— А если она заорет, я всажу тебе пулю в кишки. Я не шучу. Давай, Эдди, действуй.
Блондинка придерживала рукой разорванную бретельку.
— Нет, — прохныкала она, — пожалуйста…
— Мне очень жаль, леди, но я должен делать все, что говорит Гарри, — извинился я, схватил ее за волосы и прильнул к губам.
Она пыталась отпихнуть меня, но силенок у нее было маловато. Раньше я никогда не целовал такую красивую женщину.
— Отлично, Эдди, достаточно.
Я отпустил блондинку, отошел и встал рядом с Гарри.
— Эй, Эдди, — спросил Гарри, — что это за штуковина торчит у тебя между ног?
Я не ответил.
— Посмотри, Максон, — продолжал Гарри, — у моего парня встал на твою жену! Вот черт, мы же не за этим сюда пришли. Нам нужны наличные и побрякушки.
— Меня тошнит от вас, хитрожопые сосунки. Вы не больше, чем опарыши.
— А чем можешь похвастать ты? Шестичасовыми новостями? Что в этом великого? Политическая жвачка и общественная муть. Любой может читать новости. Я делаю новости.
— Ты делаешь новости? Как это? Да что ты можешь сделать?!
— Да что угодно. Сейчас, дай-ка подумать. Ну, например: Ведущий теленовостей пьет мочу вора-взломщика. Как тебе это?
— Я лучше умру.
— Нет, ты не умрешь. Эдди, дай-ка мне стакан. Он там, на ночном столике, принеси.
— Послушайте, — встряла блондинка, — пожалуйста, забирайте наши деньги, забирайте драгоценности, только уходите. Зачем вам все это нужно?
— Это все ваш крикливый, избалованный супруг, леди. Он действует мне на нервы.
Я принес Гарри стакан, он расстегнул ширинку и пустил в него струю. Стакан был высокий, но Гарри наполнил его до краев. Застегнувшись, он поднес свой напиток Максону.
— Сейчас вам придется отведать моей мочи, мистер Максон.
— Ни за что, подонок. Лучше умереть.
— Умирать вам незачем. Вы выпьете мою мочу, всю до капли!
— Никогда, мразь!
— Эдди, — кивнул мне Гарри, — видишь сигару на комоде?
— Да.
— Возьми и раскури. Там и зажигалка есть.
Я взял зажигалку и раскурил сигару. Она была превосходной. Я затянулся. Моя лучшая сигара. Никогда ничего подобного я не пробовал.
— Нравится сигара, Эдди? — спросил Гарри.
— Она шикарная, Гарри.
— Отлично. Значит, сейчас ты подойдешь к этой сучке и вывалишь наружу ее шикарные сиськи. Я снова предложу этому пидору мой напиток, и если он откажется вылакать его до последней капли, ты прижжешь своей шикарной сигарой соски ее шикарных сисек. Понятно?
Я все уяснил, подошел и высвободил из-под неглиже груди миссис Максон. У меня закружилась голова от их вида — ничего подобного мне не приходилось созерцать. Я сжал одну и наставил на сосок тлеющий конец сигары.
Гарри протянул Тому Максону стакан с мочой. Максон посмотрел поверх него на жену, взял и начал пить.
Блондинка дрожала всем телом. И держать грудь было так приятно.
Желтая жидкость проходила через горло телеведущего. Вылакав половину, он приостановился. Видно было, что его тошнит.
— До дна, — сказал Гарри. — Продолжай. Зачтется, если выпьешь все до последней капли.
Максон прильнул губами к стакану и осушил до конца. Посудина вывалилась у него из рук.
— И все равно я считаю вас парой дешевок, — давясь и задыхаясь, выговорил Максон.
Я продолжал удерживать чудесную титьку, но блондинка вырвала ее из моих рук.
— Том, — сказала она, — прекрати перечить этим людям. Ты провоцируешь их на большие мерзости!
— А как же игра в победителя? Разве ты не поэтому вышла за меня замуж? Не потому, что я всегда был победителем?
— Конечно, по этому самому, кретин, — ответил за блондинку Гарри. — Посмотри на свое жирное брюхо. Неужели ты думаешь, что соблазнил ее своим вонючим салом?
— У меня есть нечто большее, — заявил Максон. — Поэтому я — номер один на телевидении. А тебе вообще ничего не светит.
— Но если бы она не вышла замуж за первый номер, — ответил Гарри, — она выбрала бы номер два.
— Не слушай его, Том, — сказала блондинка.
— Все нормально, — обратился Максон к жене, — я знаю, что ты любишь меня.
— Спасибо, дорогой.
— Все хорошо, Нана.
— Нана, — повторил Гарри. — Мне нравится это имя — Нана. Классное имя, классная жопа. И все это только для богатеев, а нам остаются дешевые проститутки.
