее сознании и засиял сочными, жаркими красками… красками, несравненно более прекрасными, чем разноцветные витражи на окнах.
Увидит ли все это Энни таким, каким вижу я, Господи? Почувствует ли она Твое присутствие там, как чувствую его я? Или работа в саду покажется ей таким же скучным занятием, как Эйлиноре?
Она вспомнила обидные слова дочери, ее сердитый голос, наполнявший душу острой болью.
«Ты скорее предпочтешь возиться в саду, чем проводить время со своей собственной дочерью!»
«Присоединяйся ко мне, Эйлинора. Выйди со мной хоть на часок в сад и посмотри на все моими глазами…»
«Терпеть не могу копаться в земле. И я не хочу, чтобы мои руки были уродливыми, мозолистыми, с грязью под ногтями. Мне нравятся руки бабушки Элен… Ненавижу ползать на коленках. Бабушка сказала, что ты не можешь меня заставить…»
О, Господи, почему Эйлинора не умела видеть? Почему не могла радоваться, как я? Почему она ненавидела все, что любила я?
— …Время разрушать, и время строить…
Семья Лиоты была разъединена. Полностью разобщена.
Могу ли я, Господи, возродить то, что было между мною и моими детьми, когда они были маленькими? Есть ли шанс у меня и Эйлиноры? И у Джорджа? Смогу ли я растопить сердце моего сына? Он так похож на Бернарда, что мне хочется спасти его от него самого, но он даже близко не подпускает к себе. Он не представляет, насколько похож на своего отца.
О, Господи… неужели это так? И Джордж действительно похож на Бернарда.
Отче, почему мой сын прячется? С чем он боится столкнуться?
Может быть, с неудачей?
— …Время плакать, и время смеяться…
Сколько слез пролила Лиота за свою жизнь! И теперь ей хотелось снова смеяться и избавиться от ненужных сожалений.
Я хочу потанцевать, прежде чем сойду в могилу, Господи. Я хочу, как раньше, чувствовать объятия жизни. Куда подевалась моя жизненная энергия и уверенность в Тебе и в том, что все к лучшему? Когда-то я не уставала себе повторять: «Господь позаботится обо мне». Разве не так учат в церкви? Бог расставит все на свои места. А теперь я чувствую себя покинутой.
В ее душе что-то шевельнулось, как будто она почувствовала нежный поцелуй.
Да, теперь у меня есть Энни. Спасибо Тебе, Иисус, за внучку. Не хочу показаться неблагодарной, но я тоскую по дочери и сыну, Господи…
Образы детей вспыхнули в ее сознании. Она вспомнила дни, когда обнимала, целовала маленьких Эйлинору и Джорджа и свободно выражала свою любовь к ним. Эти дни миновали, когда она столкнулась с проблемой, как им выжить. Ее дети так никогда и не поняли, почему она была вынуждена работать, и она не могла объяснить им это, чтобы не причинить боль другим людям. Думала, что со временем…
— Всему свое время…
Глаза Лиоты наполнились слезами.
Я думала, что мои дети вырастут и сумеют во всем разобраться. Поймут, в конце концов, какую жертву я принесла. Они будут задавать мне вопросы… Почему? Что случилось? Как?
Но этого не произошло. Дети никогда не расспрашивали ее, не проявляли любопытства. Не расспрашивают и сейчас. И до сих пор они ничего не знают.
Когда же они узнают правду, Господи? Когда, наконец, начнут обо всем меня расспрашивать? Когда посмотрят на прошлое моими глазами? Или, может, такова Твоя воля, чтобы правда умерла вместе со мной? Так ли это, Иисус?
Разумеется, в этом нельзя усматривать Божий промысел.
«Я есмь путь и истина и жизнь….. Истина сделает вас свободными»[18].
Истина, причиняющая боль, состояла в том, что Эйлинора замкнулась и Джордж закрыл свое сердце. Почему? Как Джордж обращается со своей женой, с детьми? Ведет ли он себя так, как его отец много лет назад? Испытывает ли ее сын душевную боль? Может быть, его сердце разбито?
Из-за чего, Отче? О, Господи Иисусе, моя душа изболелась за Эйлинору и Джорджа. Я так сильно люблю своих детей. Я хочу вернуть их. Знаю, что прошу слишком многого. Я всегда просила слишком многого, Господи. Я хотела сделать для них все. Я хотела, чтобы они получили все, что Ты являешь миру. Почему они не захотели принять это? Потому ли, что они не хотели ничего брать из моих рук? Здесь ли кроется моя ошибка, Господи?
В горле у Лиоты пересохло, она чуть не расплакалась при мысли, что потерпела неудачу.
— …Время искать, и время терять…
Лиота закрыла глаза.
О, Господи мои дети как заблудшие овечки. Узнают ли они Твой голос, когда Ты призовешь их? Заплачут ли с облегчением и побегут ли к Тебе? Или они останутся глухи к Тебе, Господи? Даже услышав Тебя, не убегут ли, гонимые страхом? Будут ли отталкивать руку, которая тянется к ним ради их же спасения?
Она предпринимала отчаянные попытки что-то сделать. Но все ее старания оказались напрасными. И вот теперь молодой велеречивый пастор призывает делать… делать… делать…
Она делала все, что было в ее силах, и ничего хорошего из этого не вышло. Ей всегда не хватало времени. Пролетали дни, недели, годы.
Лиота почувствовала, как Энни взяла ее руку, и. вздрогнув, открыла глаза. Внучка с нежностью смотрела на нее и улыбалась. Лиота тоже улыбнулась, чтобы не выдать своих переживаний. Однако глаза Энни наполнились слезами, и она взяла бабушку за обе руки.
Лиота снова закрыла глаза.
Ничего хорошего я не сделала, Господи, и вот я сижу здесь и вижу, что сделал Ты. Может быть, еще есть надежда?
Если бы она могла сказать правду. Если бы дети выслушали ее…
— …Время сберегать, и время бросать…
Эти слова вызвали в душе Лиоты бесконечную нежность.
О, Господи, своей любовью я отражу все сказанные мне злые слова. Избавлюсь от раздражения и гнева, обиды и отчаяния. Не буду без конца терзать себя размышлениями о несправедливых обвинениях, молчании и длительном непонимании. Буду думать только о Тебе. Об Энни. О цветущих в саду деревьях. О многолетних и однолетних растениях, которые и не нуждаются в особом уходе. Цветы не растут, если нет дождя, а дождь идет все время, Господи.
О, какой затяжной дождь.
— …Время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру.
Лицо Лиоты выражало решимость. Да, она растопит сердце своего сына и охладит гнев дочери. Больше она не будет молчать.
О, Отец, время пришло. Не так ли? Время рассказать правду о прошлом. Я любила долго и сильно, но пришло время возненавидеть зло, которое отдалило моих детей от меня. Я буду сражаться за Эйлинору и Джорджа независимо от того, понравится им это или нет. И я буду бороться до последнего вздоха. Я долго ждала этого часа и теперь расскажу им все, что должна была рассказать. Они будут потрясены. Может быть, тогда они сойдут со своих пьедесталов, скинут своих идолов и повернутся к Богу живому, Который сотворил их и любит как Своих детей.
— Слава Отцу… — запели в собрании молящихся, и Лиоте показалось, что своды купола загудели в унисон голосам. — …И Сыну, и Святому Духу…
Лиота не пела вместе с прихожанами, она не помнила ни одного сказанного пастором слова, однако чувствовала себя обновленным человеком. Она даже не пыталась присоединиться к поющим, но их пение отзывалось в ее сердце.
