— Итак, чем могу помочь? — спросила Кейсер.
Корнелиус посмотрел ей прямо в лицо: карие глаза, коричневая кожа, каштановые волосы — трио шоколадных оттенков. На вид ей было где-то сорок пять лет — на десять лет больше, чем ему самому. Он видел, как она плакала от боли, как умоляла не мучить её. Он не сожалел об этом; она это заслужила. Однако…
Однако.
— Кейсер, — сказал он, — я бы хотел взять отпуск.
— Преподавателям на сезонном контракте не положен оплачиваемый отпуск, — ответила она.
Корнелиус кивнул.
— Я знаю. Я… — Он отрепетировал этот разговор, но всё равно запнулся, снова подумав, правильный ли подход он избрал. — Вы знаете, что я болел. Доктор сказал, что мне нужен… отдых. Ну, знаете — восстановить силы.
На лице Кейсер возникло выражение обеспокоенности.
— Это что-то серьёзное? Я могу как-то помочь?
Корнелиус покачал головой.
— Нет, всё будет в порядке, я уверен. Но я… я просто не чувствую себя готовым появиться перед студентами.
— Ну, через пару недель будет Роджество. Если вы сможете дотянуть…
— Простите, Кейсер. Я не уверен, что смогу.
Кейсер нахмурилась.
— Вы ведь знаете, что у нас нехватка кадров из-за того, что Мэри Воган ушла.
Корнелиус кивнул, но ничего не сказал.
— Я обязана спросить, — сказала Кейсер. — У нас тут факультет генетики, как-никак. Тут есть масса вещей, от которых можно заболеть, и… в общем, я обязана заботиться о здоровье студентов и сотрудников. Ваши проблемы со здоровьем не связаны с веществами или образцами, с которыми вы работали здесь?
Корнелиус снова покачал головой.
— Нет. Нет, ничего такого. — Он глубоко вздохнул. — Просто я не могу здесь находиться.
— Почему?
— Потому что… — Если бы он заговорил об этом несколько недель назад, его бы хватил удар, но сейчас…
Он слегка двинул плечами.
— Потому что вы победили.
Брови Кейсер съехались над переносицей.
— Простите?
— Вы победили. Ваша система — она победила. Я разбит.
— Какая система?
— Ой, да ладно! Система найма персонала, система продвижения по службе, система бессрочных контрактов. В ней нет места для белого мужчины.
Кейсер, по-видимому, не могла смотреть ему в глаза.
— Это очень болезненная тема для нашего университета, — сказала Кейсер. — Для всех университетов. Но вы ведь знаете, что несмотря на присутствие в штате меня и других женщин факультет генетики всё равно сильно не дотягивает предписанного университетом процента женщин среди сотрудников c постоянными должностями.
— Вас должно быть сорок процентов, — сказал Корнелиус.
— Правильно, но у нас такого нет даже и близко — пока. — В голосе Кейсер зазвучали нотки самооправдания. — По идее-то должно быть пятьдесят, и…
— Пятьдесят, — повторил Корнелиус. Он произнёс это так спокойно, что сам удивился, и, по-видимому, удивил и Кейсер тоже, потому что она тут же замолчала. — Даже если среди соискателей женщин лишь двадцать процентов?
— Да, но цель всё-таки ставится не в пятьдесят. А лишь сорок процентов.
— Сколько должностей с бессрочным контрактом на нашем факультете?
— Пятнадцать.
— И сколько из них занято женщинами?
— Сейчас? Считая Мэри?
— Разумеется считая Мэри.
— Три.
Корнелиус кивнул. Он рассчитался с двумя из них; третья была инвалидом-колясочником, и он не смог заставить себя…
— Так что следующие три вакансии должны достаться женщинам, не так ли?
— Ну, да. Если они удовлетворяют требованиям.
Корнелиус снова удивил себя: прежде эти четыре слова приводили его в бешенство. Но сейчас…
— И если Мэри уйдёт насовсем, — сказал он по-прежнему ровным тоном, — а это весьма вероятно, то её должность также должна будет занять женщина, правильно?
Кейсер кивнула, всё ещё избегая смотреть ему в глаза.
— То есть следующие четыре постоянные должности должны будут занять женщины. — Он сумел остановиться — и это далось гораздо легче, чем он ожидал — прежде, чем добавить «Предпочтительно чернокожие инвалиды».
Кейсер кивнула снова.
— Как часто открывается вакансия постоянного сотрудника? — спросил он, словно не знал ответа давным-давно.
— Это происходит, когда кто-то выходит на пенсию или покидает университет.
Корнелиус молча ждал.
— Раз в два года или около того, — наконец, ответила Кейсер.