— Почему бы тебе не вступить в Коммунистическую партию? — опять выступил Максон.
— Эй, мужик, мне не улыбается ждать века, пока их идеи сработают или не сработают. Я хочу все сейчас.
— Послушай, Гарри, — не выдержал я, — мы что, так и будем стоять здесь и беседовать с ними? Это ничего нам не даст. Мне плевать на то, что они думают. Давай, берем барахло и сваливаем. Чем дольше мы тут будем стоять, тем скорее нас притянут за ноздри.
— Знаешь, что я тебе на это скажу, Эдди? — обратился ко мне Гарри. — Это первая удачная мысль, которую я слышу от тебя за последние пять, нет, пожалуй, шесть лет.
— А я вот что скажу, — встрял неугомонный Максон, — вы просто слабаки, паразитирующие на сильных. Если бы не было таких, как я, вам бы ни за что не выжить. Вы напоминаете мне тех типов, которые пасутся возле продажных, погрязших в крови и интригах политических и духовных лидеров. Это самый мерзкий тип трусости; самый легкий способ выжить при отсутствии всякого таланта и малейшего усердия. Он зиждется на ненависти и зависти, его корни — злоба, горечь и предельная тупость. Вы — представители низшей ступени человеческого племени; от вас воняет, смердит, и мне стыдно, что я принадлежу к этому же племени.
— Спасибо за речь, сынок, — отозвался Гарри. — Похоже, даже моча не способна вылечить твой словесный понос. Ты избалованный и холеный ублюдок. Знаешь, сколько людей гниют заживо на этой земле, не имея ни малейшего шанса? И все потому, что они родились нищими, потому, что не научились даже читать, потому, что никогда и ничего не имели, кроме своей нищеты. Ты знаешь, что это такое, когда никто не хочет с тобой ебаться? Ты, который женился на лучшей пизде, которую только можно отыскать, — твое рождение было проклятием?
— Забирайте барахло и уходите, — ответил Максон. — У таких ублюдков, как вы, всегда наготове оправдание своей никчемности.
— Подожди, не торопись, — сказал Гарри, — всему свое время. Сейчас мы покажем, на что способны. Похоже, ты не совсем все понял.
— Том, — вмешалась блондинка, — отдай им деньги и драгоценности… Пусть они уходят… Пожалуйста, не надо устраивать здесь 17–й канал.
— Никто не устраивает 17–й канал. Я просто поставил их на место.
— Эдди, — махнул мне Гарри, — пошарь в ванной, мне нужен скоч.
Я вышел в прихожую и нашел ванную комнату. Там в аптечке был широкий рулон клейкой ленты. Гарри действовал мне на нервы — никогда не знаешь, что у него на уме. Я взял ленту и вернулся в спальню. Гарри оборвал телефонный провод и сказал мне:
— Так, отключи 17–й канал.
Я все понял — хорошенько заклеил лентой рот телезвезде.
— Теперь руки, руки за спину, — приказал Гарри, а сам подошел к Нане и обнажил ее грудь.
Он долго смотрел на нее и потом плюнул в лицо. Женщина утерлась простыней.
— Так, — продолжал распоряжаться Гарри, — теперь с ней: заткни ей глотку, но руки оставь, я люблю легкое сопротивление.
Я переключился на нее.
В это время Гарри повернул Максона на его кровати так, чтобы тот мог видеть Нану. Затем он взял сигару и прикурил.
— Я полагаю, Максон прав, — заговорил Гарри. — Мы настоящее фуфло, черви навозные, слизняки и, возможно, трусы.
Он глубоко затянулся.
— Она твоя, Эдди.
— Гарри, я не могу.
— Можешь, просто не знаешь — как. Тебя никто и никогда не учил — недостаток образования. Я твой учитель, и я говорю тебе: она твоя. Все очень просто.
— Давай ты, Гарри.
— Нет, для тебя это важнее.
— Почему?
— Потому что ты — совершенный кретин.
Я подошел к кровати. Она была слишком прекрасна, а я слишком отвратителен. Я так опустился, что казалось, мое тело покрылось коростой грязи.
— Давай, — подначивал Гарри, — засади ей, мудила.
— Гарри, я боюсь. Это нехорошо. Она не для меня.
— Она твоя.
— Ну, зачем?
— А ты смотри на это все, как на войну. Мы победители. Мы перебили всех мачо, главарей и героев. Остались только их женщины и дети. Мы убиваем детей, а старух ссылаем на каторгу. Мы армия завоевателей. Нам нужны молодые здоровые бабы. И самые красивые из них наши… Твои. Вот она — беспомощна. Возьми ее.
Я сдернул с нее одеяло — и застыл. У меня было такое чувство, будто я умер и неожиданно оказался на небесах, а там передо мной объявилось это сверхъестественное создание. Я дотянулся и сорвал с нее неглиже.
— Еби ее, Эдди!
