— Как вы смотрите на то, что бы загнать бронепоезд в город, для надежности?
— Белые могут заподозрить, что их планы раскрыты и дать деру на юг к Деникину, — возразил Артузову красный командир Семенов.
— Согласен, если бронепоезд отогнать на юг, то после начала боя он может ударить белым в тыл. Вот тогда белая контра окажется в капкане. Держа все силы в кулаке, они нас не застанут врасплох и не разобьют поодиночке, — радостно подхватил военком Звонарев. — Спасибо вам товарищ солдат Григорий, вот не знаю, как вас по фамилии.
— Семенов, с рожденья моя фамилия.
— Так вы — Григорий Семенов? — обрадовался чекист, и снова посмотрел то на одного Григория, то на другого, в который раз отыскивая сходство. — Уже не родня ли вы?
— Да, нет на одном солнышке мы онучи не сушили, хотя…, — вдруг засмеялся красный командир Семенов и прошелся по своему обросшему щетиной лицу грубой ладонью. — Может и похожи, вот только давно в зеркала не смотрелся.
Затем еще молодой, лет 30–ти командир конного отряда в триста сабель Семенов вдруг посерьезнел и поочередно вглядываясь в глаза присутствующих, решил уточнить детали военной операции.
— Значиться так, я со своим конным отрядом займем позицию с юго–востока города вместе с красным полком и будем ждать удара белых… А что до бронепоезда?
— Это сейчас дадим команду, — быстро подошел к телефонному аппарату комиссар Артузов. — Эй, там на камбузе, барышня дайте мне станцию Стишь комиссара Ветрова или Пронькова.
Артузов пока ждал ответа по телефону, снова в который раз приглядывался к незнакомому однофамильцу Григорию Семенову. «Проверить бы его покрепче, хотя за добро злом не платят. Завтра разберемся, что за фрукт, этот Григорий».
— Ветров, это Артузов. Значиться так, все люки и иллюминаторы на бронепоезде задрай и ложись на рейд прямиком до станции Золотухино. Чей приказ? Мой приказ и военкома Звонарева! Ох, ты мичман недоверчивый… Даю трубку военкому.
— Да, Гаврила Петрович, все правильно вам сказал, товарищ комиссар. Немедленно до станции Золотухино, там сейчас силы 14–ой армии. Утром быть рядом с комендантом станции около телефона и ждать команды на отправку. Все держите под парами, быть наготове выступить к городу, что бы атаковать неприятеля с тылу.
— Вот ведь, контра забубенная, хотела провести нас и разбить по кускам, — неожиданно улыбнулся Артузов. — Однако, товарищи, весь ход операции держать в строжайшем секрете. Товарищ Семенов, берите своего тезку и однофамильца в оборот, парень видать ярый и скорый до дела.
Тут комиссар ВЧК вдруг остановился и весело взглянул в глаза Григорию Семенову, орловскому оперативнику и бывшему спецназовцу секретной группы ФСБ «Сталь».
— Говорят стреляешь ты шибко метко, покажешь?
— Приходилось стрелять по врагам страны, — с улыбкой ответил молодой капитан. Не заставляя себя просить, Григорий достал из под куртки два нагана и навскидку, молниеносно выстрелил по нескольким горящим свечам в конце холла. Две свечи перестали гореть, словно и не горели прежде…
— Молодец, Гриша, такие молодцы нужны нам. Вот разобьем белых — возьму тебя в Москву… Как пойдешь нам помогать в ВЧК?
— Не хвальна похвала до дела, — уклонился от ответа Григорий, но глаз не отвел от Артузова. — Поживем — увидим!
Оставив Губернский Дом, Григорий вместе со своим предком, а ныне командиром красной конницы Семеновым вышли к лошадям. Ночная непогодь разверзлась и яркий полумесяц в небе хорошо освещал окрестности города и прилегающие овраги. Десяток бодрых и лихих красноармейца на гнедых лошадях поджидали своего командира.
— Ну, что Григорий, поскачем в отряд, да в три часа ночи у нас сбор на вокзальной площади, а там выступим до Ростовской улицы, перекрыв белым вход в город с юго–восточного направления.
— Вас понял товарищ командир, но вот хотел спросить вас — как вы смотрите, если я с небольшим отрядом из вашего полка поскачем на станцию Стишь, да проверим если ваш приказ выполнен правильно и бронепоезд отправлен на станцию Золотухино…
— Ты, что комиссарам Ветрову и Пронькову не доверяешь? — вскочил в седло красный командир. — Имей в виду — это люди ВЧК!
— Понимаю, товарищ командир, возможно я повторюсь, если скажу, что у белых есть кто‑то свой в этом самом ВЧК. Как звали по имени этого Пронькова, не Витя ли?
— Эк ты, человек беспокойный, спасибо не слышит тебя Артузов, вот кто тебя бы взял с собой на допрос за подозрения к сотруднику ВЧК, — натянул удила Семенов, подняв коня на дыбы.
— Вы мне уже раз поверили, так, что не второй раз? — тоже сдавил коленями резвого рысака молодой оперативник. — Может так случиться, что один предатель перечеркнет все усилия и план операции…
— Ну, гляди, Григорий, а то как у нас говорят: Гляди в оба, да не разбей лоба! — командир Семенов успокоил своего коня и отдал приказ своим бойцам: — Ты, Брылин вместе с моей охраной и этим бойцом, кто метко стреляет, скачешь на станцию Стишь и проверяешь отход бронепоезда на юг. Опосля, все едете обратно и соединяетесь с головным отрядом, а если так станется вступаете в бой с беляками. Белую контру и офицерье — рубить беспощадно!
2
Еще ночь не успела растаять над орловским полесьем и ночное небо было усыпано бледно–желтого цвета звездами и яркий месяц заливал окрестности таинственным светом, на голой и неуютной равнине Чертовой пустоши собрались офицеры белого движения, казаки, ненавидящие новую советскую власть, солдаты, потерявшие родню и дом, и примкнувшие к белой армии. Кони переступали с ноги на ногу и кусали удила, предчувствуя сегодняшний кровопролитный бой и гибель людей.
На пустоши горело несколько ярких костров, давая возможность разнузданному и неровному белому войску увидеть командиров и запомнить тех, с кем им придется бок об бок схлестнуться с непонятой до сих пор и лютой на расправу красной силой, с мужиками и крестьянами, оседлавшими коней и едва научившихся простейшим военным наукам и приемам… Но это еще больше их пугало и волновало, ведь это был хоть и лютый и жестокий, но их — русский народ, их враги были такие же как и они отчаянные и неустрашимые.
Перед собранными белогвардейскими силами, одетыми в разноцветные мундиры и шинели, но имеющие белые нарукавные повязки, выехал на вороном рысаке с седыми волосами под высокой папахой полковник Рохлин. Оглядев всех, он громким и хриплым голосом обратился к войску с напутственным словом:
— Господа офицеры, дорогие казаки и солдаты, и все кому еще дорога Россия! Сегодня нам предстоит вступить в кровавый и справедливый бой с комиссарами, чекистами и большевицкими прихвостнями. Мы разобьем их, ибо с нами Бог, с нами все те, кто уже погиб от рук красных!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
