приехало целых два. Пионэры под руководством вожатых располовинили букеты цветов и раздали их Антикайнену и Тайми.
Хорошо, что мероприятие не затянулось надолго, и все разошлись по своим делам.
Тойво, оборачиваясь, заметил врача, с саквояжем в руке медленно идущего по перрону. Он настиг его и проговорил:
— Извините, спасибо большое за вашу помощь. Даже не знаю, как вас зовут.
— Доктор Борменталь, — поднял он над головой старомодную шляпу-котелок.
— Мы с вами недоговорили, к сожалению, но мне понятны ваши мысли, — сказал Антикайнен. — Я их разделяю.
— Что же, это неплохо, когда есть единомышленники, — ответил Борменталь. — Желаю вам удачи. Сейчас трудное время. Люди изначально делились на «созидателей» и «разрушителей». Похоже, настало время «разрушителей». Надеюсь, вам удастся все это пережить.
Он ушел, а Тойво остался, а потом вступил в новый для него мир. Этот мир еще только начал движение в сторону разрушения, грозя достигнуть свою «крейсерскую скорость» через семьдесят девять, черт побери, лет. Топливо для движения — целая кладезь, вероятно, неисчерпаемая: лицемерие.
18. Здравствуй, новая Россия!
После торжественной части последовал банкет. На банкете столы ломились от салатов. В салаты привычно уткнулись лицами официальные лица, едва только закончились протокольные выступления с речами и здравницами.
Антикайнен смены блюд не дождался — человек в штатском с равнодушным и тяжелым взглядом пригласил его в отдельную комнату, где также сидел человек в штатском.
— То, что ты осуществил побег из чухонской тюрьмы, еще ничего не значит, — сказал он, прикуривая папиросу «Казбек». — Папироску?
Человек достал из ящика стола пачку «Беломора» и предложил Тойво.
— Не курю, — отказался тот.
— Пока не куришь, — усмехнулся собеседник. — Так вот я хочу тебе сказать, что из нашей тюрьмы так легко не убежать.
— Вам виднее, — не стал возражать Антикайнен.
— Хм, — усмехнулся человек. — Я, конечно, не Трилиссер, но и не Бокий, если тебе что-то говорят эти фамилии.
— Говорят, — согласился Тойво.
Ожесточенно пережевывая папиросу, перекатывая ее из одного угла рта в другой, собеседник молчал почти минуту, потом сказал:
— Меня зовут Иван Иванович. И тебе теперь предстоит работать со мной. На благо нашей Родины, конечно.
Антикайнен пожал плечами: ну, поработаем. Какая-то театральщина — недомолвки, зловещее выражение лица, невысказанная угроза. К чему все это? Хотели бы посадить — взяли бы еще с поезда. Вероятно, пока не знают, что с ним делать. Вот ведь подлец Тайми — наделал делов! Добавил забот всем — и нашим, и ненашим. Пожалуй, нашим больше.
— Где работать-то? — спросил Тойво.
— А где Партия прикажет, — выплюнул измочаленную папиросу Иван Иванович. — На любом фронте. Так-то.
— А сейчас что делать?
— Сейчас тебя отвезут в государственной общежитие пролетариата возле «Красного Текстильщика» на Красной Пресне.
— На красном автомобиле?
— Смешно, — кивнул головой человек, но не улыбнулся. Вероятно у него по жизни всегда было плохое настроение. — Будешь там сидеть, пока за тобой не придут. Питаться в столовой, спать на кровати, гулять во дворике. А все равно — сидеть.
Теперь он позволил себе улыбнуться, обнажив разом все ровные и неестественно белые зубы. В таком виде Иван Иванович походил на кинозвезду. Хотя, в других видах он тоже был фактурный, словно бы отрицательный герой с фильмы.
— Мы за тобой будем приглядывать, — мгновенно перестав улыбаться, добавил он. — Так что не советую никакой самодеятельности.
— Да уж какая самодеятельность среди гопников? — вздохнул Тойво.
Его отвезли в помещение, которое сначала показалось Антикайнену чем-то вроде большой трансформаторной будки. В коридоре хулиганского вида мужики ходили взад-вперед, хабалистого вида женщины клекотали смехом или виртуозно ругали кого-то или что-то. Были и дети — Тойво доводилось видеть детей и поспокойней — эти же были какие-то взвинченные, всегда готовые громко расплакаться или столь же громко рассмеяться.
Он уже начал бояться, что ему отведут койка-место по соседству с кем-нибудь из этого коридора, но опасения оказались напрасными. За выгородкой оказался другой коридор, в котором располагались попарно четыре двери.
Человек в штатском, что выцепил Тойво из-за стола банкета, открыл ключом одну из них и жестом предложил войти.
Была кровать, была тумбочка, было зеркало. Больше ничего не было.
— Хм, — сказал Антикайнен. — А где душ и туалет?
— Внизу в подвале.
— Хм, а где столовая?
— Внизу в подвале.
— Дворик тоже внизу в подвале?
— Ага, — серьезно ответил человек.
— А как мне отсюда выйти?
— Да никак, — пожал дюжими плечами провожатый. — За вами зайдут. Выход здесь один.
Он кивнул головой в сторону оживленного коридора, оставшегося за закрытой дверью.
Тойво оставалось только вздохнуть. Ладно, главное, что он один. Снова один, как в одиночке. Он бросил взгляд на кровать, и та, вдруг, стала притягивать его белоснежными накрахмаленными простынями, высокой взбитой подушкой и мягким одеялом. Антикайнен сопротивлялся, сколько мог — секунды две. Потом уговорил себя разоблачиться, признательно отметив при этом душ в замечательном вагоне поезда — ложиться грязным на такую чистоту было бы преступлением.
Ну, а затем кто-то бесцеремонно начал теребить его за плечо. Тойво открыл глаза и сказал осипшим со сна голосом:
— Привет, Вилли, давно не виделись.
Действительно, возле кровати стоял его друг Отто Куусинен, для посвященных — Вилли Брандт.
— Здорово, здорово, чертяка! — радостно улыбаясь, ответил тот. — Ух, и горазд ты спать!
— Сколько?
— Да на вторые сутки пошел!
— То-то я чувствую какое-то противоречие внутри: еще немного — и лопну, но в то же время — есть хочется, — Тойво заулыбался в ответ. — Если не возражаешь, я на пару минут в подвал отлучусь — там, говорят, есть все, что нужно человеку.
Куусинен не возражал, только показал содержимое своего объемистого портфеля: какие-то копчености, какие-то солености, какие-то бутылки и хлеб.
Антикайнен не стал испытывать терпение друга и ограничился обнаруженным в выгородке закрытым со всех сторон туалетом без опознавательных букв на двери, а также за его стенкой таким же замкнутым помещением душевой. Столовую и дворик, понятное дело, искать не стал.
Они крепко пожали друг другу руки, когда Тойво поднялся к себе в номер. Куусинен приложил палец к губам, Антикайнен согласно кивнул.
— Рад видеть тебя! — сказал Отто.
— А уж как я рад! — согласился Тойво.
Сервированный гостем стол оказался на порядок обильнее давешнего банкета. Но главное, конечно, было не в еде. Главное было в общении.
— Как погода в Карелии?
— Приемлема. Что со здоровьем?
— Спасибо, не жалуюсь.
