Джейкоба опустел, и, расспросив его сослуживцев, узнал, что он «уехал на север» – а куда именно, никто толком не знал.
По прошествии двух лет, приехав на несколько дней в Глазго, я остановился у моего друга доктора Манро. Он был человек занятой и не мог позволить себе продолжительных совместных прогулок, так что мне пришлось совершать самостоятельные вылазки в долину Троссакс, на озеро Лох-Кэтрин и вниз по течению Клайда. В предпоследний вечер своего пребывания в городе я вернулся домой несколько позже, чем мы с доктором условились, но оказалось, что хозяин тоже задерживается. Служанка известила меня, что его срочно вызвали в больницу – произошел несчастный случай на газовом заводе, и потому ужин отложен на час; тогда, сказав ей, что отправлюсь ему навстречу и вернусь вместе с ним, я вышел на улицу. Когда я нашел его в больнице, он мыл руки перед тем, как пойти домой. Между делом я поинтересовался подробностями происшествия, из-за которого его вызвали.
– О, обычное дело! Всему виной прогнивший трос и пренебрежение человеческой жизнью. Двое рабочих чинили газометр, когда лопнул трос, к которому крепилась их люлька. Вероятно, это случилось перед самым обедом, поскольку никто не заметил их отсутствия до тех пор, пока другие рабочие не вернулись в газометр. Уровень воды в нем достигал семи футов, так что этим бедолагам пришлось нелегко. И все же один из них выжил – едва выжил, – однако, вытаскивая его, нам пришлось изрядно повозиться. Похоже, он был обязан жизнью своему товарищу – большего героизма мне не доводилось встречать. Они вдвоем оставались на плаву, покуда хватало сил, но в конце концов так изнемогли, что ни огни наверху, ни люди, спустившиеся на веревках, чтобы помочь несчастным, не сумели удержать их на воде. Тогда один из них встал на дно, подняв другого над головой, и несколько глотков воздуха провели грань между жизнью и смертью. Когда их вытащили наружу, вид у них был ужасный из-за примесей газолина и смолы, которые делают воду похожей на пурпурную краску. Тот, что оказался сверху, выглядел так, словно его с головы до пят окатили кровью. Уф!
– А другой?
– О, с ним дело обстояло еще хуже. Но он, по-видимому, был в высшей степени благородным человеком. Та борьба за жизнь, что разворачивалась под водой, вероятно, была ужасна – на эту мысль наводили его кровоточившие конечности. Глядя на него, можно поверить в известное объяснение того, почему появляются стигматы на телах святых. Такая сила воли, пожалуй, способна сдвинуть горы. Да что там – она смогла бы отворить перед ним райские врата! Взгляните сами, старина, – зрелище, конечно, не из приятных, особенно перед ужином, но ведь вы писатель, а это случай довольно любопытный. Это нечто, чего вам ни за что не захотелось бы упустить, так как, по всем вероятиям, вы никогда больше не увидите ничего подобного.
Пока доктор Манро все это рассказывал, мы дошли до больничного морга.
На носилках лежало тело, накрытое и туго обернутое белой простыней.
– Похоже на кокон насекомого, не так ли? Знаете, Джек, если есть доля правды в старом мифе, гласящем, что бабочка является воплощением человеческой души, тогда та, которая родилась из этого кокона, была в высшей степени замечательным экземпляром и собрала весь солнечный свет на своих крыльях. Смотрите!
И он открыл лицо мертвеца. Оно было поистине ужасно и словно покрыто пятнами крови. Но я тотчас узнал его. Джейкоб Сеттл! Мой друг развернул простыню, обнажив туловище покойного.
Руки Джейкоба были скрещены на багровой груди – так, как их благоговейно уложила какая-то чувствительная натура. Когда я увидел их, мое сердце зашлось ликованием. Мне незамедлительно вспомнился мучительный сон, терзавший его при жизни. Теперь на этих слабых, но мужественных руках не алело ни пятнышка – они были белы как снег.
И, глядя на них, я каким-то образом понял, что власть того дурного сна закончилась. Эта благородная душа наконец добилась права пройти в небесные врата. Надевая белое облачение, эти руки не оставили на нем ни единого пятна.
Крукенские пески
Мистер Артур Фернли Маркем, лондонский коммерсант, тот самый, что снял так называемый Красный дом близ деревушки Мэйнс-оф-Крукен, был кокни до мозга костей, а потому счел необходимым, раз он едет на лето отдыхать в Шотландию, запастись полным нарядом вождя шотландских горцев, точь-в-точь как на хромолитографиях и на сцене варьете. Как-то раз в мюзик-холле «Империя» он видел, как актер, выступавший под псевдонимом Великий Князь, – тот самый, что играл в «Короле-Буяне», – сорвал бурные аплодисменты зала в «Макслогане из Слогана» знаменитой шотландской песенкой «После хаггиса у всех пересохло в горле!». С тех пор яркий образ настоящего горского воина навеки запечатлелся в сердце мистера Маркема. И в самом деле, если бы удалось заглянуть в глубины души мистера Маркема, оказалось бы, что среди причин, по которым он решил поехать на лето в Абердиншир, на первом месте высится колоритная фигура Макслогана из Слогана. Так или иначе, судьба была к нему в высшей степени благосклонна – по крайней мере, в вопросах, касавшихся красоты внешней, – и подсказала ему остановить свой выбор на Крукенской бухте. Это очаровательное местечко между Абердином и Питерхедом, у подножия скалистого мыса, где в Северное море вклинивается цепочка высоких опасных рифов, которые здесь называют Шпоры. Между Шпорами и Мэйнс-оф-Крукен – деревушкой, с севера укрытой от ветра утесами, – лежит глубокая бухта в окружении множества поросших травой дюн, где кишмя кишат кролики. По обе стороны от бухты высятся скалы, и, когда на красную сиенитовую породу падают рассветные или закатные лучи, выходит очень красиво. Дно у бухты песчаное, ровное, вода в отлив отступает далеко, оставляя по себе гладкий плотный песок, на котором повсюду виднеются рыбацкие снасти на опорах: в бухте промышляют лосося. В одном конце бухты громоздятся несколько валунов, которые не заливает даже во время прилива – разве что в шторм, когда через них перекатываются зеленые волны. В отлив они оголяются