— В среднем скорее ближе к трём, — сказал Корнелиус. — Поверьте: я всё посчитал. Из этого следует, что пройдёт двенадцать лет, прежде чем вы наймёте мужчину, и даже тогда это скорее всего будет представитель меньшинств и, вероятно, инвалид.
— Ну…
— Это так?
Ему не нужен был ответ Кейсер; Корнелиус читал соответствующую часть коллективного соглашения между Собранием факультета и Советом управляющих так часто, что мог процитировать её наизусть, несмотря на суконные бюрократические формулировки:
(i) В подразделениях, где менее 40 % постоянных/библиотекарских должностей заполнено женщинами, в случае, если квалификация кандидатов в значительной степени эквивалентна, на должность должен быть рекомендован кандидат женского пола, принадлежащий к визуальному/расовому меньшинству, либо аборигенного происхождения, либо имеющий инвалидность.
(ii) В случае отсутствия кандидата, описанного в пункте (i) на должность должен быть рекомендован кандидат женского пола, либо кандидат мужского пола, принадлежащий к визуальному/расовому меньшинству, либо аборигенного происхождения, либо имеющий инвалидность.
В случае отсутствия кандидатов, описанных в пунктах (i) и (ii) на должность могут быть рекомендованы кандидаты мужского пола.
— Корнелиус, мне очень жаль, — сказала, наконец, Кейсер.
— Все стоят в очереди перед здоровым белым мужчиной.
— Это лишь потому, что…
Голос Кейсер затих, и пристальный взгляд Корнелиуса вцепился в её лицо.
— Да? — сказал он.
Она даже немного съёжилась.
— Это потому что в прошлом здоровые белые мужчины слишком часто проходили без очереди.
Корнелиус вспомнил, как ему говорили что-то подобное в прошлый раз — какой-то белый парень, либерал с горящим взором, прошлой весной на какой-то вечеринке. Он тогда вцепился ему в горло, крича, что нельзя наказывать людей за прегрешения их предков, но достиг лишь того, что…
Он понял это только сейчас.
Он тогда лишь выставил себя идиотом и покинул вечеринку, кипя от возмущения.
— Может быть, вы и правы, — сказал Корнелиус. — В любом случае, как там говорится в старой молитве: «Боже, дай мне терпение вынести то, что я не могу изменить, мужество бороться с тем, что я могу изменить, и мудрость, чтобы отличить одно от другого». — Он помолчал. — В данном случае я могу отличить.
— Мне жаль, Корнелиус, — сказала Кейсер.
— Так что я должен уйти. — Яйца в жменю и катись домой, подумал он — хотя, конечно, он теперь неспособен сделать именно это.
— В большинстве университетов действуют подобные же программы позитивной дискриминации, — сказала Кейсер. — Куда вы пойдёте?
— Наверное, в частный бизнес. Я люблю преподавать, но…
Кейсер кивнула.
— Биотехнологии сейчас — горячая тема. Масса вакансий, и…
— И поскольку это новая отрасль промышленности, ей не приходится исправлять исторические перекосы, — ровным тоном закончил Корнелиус.
— Кстати, — сказала Кейсер. — Знаете, куда вам надо обратиться? В «Синерджи-Груп»!
— Что это?
— Это американский мозговой центр, занимающийся неандертальскими проблемами. Это туда ушла Мэри Воган.
Корнелиус хотел было с порога отвергнуть предложение — работать вместе с Мэри ему будет так же тяжело, как и с Кейсер — но Кейсер продолжила:
— Я слышала, что Мэри посулили полторы сотни штук зелёными.
У Корнелиуса отпала челюсть. Это было — Боже, это же почти четверть миллиона канадских долларов в год! Вот какие деньги должны зарабатывать парни с Ph.D. из Оксфорда вроде него.
И всё же…
— Я бы не хотел путаться у Мэри под ногами, — сказал он.
— Вы и не будете, — сказала Кейсер. — Я слышала, она уходит из «Синерджи». Дария Клейн получила от неё е-мейл. Она, по-видимому, собирается натурализоваться — переехать к неандертальцам насовсем.
— Насовсем?
Кейсер кивнула.
— Я так слышала.
Корнелиус задумался.
— Думаю, тогда стоит попробовать послать туда резюме…
— Даже не раздумывайте! — воскликнула Кейсер, по-видимому, радуясь, что может сделать для Корнелиуса хоть что-то. — Кстати, я вам напишу рекомендательное письмо. Держу пари, им нужен будет эксперт по ДНК, чтобы заменить Мэри. Вы ведь заканчивали аспирантуру в Оксфордском Центре изучения древних биомолекул? Вы прекрасно впишитесь.
