Однажды утром выпал первый снег. Он выпал очень рано для осеннего времени. Бедная женщина посмотрела на свое окно, испугалась и стала открывать балконную дверь.
И когда дверь тяжело начала скрипеть, женщина услышала с балкона испуганное мяуканье, скрипучее и назойливое.
— Кошка! Кошка на балконе! — заметалась бедная женщина, подумав, что кошки забрались от кого-то от соседей. Ведь всем известна страсть кошек ко всему маленькому и бегающему.
Наконец балконная дверь подалась, и женщина выскочила на снег прямо в тапочках.
В кастрюле сидела роскошная, огромная капуста, кудрявая, как роза, а сверху, на многочисленных лепестках, лежал некрасивый худой младенец, красный, с шелушащейся кожицей. Младенец, зажмурив глаза-щелки, мяукал, захлебывался, дрожал стиснутыми кулачками, дрыгал ярко красными пятками величиной со смородину… Мало того, на лысой голове ребенка лежал, прилипнув, шелковый красный лоскуток.
«А где Капочка? — подумала женщина и внесла кочан с ребенком в комнату. — Где моя девочка?»
Она отложила плачущего ребенка на подоконник и стала рыться в капусте, перебрала ее по листочку, но Капельки нигде не было. «И кто мне подложил сюда этого младенца? — думала она. — Посмеяться захотели… Откуда ребенок здесь? Куда я его дену? Огромный какой-то… Подкинули мне… Капочку взяли, а эту подкинули…»
Ребенку явно было холодно, кожица его посинела, он плакал все писклявей.
Женщина подумала, что эта девочка-великанша ни в чем не виновата, и взяла ее на руки, осторожно, не прижимая к себе, отнесла в ванную под теплую воду, обмыла, вытерла и завернула в сухое полотенце.
Новую девочку она отнесла на свою кровать и укрыла там одеялом потеплее, а сама взяла из старинной коробочки половину фасоли и стала целовать, плакать над ней, вспоминая свою маленькую исчезнувшую Капочку.
Уже было ясно, что Капочки нет, что вместо нее появилось это огромное, некрасивое, несуразное существо с большой головой и тощенькими руками, настоящий младенец, совершенно чужой…
Женщина плакала-плакала и вдруг остановилась: ей почудилось, что тот маленький ребенок не дышит. Неужели эта девочка тоже погибла? Господи, неужели она простудилась на подоконнике, пока шли поиски в капусте?
Но младенец крепко спал, зажмурившись, никому ненужный, действительно некрасивый, жалкий, беспомощный. Женщина подумала, что и покормить-то его некому, и взяла ребенка на руки.
И вдруг что-то как будто стукнуло ее изнутри в грудь.
И, как делают все матери на свете, она расстегнула кофту и приложила ребенка к груди.
Покормив свою девочку, мать уложила ее спать, а сама налила воды в кувшин и полила капусту и оставила ее расти на окне.
Со временем кочан разросся, дал длинные побеги и мелкие бледные цветы, и маленькая девочка, когда в свою пору встала на слабые ножки и пошла, — первым делом отправилась, качаясь, к окну и засмеялась, указывая пальцем на длинные ветки матери-капусты.
Отец
Жил на свете один отец, который никак не мог найти своих детей. Он всюду ходил, спрашивал, не пробегали ли тут его дети, но когда ему задавали простой вопрос: «Как выглядят они, как зовут ваших детей, мальчики или девочки» и так далее, он ничего не мог ответить. Он знал, что они где-то есть, и просто продолжал свои поиски. Однажды поздно вечером он пожалел какую-то старушку и донес ей тяжелую сумку до дверей квартиры. Старушка не пригласила его зайти, она не сказала ему даже «спасибо», но вдруг посоветовала ему поехать на электричке до станции «Сороковой километр».
— Зачем? — спросил он.
— Как зачем? — ответила старушка и тщательно закрыла свою дверь на замок, на ключ и на цепочку.
Все-таки в первый же выходной — а была суровая зима — он направился на сороковой километр. Поезд почему-то шел весь день с большими остановками и наконец, когда стало темнеть, дополз до платформы «Сороковой километр». Незадачливый путешественник оказался на краю леса и зачем-то полез по сугробам в самую чащу. Вскоре он попал на утоптанную тропинку, которая в сумерках привела его к маленькой избушке. Он постучался, никто ему не ответил. Он вошел в сени, постучал в дверь. Опять никого. Тогда он осторожно вошел в теплую избу, снял сапоги, куртку и шапку и стал оглядываться. В домике было чисто, тепло, горела керосиновая лампа. Как будто кто-то только что вышел из дома, оставив на столе чашку, чайник, хлеб, масло и сахар. Печь была теплая. Наш путешественник замерз и проголодался, поэтому, громко извинившись, он налил себе чашку кипятку и выпил. Подумав, он съел кусок хлеба и оставил на столе деньги.
