И она поклонилась Акселю, но видно было, что лицо ее смеется. Одд от ярости не мог вздохнуть, но потом справился с собой и крикнул:
— Никакой он тебе не суженый, этот мальчишка! Не было у нас даже разговора с ним и его отцом о твоей свадьбе! Ты выйдешь замуж за Акселя!..
Но Аксель сплюнул и забрал свои серьги:
— Нечасто я видел, чтобы женщина отдавала золото в обмен на серебряные побрякушки. И видно, не сулит это ничего хорошего нашей свадьбе. Так что, Одд, не стоит тебе злиться на дочь. Многие бы сказали, что такова твоя судьба.
И он развернулся и пошел прочь.
Одд схватил Ингрид за плечо и потащил за собой в амбар, где они жили.
— Что тебе передал этот купец, что ты так обрадовалась? — сквозь зубы спросил он.
— Он сказал, что Хельги жив и здоров и шлет мне подарок, потому что помнит и любит меня. И что он стал воином, и в поясе у него звенит серебро, — ответила Ингрид.
— А ты уж и обрадовалась… Ты помнишь, что он на пять лет изгнан? Ты хочешь стать старой девой? А если он упадет в море, опившись пива, или его худое тело проткнут мечом, когда он будет мешаться настоящим воинам в какой-нибудь битве?.. Ради чего ты будешь ждать его все эти годы?
— Купец сказал, что Хельги выглядел, как воин. И за этот год он стал таким, что сам проткнет мечом кого угодно. А особенно мужа, за которого ты меня выдашь против моей воли.
Так они подошли к амбару, Одд затолкнул Ингрид внутрь и перебранка продолжилась. Но в конце концов Ингрид снова победила, и Одд согласился подождать еще год.
Еще несколько дней они оставались на ярмарке и на тинге. Бьёрн подружился с Хёгни и показывал ему, как правильно наносить удары мечом. Хёгни рассказал свою историю: как жил он с родителями далеко на юге и как в их деревню вошли викинги, возвращающиеся из похода. Отца его убили сразу, а мать умерла по дороге на Север. А его самого, сжалившись, купил Харальд Тордсон. И что Харальд обращается с ним хорошо и обещал со временем дать ему вольную. Потом Хёгни сказал:
— А больше всего люблю я слушать про битвы и героев, и хотел бы я послушать и твоего брата. Много скальдов слыхал я, но еще ни одного не было из здешних краев.
Бьёрн спросил:
— Разве тебя пускают на пиры, что ты слыхал так много скальдов?
При этих словах Хёгни усмехнулся и показал на большую сосну, которая росла прямо рядом с главным домом Харальда. Одна из ветвей ее свисала прямо над крышей.
— Когда к нам приезжают скальды, то я забираюсь по дереву на крышу, раздвигаю солому и слушаю их оттуда.
Бьёрн рассмеялся и сказал, что верит он: скоро наступят те времена, когда Хёгни сможет снять свой ошейник и слушать скальдов вместе с хозяевами.
На тинг приехали и люди конунга Олафа во главе с Хальвданом Умельцем, которые потребовали податей и объявили, что все должны теперь поклоняться Белому Христу. Потом они построили рядом с усадьбой Харальда Тордсона деревянную церковь и сказали, чтобы все, кто был на тинге, приняли бы крещение. Да только к тому времени все уже успели разъехаться, и никого собрать они не смогли. Тогда Хальвдан Умелец пришел к Харальду и потребовал, чтобы крестился хотя бы он и его домочадцы.
На это Харальд ответил так:
— Слышал я кое-что об учении Белого Христа, но не так много, как о наших старых богах. Лучше будет, если ты оставишь в этой церкви священника, который сможет нам передать слова Белого Христа, чтобы мы знали, чему он учил. Потом и обратимся в его веру. А сейчас лишний раз не хочется лезть в ледяную воду.
Не нашел Хальвдан, что ему возразить на эти рассудительные слова. Но оставил священника жить в церкви, взяв с Харальда обещание, что его будут кормить и не причинят ему вреда. Затем люди конунга отправились дальше по Согну.
А Одд с дочерями и Бьёрном отправились с ярмарки вместе с Торбрандом, и два дня пировали они в его усадьбе. Хильда очень обрадовалась вестям об Хельги, и ее дочери, которые как раз гостили с мужьями у матери, радовались вместе с ней.
И на пиру Одд тихо сказал Торбранду:
— Видать, такие нити сплели норны, что обе мои дочери выйдут за твоих сыновей. Но только не верю я в то, что Хельги так скоро вернется. И ждать пять лет я не хочу. Хочу я раньше увидеть внуков, чем совсем состарившись.