Тем временем за окнами стемнело уже окончательно, и путешествующий отец стал думать, как быть дальше. Он не знал расписания поездов и вообще рисковал завязнуть в сугробах, тем более что повалил снег, заметающий все следы.
Тогда он прилег на лавочку и задремал.
Разбудил его стук в дверь. Приподнявшись на лавочке, он сказал:
— А-да, пожалуйста!
В избу вошел маленький, закутанный в какое-то рваное тряпье ребенок. Войдя, он в нерешительности замер у стола.
— Это еще что за явление? — спросил с лавочки не совсем проснувшийся будущий папаша. — Ты откуда? Как ты здесь очутился? Ты здесь живешь?
Ребенок пожал плечами и сказал «нет».
— Тебя кто привел?
Ребенок покачал замотанной в рваную шаль головой.
— Ты один?
— Я один, — ответил ребенок.
— А мама? Папа?
Ребенок засопел и пожал плечами.
— Тебе сколько лет-то?
— Я не знаю.
— Ну хорошо, тебя как зовут?
Ребенок опять пожал плечами. Носик у него вдруг оттаял и потек. Он вытер нос рукавом.
— Погоди, — сказал тут будущий отец. — Для такого случая у людей имеются носовые платки.
Он вытер ребенку нос и стал осторожно раздевать его. Размотал шаль, снял меховую, какую-то старушечью, шапку, снял пальтишко, теплое, но очень рваное.
— Я мальчик, — сказал вдруг ребенок.
— Ну, это уже кое-что, — сказал этот человек, помыл ребенку под рукомойником руки, очень маленькие, с очень маленькими ноготочками. Ребенок был вообще похож на старичка, временами на китайца, иногда даже на космонавта своими припухшими глазами и носом.
Человек напоил ребенка сладким чаем и стал кормить его хлебом. Оказалось, что ребенок сам пить не умеет, пришлось поить его с ложечки. Человек даже вспотел от усталости.
— Ну вот, теперь давай я положу тебя спать, — сказал он, окончательно замотавшись. — На печке тепло, но ты оттуда свалишься. Баю-баюшки-баю, не ложися на краю. Я тебя положу на сундуке и заставлю стульями. Что бы такое постелить тебе…
Человек стал искать по избе теплое одеяло, не нашел, решил постелить свою теплую куртку, снял с себя свитер, чтобы укрыть дитя. Но тут он посмотрел на сундук. Вдруг там что-то есть, какое-нибудь тряпье?
Человек раскрыл сундук, вытащил оттуда голубое шелковое стеганое одеяльце, подушку с кружевами, матрасик и стопку маленьких простынок. Под ними оказалась связка тонких рубашечек, тоже с кружевами, затем теплые байковые рубашечки и комок вязаных штанишек, перетянутый голубой лентой.
— Ого, да тут целое приданое! — воскликнул человек. — Это, правда, принадлежит какому-то другому ребенку… Но все дети ведь одинаково мерзнут и одинаково хотят есть… Надо друг с другом делиться! — громко сказал будущий отец. — Нельзя допускать, чтобы у одного ребенка не было ничего, он бы ходил в тряпках, а у другого ребенка было бы слишком много. Верно? — спросил он.
Но ребенок уже заснул на лавочке.
Тогда человек неловкими руками приготовил роскошную постельку, очень осторожно переодел ребенка во все чистое и уложил его. Сам же бросил куртку на пол возле сундука, заставленного стульями, и лег, укрывшись свитером. При этом будущий отец так утомился, что уснул сразу же, как никогда в жизни не засыпал.
Проснулся он от стука в дверь.
В помещение входила какая-то женщина, вся занесенная снегом, но босая. Вскочив спросонок, человек загородил собой сундучок и сказал:
— Извините, мы тут у вас немного похозяйничали. Но я заплачу вам.
— Извините, я заблудилась в этом лесу, — не слушая, сказала женщина, — и решила зайти к вам погреться. Я боялась, что замерзну, там настоящая метель. Можно?
Человек понял, что эта женщина вовсе не хозяйка дома.
— Сейчас я вам согрею чайник, — сказал он. — Садитесь.
Пришлось топить печь дровами, пришлось искать в сенях бочку с водой. Попутно нашелся чугунок с еще теплой картошкой и другой чугунок с пшенной кашей на молоке.
— Ладно, это мы съедим, а кашу оставить придется ребенку, — сказал человек.
— Какому ребенку? — спросила женщина.
— Да вот, — и человек показал на сундучок, где сладко спал маленький ребенок, закинув ручки за голову.