На это Торбранд ответил так:
— Не думал я, что будет прок от моего младшего сына. До сих пор нет у меня веры словам, что сказал купец на ярмарке. И если бы не серьги, которые, верно, не стал бы купец дарить Ингрид сам по себе, выгнал бы купца как последнего лжеца. Но ежели все так, как он сказывает, то свершилось чудо, и Хельги ждет великая удача. А значит, и твоя дочь не зря за него так держится. Времена нынче нас ждут смутные, и хотя по сердцу был конунг Олаф многим, многих может он оттолкнуть со своими священниками и Белым Христом. Чую я, будут еще битвы и на нашем веку. Так что, может, и стоит подождать еще год и посмотреть, что в наших землях к тому времени случится.
На том и порешили. И на следующий день Одд с дочерями и Бьёрн отправились дальше, в усадьбу Одда.
На Йоль они снова пировали вместе, а сразу после Йоля у Бьёрна и Сигрун родился сын, которого назвали по деду — Одд. И старый Одд был очень доволен и всем рассказывал, каким великим бойцом станет со временем маленький Одди. И долго он оставался еще очень веселым.
Но тут как-то к нему пришел Бьёрн и сказал:
— Этой зимой исполнилось мне двадцать лет. Мой брат уже стал воином, а я все сижу дома у очага. Аксель Сигурдсон собирает охочих людей, чтобы весной пойти в земли франков и фризов. Хочу я пойти с ним.
На это Одд ответил так:
— Тому, кто всю жизнь провел в походах, не к месту будет тебя отговаривать. Но не хочу я, чтобы Сигрун осталась вдовой, а маленький Одди — сиротой. Давай сразимся на мечах, и если ты меня, одноногого, победишь, то можешь посылать весть Акселю. А если выйду победителем я, то и твой поход мы отложим на год.
Так они и порешили. И бились они на деревянных мечах, и Одд на одной ноге сумел два раза ударить Бьёрна мечом в живот. Бьёрн расстроился, но Одд сказал, что будет обучать его воинскому ремеслу и что через год сумеет он выйти победителем из их сватки. Так что пришлось Бьёрну еще на один год остаться в заливе Аурланд, и не проходило и дня, чтобы они с Оддом не бились бы на мечах или не метали бы копья.
Весной пришли вести о конунге Олафе. Говорили люди о том, как вышел он с большим войском из Викена и двинулся на запад. Говорили и о том, что уже всем бондам в Агдире и Рогаланде пришлось принять крещение и что на тинге никто не решился возразить Олафу, такой грозный вид он имел. Затем пришли вести из Хордаланда о том, как тамошние бонды договорились с конунгом и как один из них, Эрлинг Скьялгсон, получил в жены сестру Олафа, Астрид, в награду за помощь в обращении их земли в христианство. А тех, кто все же упорствовал в старой вере, велел конунг сжигать в их домах и топить в море, оставляя связанными на заливаемых морем отмелях. И через то много людей сгинуло, а еще больше, бросив дома и близких, отправились в изгнание.
И тогда Одд сказал:
— Что же, скоро настанет и наш черед. Только пусть Олаф сын Трюггви не думает, что на тинге нашей земли все точно так же засунут языки себе в задницы, как то случилось с рогаландцами.
Однако весну сменило лето, а конунг Олаф все еще оставался на юге, строя церкви и устраивая свои семейные дела. А потом и лето стало заканчиваться, и начались дожди и штормы на море, а от конунга все еще вестей не было.
Как-то на море была сильная буря, так что даже в полдень солнца почти не было видно из за низких серых туч, а по фьорду ходили немалые волны. И Бьёрн вышел к морю забрать из лодочного сарая треснувшее весло, которое давно хотел починить. Тут он увидел, что по фьорду плывет лодка, то и дело ныряя в волны, а гребцом в ней какой-то невысокий человек. Бьёрн остановился посмотреть и скоро увидел, что лодка плывет к нему, а когда гребец обернулся через плечо, то Бьёрн узнал Хёгни, мальчика-раба из усадьбы Харальда Тордсона.
Лодка медленно приближалась, а когда она была уже совсем близко, Бьёрн вошел в холодную воду и вытащил лодку на берег, чтобы не билась она о камни. Хёгни в это время положил весла и пытался отдышаться.
— Не лучшее время ты выбрал для путешествия на лодке, — сказал Бьёрн. — Что привело тебя к нам в такую непогоду?
Хёгни ответил слабым голосом:
— Плохие вести.
Бьёрн обхватил Хёгни, вынул его из лодки, и отнес в дом. Там с него сняли мокрую насквозь одежду, закутали в одеяло и усадили у огня. И Хёгни рассказал:
— Все началось три дня назад, когда ночью сгорела церковь вместе со священником, который жил в ней. Никто не понял, от чего случился пожар, потому как священник не позволил сделать в своей церкви очаг, говоря, что его бог этого не позволяет, а греться приходил к нам и набирал углей в горшок. И этот горшок грел его до утра. Не знаю, почему Белый Христос хотел, чтобы его служители мерзли, но никакого огня в церкви обычно не бывало. Не было и грозы с молниями. Потому все решили, что он во сне опрокинул горшок, хотя Эйнар, младший сын Харальда, сказал, что, видать, это Локи поджег церковь, мстя за старых богов.
